В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда понимаешь: ты свернул куда-то не туда.
Для Ирины таким моментом стал разговор с дочерью, в ходе которого она не попросила даже, а потребовала выкупить ее долю в квартире или же продать и разделить деньги.
— Анечка, что значит – отдать тебе твою долю? Что значит – квартиру продать?
Ты же понимаешь, что если нашу двушку продать и выплатить тебе треть – их ни нам с Пашей, ни тебе ни на что не хватит.
— А мне-то какое дело? – двадцатипятилетняя Аня демонстративно поморщилась, словно ей надоели уже эти родительские увещевания.
Хотя на деле Ира никогда не лезла в жизнь своей дочери. И, возможно, делала это зря.
Ведь за последнее время у той поменялся круг общения, а разговоры стали какими-то… Совсем не похожими на те, что были раньше.
Раньше не было обвинений в том, что родители не смогли обеспечить ей нормальное детство. Потому что детство Анечки было, в общем-то, нормальным.
Да, некоторые растут в особняках и катаются на роллс-ройсах с личным водителем, вот только таких людей можно по пальцам пересчитать.
Большинство же ведет более приземленное существование, когда своя комната в квартире и пара тысяч карманных на месяц – уже большой праздник.
Ира и Павел старались, чтобы дочь ни в чем не нуждалась.
Не бежали на третью работу, чтобы купить Ане айфон, но всегда находили средства на ежегодный отдых в неплохом санатории Краснодарского края, и на походы к врачам по мере необходимости, и на всевозможные увлечения вроде танцевального кружка.
И Анечку ведь все устраивало до тех пор, пока она не поступила в институт и не познакомилась там со своей нынешней компанией.
Вот тогда и начались разговоры об ущемлении, токсичности и даже эксплуатации.
Удивилась Ира, узнав, что эксплуатация детей, оказывается, это не отправка их на завод в шестилетнем возрасте, как было при царской России и о чем было известно ей из книг, а требование помыть за собой посуду, вовремя сделать уроки, пропылесосить комнату и сложить в шкафу вещи.
А уж то, что в свои двенадцать-пятнадцать Аня должна была сама сделать себе завтрак, потому что родители уходили на работу раньше, чем она просыпалась, и сами, как правило, не завтракали – это вообще, наверное, изуверство и дикость.
И вот сейчас она потребовала свою долю. И с юридической стороны да, действительно, имела право. Вот только…
У Ириной знакомой была похожая ситуация, но там речь шла о требовании купить долю в квартире, пользоваться которой одному из собственников не давали.
Просто не пускали парня домой – и все на том. И там все логично, уж если так хотите всю квартиру себе – выкупайте долю другого собственника…
А в их-то случае что не так? Аню никто из дома и, тем более, из ее комнаты, не гнал. Жила она до сих пор с родителями.
И вот сейчас заявила такое…
И ей-то какое дело, надо же… Спорить с дочерью Ирина не стала. Просто потому, что знала: юридически та имеет право потребовать подобного.
Ведь квартиру они получили от муниципалитета когда Анечка только родилась и приватизировали ее на всю семью, включая дочь.
Так что да, доля у нее здесь была…
Но как же все-таки обидно было слышать вот это вот требование сейчас. Они ведь откладывали деньги, чтобы купить Ане квартиру. Не сейчас, конечно, лет через пять.
Может, получилось бы и раньше, если бы в ипотеку, но связываться с банками Павел с Ирой не хотели.
Разве что можно было деньги дать Ане на первый взнос, но она никогда не говорила о своем желании купить жилплощадь.
И вот сейчас… Доля, видите ли, ее.
— И в чем проблема? – Паша, которому Ира рассказала о состоявшемся разговоре вечером, пожал плечами. – Хочет долю – выплатим и пусть катится.
— Легко тебе говорить, — вздохнула Ира. – Ты никогда к ней не был привязан, вот и считаешь, что все так просто и понятно.
— Ир, а куда уж проще? Смотри, с тех самых пор, как она в институт поступила, претензии в наш адрес не иссякают.
И воспитывали мы, как оказалось, плохо, и эксплуатировали и что только с бедной девочкой не делали.
Раз ей с нами так плохо и мы не люди, а исчадия ада, то пускай катится на все четыре стороны.
Деньги отдадим, у нотариуса сделку оформим – и пусть дорогу в наш дом забудет.
Имей в виду, будешь с ней после этого контакты поддерживать – я подам на развод, — сразу обозначил муж.
И пусть и подсказывала Ирине логическая часть ее личности, что Павел все решил правильно, но сердце было не на месте. Все-таки дочь.
Перед сделкой, однако, Павел потребовал у Анны, чтобы она прописалась в другом месте и точно не имела больше никакого отношениях к их с Ирой квартире.
Аня нашла способ выполнить это требование, правда, неясно, где именно она оформила свою регистрацию.
Но раз дело пошло на лад – отчего бы и не пойти на сделку, которая должна была решить все их возникшие разногласия? Павел и Ира пошли.
И после этого дочь пропала с их радаров на целых три года. От общих знакомых супруги знали, что дочь вышла замуж (на свадьбу их, впрочем, не позвав), а потом – что у нее появился сын (с которым их тоже не познакомили).
Но навязываться с общением и тем более – пытаться мириться они не планировали.
В конце концов, это не они обвинили другого человека во всех грехах и совершили по отношению к нему поступок не очень красивый с точки зрения морали и этики.
Аня появилась в их квартире сама. Просто позвонила в дверь, стоя на лестничной клетке с ребенком на руках.
И со здоровым чемоданом у ног, который непонятно как умудрилась затащить без лифта на четвертый этаж.
— Мам, привет, я с мужем поругалась. Поживу у вас пару недель.
— Это где же ты тут «мам» увидела? – тут же вступил в диалог подошедший к двери за спиной Ирины Павел. – Здесь ты жить не будешь, твоей доли здесь больше нет, как помнишь, а мы тебе после совершеннолетия ничем не обязана.
— А ты все такой же любящий и человечный, папочка. Возьмешь и выгонишь меня на улицу на ночь глядя с ребенком на руках? – парировала Анна.
Павел хмыкнул.
— А меня будет человечности учить девица, которая у родителей деньги вымогала?
— Я не вымогала, я взяла то, что мне было положено.
— Взяла, а теперь тебе здесь ничего не положено. Аня, в жизни нельзя так, чтобы сегодня требовать чего-то, опираясь на закон и наплевав при этом на некие общечеловеческие ценности, а на следующий день уже эти самые ценности ставить выше закона.
По закону – пошла вон.
— Паш, подожди, может, серьезное что случилось.
— Пусть за решением своего «серьезного» идет не к токсичным абьюзерам или кто мы там, а к тем, кто все это время ей оказывал поддержку, помогал прорабатывать психологические травмы и что там еще она в соцсетях про свою гоп-компанию писала.
Аня разрыдалась. Заплакал и ребенок у нее на руках. Сердце Ирины дрогнуло. Да и Павел тоже не был железным – запустили и начали выяснять, что случилось.
И узнали, что любящего и любимого мужа Анна поймала на измене, прощать не планировала, а на время судебных разборок и раздела имущества решила вернуться к родителям.
— Пап, мам, простите, я только сейчас поняла, что именно тогда сделала, — плакала Аня, сидя на кухне.
Павел морщился, но ничего не говорил. Ирина понимала – не верил. Но разрешил Анне пожить пару месяцев, пока не решит свои проблемы, у них в доме.
Видимо, дочь действительно старалась исправиться. Все время помогала матери по хозяйству, игнорируя едкие подколки отца в духе «надеюсь, к нам сейчас не приедут из полиции с требованиями прекратить эксплуатацию рабов».
Заботилась о сыне и познакомила его с дедушкой и бабушкой (здесь даже Павел не язвил, даже наоборот, рад был общаться с ребенком).
Лед между матерью и дочерью треснул, а вот Павел Анну, судя по всему, так и не простит никогда.
По истечении трех месяцев Анна съехала. Полученных после развода денег от продажи общей квартиры ей хватило, чтобы оплатить первый взнос на однушку в доме поблизости. А еще…
— Мам, пап… — на ужине, который должен был стать последним в их истории, она достала из сумки пачку денег и протянула ее родителям. – Знаю, я тогда поступила, как последняя…
В общем, понимаю, что такое не прощается и что вы меня, наверное, не простите, но… Вот, если это хоть что-то исправит.
— Деньги ничего не исправляют, можешь их забрать, — отчеканил Павел. – Ира тебя, судя по всему, уже готова простить и снова любить, а я…
Извини, Анна, для меня такие вещи слишком… недопустимы.
Внука я люблю, Ире мешать общаться с тобой теперь не буду, но на большее не рассчитывай.
— Понимаю, — вздохнула Анна.
Расположение отца после этой истории девушка так и не восстановила.
Ирина несколько раз пыталась помирить мужа с дочерью, но каждый раз слышала требования не лезть не в свое дело.
Одно ее радовало – неприязнь к дочери никак не распространялась на внука. Сашку Павел любил. И Ира видела, что дочь делает все возможное для того, чтобы ее сын не повторил ту же ошибку, что и она в свое время.
Ирине этого было достаточно для того, чтобы окончательно забыть ту историю. А Павел…
Что же, каждый в этой жизни сам выбирает, как реагировать на всевозможные перипетии и неприятности. Если ему так лучше – что же, пусть так.
