— Не отпущу моего сына! — заявила свекровь. — Мне все равно, что ты получила квартиру и хочешь туда съехать с моим сыном. Я одна не останусь.
***
Стою я, значит, у окна и смотрю, как Тамара Алексеевна во дворе какую-то несчастную соседку распинает за то, что та мусор не в тот контейнер выкинула. Господи, ну когда же этот цирк закончится? Когда я перестану ощущать себя… Ну, не знаю… лишней, что ли, в этом доме?
— Мила! — рявкнула свекровь, влетая в квартиру, как ураган. — А почему это сковородка грязная стоит? Я же говорила, чтоб ты после ужина ее помыла…
— Так это… — я медленно повернулась к ней. — Это Илья утром яичницу делал. Может, у него спросите?
— У Ильи? — она руки в боки, вся такая праведная. — А кто тут хозяйка, я или ты? Кто за порядок должен отвечать?
Вот тут меня и прорвало, честное слово. Потому что я за три года так и не поняла, кто я тут такая? Хозяйка или прислуга?
— Знаете что, Тамара Алексеевна, — начала я, чувствуя, как внутри все кипит, — давайте я лучше…
Ты мы и поссорились бы, да почтальон в дверь позвонил, принес заказное письмо.
Распечатываю, а там от нотариуса Семенова уведомление. По поводу наследства тети Раисы Николаевны. Я прямо остолбенела. Тетя Рая? Мамина сестра, которая в двушке в центре одна жила?
— Что там? — Тамара Алексеевна носом в письмо тычется.
— Тетя Рая… — я чуть не шепотом. — Она скончалась и мне квартиру оставила.
Вот тут такая пауза наступила, что слышно было, как сосед сверху телевизор включил. Илья из комнаты выглянул, глаза круглые. А Тамара Алексеевна… у нее во взгляде что-то такое мелькнуло, от чего мне не по себе стало.
— Ну, надо же… — протянула она медленно. — Квартирку получила… А когда к нотариусу пойдешь?
— Завтра с утра, — сказала я. — Тетя мне квартиру оставила и накопления…
И тут я поняла, вот он, мой шанс! Наконец-то, появилась возможность зажить нормально, по-человечески.
— Завтра схожу, все оформлю, — добавила я уже тверже.
Тамара Алексеевна кивнула, но глаза у нее стали… хитрые, что ли. Расчетливые.
— Конечно, конечно, — присела она на край дивана. — Дело хорошее. Только вот… ты хорошенько подумай, что с этой квартирой делать будешь.
Я промолчала. А думала про одно, я так близко к свободе, что уже чувствую ее вкус.
***
На следующий день я вернулась от нотариуса с документами и ощущением, что вот-вот взлечу от счастья. Двушка в центре! Правда, ремонт нужен, но тетя Рая оставила еще и денег, как раз на обустройство хватит.
Тамара Алексеевна сидела на кухне, попивала чаек. Увидев меня, сразу оживилась:
— Ну что, все оформила? Давай документы покажи.
Мне такая хищность не понравилась, но все же я протянула ей бумаги, а она их изучает, время от времени такие многозначительные звуки издает, мол, хм, да, понятно.
— Хорошая квартира, — наконец выдала. — В центре, метро рядом… Дорого стоит, небось.
— Наверное, — соглашаюсь, не понимая пока, куда она клонит.
— Слушай, Милочка, — голос у нее стал вкрадчивый, медовый прямо, — а ты не думала… Ну, это… продать ее?
— Что? — я даже опешила. — Зачем?
— Ну, подумай сама, — она наклонилась ко мне, глаза горят. — Деньги получишь хорошие. А мы тут… Ну, тесновато, конечно. Зато могли бы дом построить. Большой такой, просторный. Каждому своя комната, а жить будем все втроем…
Смотрю я на нее и не верю ушам. Она что, серьезно?
— Тамара Алексеевна, но это же… Это же наш шанс наконец отдельно жить…
— Отдельно? — брови в домик. — А зачем отдельно-то? Мы же семья! Вместе и удобнее, и экономнее. А так… ты подумай только, сколько на коммуналку тратить придется, на ремонт этот…
В этот момент Илья появляется. Я к нему.
— Илюш! — радостно так. — У нас теперь своя квартира! Можем переезжать, жить наконец отдельно, как мечтали всегда…
Но Илья почему-то не радуется. Лицо у него растерянное, неуверенное, мама тут же про дом завела опять.
— Да, это хорошо, конечно… — мямлит он. — Только вот…
— Что? — у меня внутри что-то холодное екнуло.
— Ну, мама, может, права… — он на мать покосился. — Зачем нам лишние траты? Может, и правда лучше продать, а на эти деньги…
— Милочка, — влезла Тамара Алексеевна, — ты чего кричишь-то? Мы же по-хорошему разговариваем. Никто тебе ничего не запрещает. Просто предлагаем подумать разумно…
— Я уже подумала! — рявкнула я. — И решила, переезжаем в мою новую квартиру. Точка!
И вот такое молчание наступило… Илья стоит посередине кухни, с меня на мать переглядывается. А Тамара Алексеевна медленно поднимается из-за стола.
— Хорошо, — говорит она холодно. — Раз ты так решила… Только помни, семья важнее всяких квартир. А если съедете, я вас прокляну, и счастья вам не будет.
И выходит, дверью хлопнув для пущего эффекта. Смотрю я на мужа. Илья стоит, голову опустил, молчит.
— Илюш, — тихо говорю, — мы же с тобой столько раз мечтали жить отдельно… Помнишь, планировали, где диван поставим, где детскую обустроим когда-нибудь…
— Помню, — вздыхает он. — Просто мама одна останется, ей тяжело будет…
— А мне легко? — взорвалась я. — Мне легко каждый день выслушивать, что я не так хожу, не так дышу, не так солю суп?
Но Илья только руками разводит.
— Не обостряй, Мила. Мама же хочет как лучше…
И тут до меня дошло, он никогда не встанет на мою сторону, не скажет матери «стоп». Потому что мамочка для него святое, а жена — так, приложение к комфортной жизни.
Ну что же. Тогда сама за себя постою.
***
Следующие две недели в доме творился полный кошмар. Тамара Алексеевна объявила мне бойкот, не разговаривала со мной, демонстративно игнорировала, а когда Илья приходил, начинала такие печальные спектакли разыгрывать, прямо Станиславский бы позавидовал.
— Илюша, — вздыхала она как-то за ужином, — а помнишь, как мы с папой мечтали… Ну, что ты женишься, мы все вместе будем жить? Большой семьей, дружно, по-родственному…
Илья неловко откашливается.
— Мам, ну зачем ты…
— Да ничего, ничего… — машет рукой театрально. — Просто вспомнила. А теперь, видать, придется одной век доживать… Хорошо хоть, что соседи есть, поговорить есть с кем…
Я сжимаю кулаки под столом. Вот артистка! Прямо «Оскар» заслуживает.
— Тамара Алексеевна, — не выдерживаю я, — да вы что? Вам всего шестьдесят! Вы работаете, у вас подруги, знакомые…
— Знакомые — не семья, — отрезает она. — А семья должна держаться вместе. Но, видно, не все это понимают…
Илья сидит, в тарелку уткнулся, молчит. Как всегда, лишь бы не ввязываться в конфликт.
— Илюш, — обращаюсь к мужу, — ну скажи же что-нибудь! Это наша жизнь обсуждается!
— Я… — поднимает на меня несчастные глаза. — Я не знаю, Мил. С одной стороны, ты права, конечно… С другой стороны, маму жалко…
— Да никто ее не бросает! — взвилась я. — Будем навещать, звонить каждый день, на выходные приезжать! Но жить мы должны своей семьей! И детей рожать в своем доме!
Тамара Алексеевна фыркает.
— Своей семьей… А я что, чужая? Тридцать лет я этого мальчика растила, на ноги ставила, а теперь…
— А теперь пора ему самому жизнь строить! — не выдерживаю я. — Он больше не маленький мальчик, чтобы под маминой юбкой отсиживаться.
— Мила! — впервые Илья голос повышает. — Не кричи на маму!
И тут меня накрыло окончательно. Встаю я из-за стола, смотрю на них обоих.
— Знаете что? Разбирайтесь сами. А я пойду… планы строить. Своей новой жизни.
Ухожу, а за спиной слышу, как Тамара Алексеевна довольно бормочет:
— Видишь, сынок, какая у тебя жена… Даже поговорить нормально не может…
На следующий день поехала я в квартиру тети Раи с рулеткой и блокнотом. Мерила, записывала, ремонт планировала. Стены покрасить в светлые тона, кухню обновить, в большой комнате детский уголок обустроить на будущее…
Вечером вернулась вся в пыли, но счастливая. Илья меня на пороге встречает.
— Ну как? Посмотрела?
— Замечательно! — обнимаю его. — Илюш, там такая красота получится! Я уже все распланировала…
Но он не улыбается. Лицо виноватое такое, жалкое.
— Мил, а может… Может, мама все-таки права? Подумай сама, зачем нам морока лишняя? Вместе же удобно, привычно…
— Удобно кому? — спрашиваю я тихо.
— Ну… всем же. И потом, мама одна останется…
Отстраняюсь я от него, смотрю прямо в глаза.
— Илья, честно ответь, ты хочешь жить отдельно или нет?
Молчит он, потом вздыхает тяжело.
— Хочу, конечно… Но не ценой маминых страданий.
Мамины страдания, отлично просто. А мои страдания, получается, не в счет.
— Понятно, — говорю я. — Тогда живи с мамой. А я буду жить в своей квартире.
И пошла чемодан собирать.
***
И вот я стою я в прихожей с сумками и чемоданом, а Илья кругами ходит и причитает:
— Мила, ты что делаешь? Куда собралась? Мы же муж и жена…
— Вот именно, — отвечаю, молнию на сумке застегивая. — Муж и жена. А не мальчик с мамочкой и лишняя тетка при них.
Тамара Алексеевна в дверях кухни стоит, молчит. Но видно по глазам, что торжествует. Все по плану, неудобная невестка сама сваливает.
— Илюша, — мурлычет она, — не удерживай ее. Человек решил… Значит, судьба такая.
Беру я чемодан, к двери направляюсь, и тут Илья вдруг хватает меня за руку.
— Стой! — голос отчаянный такой. — Ты… Ты правда уходишь?
— А как ты думал? — оборачиваюсь к нему. — Что я всю жизнь буду молча терпеть?
— Но я же тебя люблю…
— Тогда докажи, — говорю твердо. — Прямо сейчас. Или идешь со мной, или остаешься с мамой, больше вариантов нет.
Такая пауза наступила, что слышно было, как соседи сверху кастрюлями гремят. Илья стоит, с меня на мать взгляд переводит, а лицо у него растерянное. И вдруг я вижу, что-то в нем меняется. В глазах что-то новое появляется. И только Тамара Алексеевна хотела что-то сказать, как он ее оборвал:
— Мам, — говорит он медленно, но очень четко, — помолчи.
Тамара Алексеевна рот от удивления открыла.
— Что ты сказал?
— Я сказал, помолчи, — повторяет Илья громче. — Хватит уже. Три года ты мою жену…
Он паузу делает, слова подбирает.
— Третируешь. Три года делаешь вид, что она тут временно квартирует. А я молчал, потому что тебя расстраивать боялся.
Потом муж поворачивается ко мне.
— Мил, дай пять минут. Документы заберу и самое нужное.
И скрывается в комнате. А я стою с открытым ртом, не верю глазам и ушам. Илья? Мой Илья наконец проснулся? Тамара Алексеевна на стул сползает.
— Он… Он уходит, сыночек мой! Бросает меня одну!
— Да никто вас не бросает, — говорю я, неожиданно почувствовав к ней жалость. — Просто… мы хотим жить своей семьей.
— А я что? — глаза у нее полные слез. — Я что, не семья разве?
— Семья. Но у нас с Ильей должна быть своя жизнь, свой дом.
Илья выходит с сумкой и папкой.
— Мам, завтра приеду, все спокойно обсудим. Но жить я буду с женой.
Берет мой чемодан.
— Пошли, Мила.
И мы выходим, оставив Тамару Алексеевну в пустой прихожей.
***
Первую неделю в новой квартире мы словно заново друг друга открывали. Илья по комнатам ходил, все разглядывал, мебель тети Раи трогал, и лицо у него было как у человека, попавшего в параллельную вселенную.
— Тихо как-то… — говорит он как-то утром, стоя на кухне с чашкой. — Непривычно даже.
— Это называется «никто не контролирует», — усмехаюсь я, хлеб режу. — Никто не говорит, что кофе ты неправильно завариваешь и масло не с той стороны мажешь.
Он смеется.
— А ведь правда… Забыл уже, что такое спокойно поесть.
Тамара Алексеевна не сдавалась, каждый день звонила Илье, плакала в трубку, на одиночество жаловалась. А потом муж вовсе домой приходит мрачный.
— Мама плохая совсем, к докторам ходит, лекарства пьет какие-то…
— Илюш, — беру его за руки, — твоя мама здоровая женщина. У нее работа, подруги. Она просто на жалость давит.
А вчера я узнала, что беременна.
— Илюш, — говорю, тест показывая, — поздравляю нас.
Сначала не понял, потом ахнул, потом схватил меня и по комнате закружил.
— Мила! Малыш! Наш малыш!
Вечером к Тамаре Алексеевне поехали, новость сообщить. Выслушала она, кивнула, а потом вдруг заплакала:
— Внучок… или внучка… — шепчет. — Илюша, я так счастлива…
И обнимает меня. Впервые за все время она по-настоящему рада мне.
— Милочка, — говорит, — прости меня, дурную. Я просто… одиночества боялась.
— Не будете одинокой, — улыбаюсь. — Теперь внуки у вас будут.
Достает платок, глаза вытирает.
— Детскую обустраивать будете? Помочь могу… Если не против.
В голосе у свекрови что-то новое, заискивающее, будто она боится, что мы ее оттолкнем.
— Только за, — говорит Илья. — Мам, ты же будущая бабушка. Без тебя никак.
И поняла я: получилось. Наконец-то, мы стали семьей. Не идеальной, со своими заморочками, но семьей.
