Марина Владимировна была женщиной упорной и целеустремленной: если уж что задумала, то отговорить ее не смог бы и сам господь бог. И в общем-то это качество могло бы сильно помогать ей в жизни, если бы она пускала энергию в нужное русло, а не расходовала попусту.
Но именно так Марина Владимировна ее и расходовала.
Сперва она с завидным упорством пыталась расстроить брак своего единственного сына, Сергея. Ну не нравилась ей невестка и все тут, не такая она была, как нужно. Как нужно ― Марина Владимировна представляла весьма смутно… что, впрочем, ее ничуть не беспокоило. Зачем думать о деталях, если все в общем и целом не так? И познакомился Сегрей с ней не так ― где-то в кофейне, и ухаживания она принимала не так, и согласие стать его женой дала не так. А сейчас женой была не такой. Марина Владимировна подозревала, что она редко готовит ― все покупает в магазине кулинарии, квартиру убирает только по выходным, посуду ленится помыть руками, поставила себе посудомоечную машину. Еще и не гладит никогда, утюг уже пылью покрылся.
― Я покупаю одежду из таких тканей, которые не требуют глажки, ― смеялась Аня. ― Мне кажется, глажка ― лишняя трата времени.
Марина Владимировна негодовала.
― Да? А постельное белье? Почему вы на мятом спите?
― А это уже наше дело, ― посерьезнела Аня.
Насупилась. Глянула исподлобья, как на врага народа ― Марину Владимировну аж передернуло. Вот умеет же волком смотреть!
― Ты вот эти свои гляделки на меня не применяй, ― обозлилась она. ― Я тебе не подружка.
― И слава богу.
О том, что живут Аня с Сергеем отдельно, не на ее жилплощади, Марина Владимировна забывала. Или специально делала вид, что не помнит, и вовсю пыталась строить невестку и указывать, как правильно вести хозяйство. Правда, без толку: Аня ее нравоучения даже не слушала.
Впрочем, Марине Владимировне это ничуть не мешало проверять труднодоступные места на наличие пыли, упрекать за «несвежие» занавески, громко высказывать недовольство ремонтом и с видом ревизора тыкать пальцем в немытую чашку из-под чая на столе.
― Я всегда знала, что ты, Анна, плохая хозяйка, ― надменно говорила она. ― Еще, поди, и Сережу черте-чем кормишь, покупным кормом каким-то. Который неизвестно из чего делали. Ходит он у тебя неухоженный, как холостяк. Ох, смотри! Уведут! И глазом моргнуть не успеешь!
― А он что, телок какой-то? ― искренне недоумевала Аня. ― Его можно взять за веревочку и увести куда надо? Сам ничего не решает?
― Мужчины в этом ничего не понимают. Его поманят ― он и пойдет.
Аня презрительно фыркнула.
― Ну, коль пойдет, то и пусть идет. Да подальше! А мне нужен муж, способный думать своей головой.
― Маленькая ты еще, ― вынесла вердикт Марина Владимировна. ― Не понимаешь ничего. Но потом попомнишь мои слова да поплачешь. Только поздно будет.
И, довольная, потирала руки в предвкушении, уверенная, что непременно по такому сценарию все и произойдет. Но время шло, Сергея из семьи никто уводить не спешил, да и сам он Аню, кажется, любил ― во всяком случае, совместных детей с ней планировал. На других женщин даже краем глаза не смотрел, от жены взгляд отвести не мог ― как привороженный, как присушенный.
― Ну ничего, ничего, ― бормотала себе под нос Марина Владимировна. ― Еще не вечер. Подождем.
Она ничуть не сомневалась в своих предсказательных способностях, считала себя умной и опытной, хлебнувшей жизнь: ведь когда-то от нее самой ушел муж, Сережин отец. Вышел за спичками и пропал, объявился только в суде, когда разводились. Посмотрел на нее вскользь, будто не заметил даже, подписал все бумаги и был таков.
Марина Владимировна потом месяц себе места не находила. Жалела, что сын уже вырос ― а то непременно стрясла бы алименты. Желала бывшему мужу самых страшных мук и самых тяжелых испытаний, даже заговор на его фотографию наговаривала и куклу вуду смастерила, которую зло истыкала иголками с ног до головы.
Муж продолжал жить как ни в чем не бывало, причем, по слухам, даже новую жену себе нашел. Ирод.
***
Увлечение Марины Владимировны черной магией не прошло незамеченным, впрочем, она и не скрывала особо, даже говорила об этом вслух. Сергей с Аней только посмеивались и не воспринимали всерьез, а Марина Владимировна каждую неприятность в их жизни списывала на свои колдовские действия. Не дали или урезали премию? Это она намагичила. Попал под дождь? Конечно, она же вызывала дождь специально на то самое время. Сломался ноутбук? Это она его заговорила.
― Мам, ну что ты несешь, ― устало сказал как-то Сергей. ― Взрослая вроде, а такой ерундой маешься.
― Ничего не ерундой, ― обиделась Марина Владимировна. ― Я тебе докажу. Я вам такую сладкую жизнь устрою, что взвоете!
Аня захихикала, повернулась к мужу.
― Сереж, скажи спасибо, что она колдует, а не реально гадости делает. Второй вариант был бы куда хуже.
Сергей кивнул.
На следующий день Марина Владимировна принесла к ним домой банку с пеплом и принялась посыпать им пол везде, где прошла Аня. Бормотала заклинания, чувствуя себя великой ведьмой ― правда, не помнила и половину текста, поэтому приходилось импровизировать. Но разве в таком деле слова важны? Нет, конечно! Важны действия!
― Что это вы делаете? ― удивилась Аня. ― Что это такое? ― она нагнулась, пригляделась, подняла на свекровь округлившиеся глаза: ― Это что, пепел?
― Да, ― довольно, точно кошка, пожмурилась та. ― На кладбище жгла и собирала.
Аня тяжело вздохнула, ушла в спальню и вернулась с пылесосом. Вручила его Марине Владимировне.
― Уберите, пожалуйста, за собой, а потом уходите. И не приходите больше никогда. Я вас видеть не хочу.
Марина Владимировна отшатнулась. По лицу ее поползли красные пятна, глаза засверкали.
― Не буду я у тебя тут убираться! Ишь, что придумала, умная самая!
Аня хмыкнула, пожала плечами и, прошагав ко входной двери, широко распахнула ее.
― Уходите, или я вызову дурку!
Сергей рассказу жены долго не хотел верить: пучил глаза, снова и снова переспрашивал, правда ли это, недоверчиво качал головой.
― Никогда бы не подумал, что она настолько сбрендит… Нормальная же всегда была, адекватная.
― Может, это старческое слабоумие? ― предположила Аня.
Сергей пожал плечами, промолчал. Тема была неприятной, продолжать разговор не хотелось. Он чувствовал стыд и вину, опять и опять прокручивал в голове рассказ жены и никак не мог в него поверить. Может, и правда пора прибегать к помощи специалиста? Это же явно ненормально! И вот откуда у нее такое, откуда взялось?
***
Марина Владимировна позвонила через несколько дней.
― Я тут женщину одну нашла, которая мне квартиру оставит в обмен на уход. Так что я к ней переселяюсь. А вы как хотите ― так и живите.
Сергей облегченно выдохнул. Ну хоть дурь свою с колдовством забросит, может быть. Ухаживать за старушкой лучше, чем мнить себя волшебницей, а если ей и правда квадратные метры достанутся, так и вообще шикарно.
Правда, на тот свет старушка не торопилась, а еще оказалась очень требовательной и дотошной. Она не отпускала Марину Владимировну даже на день, а если та и уходила куда-то ― активно обрывала ей телефон и жалобно просила «сейчас же вернуться». Из-за возни с ней даже на выписку Ани из роддома Марина Владимировна приехала только на пятнадцать минут. Быстренько глянула на внучку, вручила невестке три подвявших тюльпана, поздравила сына ― и побежала к трамвайной остановке.
― Мам, тебе хоть интересно, как мы ее назвали? ― крикнул ей вслед Сергей.
Марина Владимировна притормозила, оглянулась.
― Как?
― Марго.
― Красивое имя. Буду приезжать по возможности.
Но она не приезжала. Рита росла, закончила детский сад и пошла в первый класс ― а бабушка Марина все возилась со своей старушкой, не отходя от нее ни на шаг. Сергей уже и намекал, и прямо говорил, что внучка совсем ее не видит, знает только по фотографиям ― но Марина Владимировна лишь отмахивалась: «Вот получу квартиру, еще спасибо мне скажете!»
Казалось, что все ее мысли сошлись на этой злополучной квартире. Сергей на все лады костерил про себя и мать, и старушку, пробовал даже ругаться, но ничего не работало. Марина Владимировна снова уперлась в свою цель, не замечая ничего вокруг, только раньше это была цель «выжить Аню», а теперь вот квадратные метры.
― Избавились от колдовства, получили вот это, ― ворчал Сергей. ― Неужели какое-то жилье может быть дороже семьи?
Аня молчала. Она уже давно смирилась с причудами свекрови, да и, честно говоря, была рада ее отсутствию в своей жизни. У Марго ведь была бабушка с маминой стороны! Так что, может, все складывается к лучшему. Но обиду Сергея понимала и очень ему сочувствовала, вот только помочь ничем не могла.
Закончилась эта эпопея предсказуемо: после смерти старушки завещания не обнаружилось, зато обнаружилась некая дальняя родственница из деревни, которой наследство и отписали. Марина Владимировна пыталась судиться, доказывала, что имеет право хотя бы на половину имущества, оспаривала решения не в свою пользу ― но все это было борьбой с ветряными мельницами.
― Я ей десять лет еду готовила, в магазины бегала, купала, ногти стригла! ― визжала она. ― А ты!.. Ты… ничего не делала! Сидела у себя в деревне! Даже носу не казала!
― Иди в пень, ― невозмутимо послла ее старушкина родственница. ― Тебя никто не заставлял за ней ухаживать, сама подвязалась. Спасибо тебе сердечное, а теперь очисти, пожалуйста, от себя квартиру. И манатки свои вывози, не то в окно выкину.
Делать нечего, пришлось собирать вещи и уходить. Марина Владимировна ругалась на все лады, обещала навести порчу на смерть и еще кучу всяких страшных проклятий, но родственница суровой советской закалки. Ничего ее не брало, не боялась она никаких наговоров и черных ритуалов.
И Марине Владимировне ничего не оставалось, кроме как вернутьсяя в свою квартиру, которую она все десять лет, живя у старушки, сдавала. Отперев дверь и переступив через порог, она наткнулась на треснувший по краю красный пластмассовый таз. Он сиротливо валялся у стены, забытый или брошенный съехавшими квартирантами. Марина Владимировна замерла, глядя на него во все глаза.
Разбитое корыто!..
Нервно засмеялась, закрыла лицо руками и без сил опустилась на низенький пуфик в прихожей.
