– Может, священника позвать? Вы исповедуетесь – и станет на душе легче, – ласковым голосом говорила Марине Сергеевне Валентина, послушница, направленная в больницу. – Бог никогда и никого не наказывает. Если человек оступился, совершил грех, то Всевышний дает ему испытание, чтобы наставить на путь истинный.
– Если бы я только знала, в чем мой грех, – отвечала Марина Сергеевна, пациентка паллиативного отделения. – Жила по совести, не крала, не прелюбодействовала, родителей до конца их дней досмотрела, беременность ни разу не прерывала. Одного-единственного сыночка родила, Димочку, да и того похоронила почти тридцать лет назад.
Взгляд Марины Сергеевны упал на тумбочку, где лежали три краснобоких яблока – Валентина принесла после службы.
– Вот как раз на Спас яблочный он и умер, на море. Выскочил в зону купания катер, а мой Димочка под винтом и оказался. Ему тогда всего-то двадцать восемь лет исполнилось, только женился. Они с Юленькой, женой его, в свадебное путешествие отправились, а вот как вышло.
Марина Сергеевна погрузилась в воспоминания. Она знала, что умирает, и пыталась проанализировать свою жизнь, чтобы найти тот поступок, тот грех, за который сейчас расплачивается болью, одиночеством и тревогой, что уйдет в мир иной должницей, оставив на земле незавершенные дела.
А Валентина терпеливо ждала, когда она продолжит свой рассказ. По опыту знала, что иногда человеку нужно просто выговориться кому-то. Послушница разглядывала все еще красивое лицо пожилой женщины, в глазах которой застыла нестерпимая мука. Больная тяжело вздохнула и, собравшись с мыслями, продолжила:
– Вот с того-то дня жизнь для меня и закончилась. С мужем расстались – не смогли пережить смерть сына. Василий все убеждал, что нужно найти в себе силы жить дальше, а меня уже ничто не радовало, как заводная, ходила на работу, делала домашние дела и с нетерпением ждала выходных, чтобы провести их на могиле Димы. Вот он и не выдержал, сказал, что хоронить себя заживо не собирается. Ушел к моей подруге. Два самых близких человека меня предали – а мне хоть бы что, никаких эмоций не осталось, ни слезинки не проронила, окаменело сердце.
– Вы бы в церковь тогда пошли, помолились об усопшем, попросили себе терпения и смирения. Да и сейчас еще не поздно к Богу обратиться, – все так же спокойно отозвалась Валентина.
– Ходила, ходила я после похорон в церковь – и ничего, только злость в душе закипала: почему забрал раньше времени моего сына. А ты говоришь, что Бог не наказывает. Да худшего наказания, чем пережить смерть своего ребенка, и придумать невозможно.
– Не дает Бог испытания, которого человек не может вынести…
Валентине пришлось прервать душеспасительную беседу, поскольку в дверь постучали, и на пороге в сопровождении медсестры показался красивый молодой человек в белом халате.
– Добрый день! – провозгласила сопровождающая его сестра. – Вижу, Валюша вас уже с праздничком поздравила, а у меня, Марина Сергеевна, для вас тоже подарочек имеется. Знакомьтесь, ваш новый доктор Игорь Дмитриевич, он будет замещать вашего лечащего врача Людмилу Николаевну, пока она в отпуске.
Неожиданно Марина Сергеевна, которая уже несколько месяцев даже садилась на постели только с посторонней помощью, резко поднялась, встала, протянула вперед руки, словно хотела обнять врача:
– Димочка! – прошептала она. – Димочка, ты пришел наконец за мной.
Затем она пошатнулась и, если бы не молниеносная реакция врача, упала бы на пол.
***
Ну и счастливый год выдался у Танюши Пуховой! И училище окончила с красным дипломом, и работу медсестры нашла в областной больнице, и самое главное – в мединститут поступила. Ничего, что только на вечернее отделение подготовительного факультета, зато еще один шаг к заветной мечте сделан.
Жители небольшого села Боровикино, откуда родом Татьяна, эту новость восприняли по-разному. Кто-то порадовался вместе с ее родителями, а кто-то и позлорадствовал.
– Выше головы своей девка прыгнуть захотела, – говорила каждому встречному и поперечному Елизавета Волохова, соседка Пуховых, которая спала и видела, как Танюшка вернется в медпункт родного села и выйдет замуж за ее сына. – Думает, мой Коленька ее ждать будет. Как бы не так, он парень видный, девки так и хороводятся вокруг него.
Сам же Коленька о женитьбе и не задумывался, и ему было абсолютно безразлично, вернется ли Татьяна домой или останется в городе. Весь смысл его жизни после школы заключался в том, чтобы найти, где выпить.
А у Татьяны словно выросли крылья. Не ощущая усталости, после смены она бежала в институт, а на выходных обустраивала свою девятиметровую комнатку в общежитии больницы, или зубрила учебники, или отправлялась навестить родителей. Конечно, как и все девушки ее возраста, она мечтала о любви, большой и красивой, но не сейчас, а в каком-то отдаленном будущем. Сейчас у Тани на любовь просто не было времени, поэтому и не замечала она, каким взглядом провожает ее доктор Граков. Неизвестно, как долго Танюша находилась бы в неведении, если бы не интерн Малиновская, которая считала себя гораздо выше всех медсестер и тем более нянечек и требовала обращаться к ней не иначе, как Юлия Владимировна. Однажды она остановила Татьяну в коридоре и зло прошептала:
– Увижу еще раз, что ты строишь глазки доктору Гракову, вылетишь из больницы, как пробка. У него уже есть невеста, и это, конечно же, не ты.
Юлия Владимировна царственно прошествовала мимо оторопевшей Татьяны, которая от несправедливого обвинения чуть не расплакалась и быстро побежала прочь.
– Ой, а что это у тебя глаза на мокром месте? – спросила баба Галя, нянечка с сорокалетним стажем. Она была старожилом больницы и к молоденьким медсестричкам относилась как к своим многочисленным внукам и внучкам.
Услышав о разговоре с Малиновской, баба Галя рассмеялась:
– А ты, дуреха, разве сама не замечала, что доктор с тебя глаз не сводит? Эх, молодо-зелено, только ты с ним поосторожней, вижу, совсем ты еще дитя, как бы дров не наломала.
Но «поосторожней» не получилось, хоть Татьяна после предупреждения Юлии старалась избегать встреч с доктором. Однажды, выходя после работы из отделения, она услышала голос Гракова:
– И долго вы будете от меня прятаться?
Дмитрий Александрович осторожно взял Татьяну за локоть и продолжил:
– Вы в институт? Так нам по пути, я вас подвезу, и мы ближе познакомимся, может, тогда вы станете ко мне благосклоннее.
Татьяна лепетала, что идти недалеко, что у нее до занятий еще уйма времени, но Граков был настойчив. Он чуть ли не силой усадил ее в автомобиль.
– Ну что, не такой уж я и страшный? – улыбаясь, спросил Дмитрий Александрович. – Я буду ждать тебя после занятий, – неожиданно перешел он на ты. – И никаких возражений.
Татьяна побежала к учебному корпусу, еще не совсем осознавая, что произошло за те десять минут, пока она ехала в автомобиле Гракова. В голове был полный сумбур, ей казалось, что она слышит музыку, что люди, которые попадались навстречу, необыкновенно красивые, и все улыбаются ей. На первой лекции она никак не могла сосредоточиться, и из нирваны ее вырвал голос преподавателя:
– Пухова, вы еще с нами или уже в какой-то прекрасной параллельной вселенной?
Татьяна извинилась и попыталась вникнуть в суть того, что говорил лектор, но безрезультатно. Счастливая улыбка то и дело появлялась на ее лице.
***
Ноябрь в тот год выдался ненастный, но Татьяна не замечала ни хмурого неба, ни бесконечно моросящего нудного дождя, ни подгоняющего пешеходов пронзительного ветра. В ее душе цвела весна первой и, как оказалось, единственной в ее жизни любви. А Дмитрий удивлялся своему постоянству. Вот уже второй месяц он не смотрел ни на одну девушку, кроме Тани. «Неужели такое бывает? Неужели все, о чем пишут поэты, на самом деле существует?» – спрашивал он себя. Любвеобильный от природы, Граков с легкостью покорял сердца красавиц, но ни одни отношения не доводил до логического завершения – признания в любви и предложения руки и сердца. Однако в этот раз все было по-другому. И, возможно, он сделал бы этот шаг, если бы… Сколько судеб разрушилось из-за этого пресловутого «если бы»!
– А как у тебя дела с Юленькой? – как бы между прочим, спросила однажды Марина Сергеевна.
Дмитрий не сразу понял, о чем говорит мать.
– Вы ведь собирались пожениться, а что-то последнее время ты ее и не вспоминаешь, – продолжила она.
– Когда это я собирался жениться на Малиновской? – удивленно спросил Дмитрий.
– Как это когда? Когда мы были у них в гостях по случаю двадцатилетия Юленьки. Тогда еще Владимир Павлович намекал, что вместо приданого он предоставит зятю для начала должность завотделением. Зятю, ты понимаешь? Значит, чтобы получить повышение, ты должен жениться.
– Мама, то была шутка. Мы с Юлей симпатизировали друг другу, но не более того. А вот жениться я действительно собираюсь, только на другой девушке.
– Значит, то, что рассказала мне Юленька, правда? Ты образованной девочке из приличной семьи предпочел какую-то колхозницу без диплома?
– Почему же без диплома? Таня – медсестра и собирается поступать в институт.
– Ну, хорошо, какая разница, Таня, Маня… – как-то подозрительно быстро сдалась Марина Сергеевна.
А через неделю главврач Малиновский вызвал Гракова к себе в кабинет и сообщил, что отправляет его на курсы в Москву. Еще совсем недавно Дмитрий бы прыгал от счастья, узнав такую новость, но сейчас он не хотел уезжать от Татьяны.
И все-таки в начале декабря Граков был в столице. К его удивлению, Юлия каким-то образом тоже была отправлена вместе с ним повышать квалификацию, и ему волей-неволей приходилось общаться с ней каждый день.
***
После отъезда Дмитрия Татьяна не находила себе места. Хотя перезванивались они каждый день, она чувствовала, что происходит что-то нехорошее. А где-то через неделю в манипуляционную заглянула завотделением и сказала:
– Пухова, когда освободишься, зайди ко мне, нужно обсудить один вопрос.
Таня удивилась: на работу она никогда не опаздывала, пациенты на нее не жаловались, в отчетах у нее всегда был полный порядок. Пока она делала уколы и ставила капельницы, пыталась убедить себя, что никаких претензий к ней у начальства быть не может, но чувство тревоги нарастало.
– Татьяна, разговор будет серьезный, и от того, какое ты примешь решение, будет многое зависеть в твоей жизни, впрочем, не только твоей. Не буду ходить вокруг да около. Вольно или невольно, но ты вмешалась в жизнь влиятельных людей. Дмитрий Александрович и Юлия Владимировна собирались пожениться, об этом в больнице знали все. И вот в отделении появляешься ты. Я понимаю, дело молодое, Дима еще не нагулялся, увлекся тобой, а ты и не устояла, я тебя не виню. В общем, напиши заявление по собственному желанию, иначе мне в любом случае нужно будет тебя уволить. Ты понимаешь, Юлия Владимировна беременная, и Дмитрию Александровичу придется на ней жениться, иначе его карьера, окончится, едва начавшись. Ты ведь не хочешь разрушить и его, и свою жизнь? И еще мой тебе совет. Чтобы эта история не превратилась в плохую мелодраму, скажи Дмитрию Александровичу, что встретила свою первую любовь и выходишь замуж.
Татьяна молчала.
– Пойми, я с тобой по-доброму разговариваю, а ведь могла бы и уволить без всяких разбирательств, у любого в работе огрехи найти можно. Все равно вам не быть вместе, и дело здесь, прежде всего, в Дмитрии. Ну что ты ему можешь дать? Нарожать кучу детей? А он талант, ему расти надо, а с тобой он так и останется просто хорошим врачом. В общем, думай до завтрашнего дня, но выбор у тебя невелик: или увольняешься по-хорошему, или по статье. Завтра скажешь свое решение.
Весь вечер Татьяна проплакала. Она готова была уйти из областной больницы и устроиться в другое место, но как переступить через ребенка, которого ждала Юлия? Как назло, звонка от Дмитрия в тот день не было, да и что она могла ему сказать. Все ее представления об общении с мужчинами были почерпнуты из книг и фильмов, и как действовать в реальной жизни, она не знала. Под утро Таня решила, что не оставит ни в чем не повинного, даже еще не родившегося ребенка без отца. Она написала заявление на расчет, а когда позвонил Дмитрий, заявила, что уезжает к себе домой и выходит замуж, и пусть он поскорее о ней забудет.
Кто знает, что бы предпринял Дмитрий Александрович, если бы в Москве он был один. Юлия, увидев его растерянное лицо и поняв, что ее план удался, небрежно спросила:
– Что, продинамила тебя твоя барышня-крестьянка? И на что ты надеялся, такие, как она, не умеют чувствовать, они лишь просчитывают, что им в данный момент выгодно. Наверное, подвернулся какой-нибудь Вася-тракторист, замуж предложил. Ты-то ей пока ничего не обещал? Вот она и решила, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Больше всего эти деревенские боятся в девках остаться.
– А ты, ты умеешь чувствовать?
– Я-то умею, даже не стала устраивать тебе скандалы, когда ты связался с этой, – Юлия старалась подобрать слово, чтобы унизить соперницу в глазах Дмитрия, но не находила. – Я терпеливо ждала, когда ты вспомнишь, о чем мы мечтали – открыть свою клинику, отец поможет. Или ты готов ехать вслед за нею в деревню?
На время забытая мечта о собственной клинике вновь заманчиво заиграла в воображении Дмитрия. «Может, оно и к лучшему, и Юлия права?» – подумал он, глядя на уверенную в себе молодую женщину.
– Пойдем, выпьем? – предложил он.
– Вот так-то лучше, – ответила Юлия. – А то я решила, что ты до конца своих дней будешь горевать о пасторальных иллюзиях и посыпать голову пеплом.
– Доченька, – всплеснула руками Евгения Афанасьевна, увидев в калитке Татьяну с чемоданами в руках, – мы тебя и не ждали. Да ты никак насовсем домой приехала. Что случилось?
– Да ничего не случилось, соскучилась я по вам, по дому, решила вернуться. В медпункте место еще не занято?
Евгения Афанасьевна поняла, что дочка скрывает что-то, но с расспросами не торопилась.
– Вот и хорошо, что приехала, Новый год вместе отпразднуем, а не захочешь возвращаться, так здесь останешься, и в селе живут люди.
Татьяна стала обживаться в своей девичьей спальне. На работу ее взяли с распростертыми объятьями, и потянулись к фельдшерскому пункту боровикинцы, больше не с болезнями, а с намерением каким-нибудь образом выведать, что же произошло на самом деле. Ответ девушки был прост:
– В городе хорошо, а дома лучше, да и родителям помочь нужно.
– И правильно, где родился, там и пригодился, – поддакивали односельчане, но не верили словам Татьяны: чтобы девушка с хорошей профессией променяла город на село?
Промелькнули новогодние праздники, закончились святки, переезд дочки Пуховой перестал быть новостью, обсуждать его стало скучно, и Татьяну до поры до времени оставили в покое. В медпункт приходили теперь только по надобности. Одна Елизавета Волохова не унималась.
– Танюша, ты бы мне давление померила, так и летают мошки перед глазами, и голова болит чуть ли не каждый день, – попросила она, оказавшись в почти стерильном кабинете медсестры.
Татьяна встала, чтобы достать из шкафа тонометр, и неожиданно пошатнулась, она почувствовала, что к горлу подступает комок.
– Да, похоже, тебе самой помощь нужна, – сказала Елизавета, глядя на побледневшее лицо девушки.
– Нет, ничего страшного, сейчас пройдет, – ответила Татьяна, – кладите руку на стол.
Но приступ тошноты повторился, и она еле успела добежать до туалета.
Весть о том, что Пухова Танька беременная, дошла до Евгении Афанасьевны раньше, чем дочь вернулась с работы.
– Говорила я вам, что там не все так гладко, как они рассказывали, – торжествующе твердила в магазине Елизавета. – Вот чуяло мое материнское сердце, что не нужна нам такая невестка. Пуховы как рассчитывали: приедет девка домой, быстро охмурит моего Коленьку, да чужого дитя ему на шею и повесят. Но не тут-то было. С кем гуляла, пусть на того и записывает.
– Да уймись ты, Лизка, никто на твоего Кольку не посягает, сама любуйся на своего сыночка. Татьяна девушка хорошая, а беда с каждой может случиться, – пыталась урезонить известную в селе сплетницу и скандалистку продавец.
– Не уймусь, я к ним по-хорошему, по-соседски, а они вон что удумали, – стояла на своем Елизавета.
***
– Да что же ты сразу не сказала, как только приехала? – спросила мать, когда Татьяна вернулась домой.
Таня опустила голову и пожала плечами.
– Не думала я, а как на приеме сегодня плохо стало, так и поняла все. Что теперь будет?
– А ты глаза не опускай, дети – это счастье. Вырастим, мы с отцом еще в силе, поднимем внука. А может, ты с женихом еще помиришься, и все будет хорошо? – с надеждой спросила Евгения Афанасьевна.
– Ничего не будет, у него другая есть, и ребенка они ждут, – расплакалась Татьяна и рассказала матери о своей короткой любви.
И снова Татьяна Пухова стала объектом всех сельских сплетен. Бывшие одноклассницы смотрели теперь на нее свысока: мы-то хоть и без дипломов, зато при мужьях и детей родили в законном браке. Женщины постарше с улыбкой раскланивались с Евгенией Афанасьевной, но за глаза осуждали ее:
– Не усмотрела за дочкой.
А однажды по дороге домой Татьяну встретил тот самый Колька Волохов и, ухмыляясь, предложил пойти прогуляться:
– Говорят, ты в городе этим и промышляла.
Таня прибежала домой заплаканная:
– Мама, как мне жить дальше? Все только о моем позоре и говорят.
– Ты прекрати себя изводить, – упрашивала дочку Евгения Афанасьевна. Перемелется – мука будет, как только новую жертву для сплетен найдут, так о тебе и забудут. А позора здесь никакого нет, так и запомни.
Но мать и сама понимала, что не будет в селе спокойной жизни Татьяне, ведь на чужой роток не накинешь платок, и у Евгении Афанасьевны разрывалось сердце от страданий дочери.
– Может, отправить ее к твоей сестре в райцентр? – спросила она однажды мужа. – Ольга сразу предлагала так сделать, да я думала, с нами лучше ей будет.
***
Так Танюша оказалась в доме своей бездетной тетки, которая приняла племянницу всем сердцем. Там и появился на свет Игорек. Сначала она хотела дать ему отчество Николаевич, в честь своего отца, но затем передумала: пусть, как и положено, будет Дмитриевичем.
Об институте Татьяне пришлось забыть – сына на ноги ставить надо, да и не хотела она возвращаться в город, который принес ей короткое, как миг падающей звезды, счастье и столько страданий.
На красивую медсестру заглядывались мужчины. Когда Игорек подрос, она пыталась устроить и свою жизнь, но сердцу не прикажешь. Так и не встретила она больше настоящую любовь, а жить по принципу стерпится – слюбится не хотела.
Очень боялась Татьяна вопросов сына об отце, а Игорь будто и не замечал его отсутствия, ведь у него был такой замечательный дед Коля. Лишь когда он пошел в школу, однажды спросил:
– А у меня был папа или ты меня сама родила?
– Конечно, был, только он живет далеко-далеко и даже не знает, что у него родился такой чудесный мальчик.
– Так давай ему позвоним и расскажем. Или напишем.
– Не получится, я не знаю ни его номера телефона, ни адреса.
У Игоря было очень счастливое детство, поэтому он больше и не допытывался. Да и чему удивляться, у половины его одноклассников нет отцов, вернее, они где-то есть, но тоже с детьми не видятся.
А лет через пять после этого разговора Татьяна случайно встретила в Донецке бабу Галю, которая ей рассказала… о гибели Дмитрия.
– Да, вот судьба, так судьба, а как бы все повернулось, если бы не разлучили вас? Может, и жив бы был Дмитрий Александрович, земля ему пусть будет пухом.
– А кого родила Юлия Владимировна, мальчика или девочку? – поинтересовалась Татьяна.
– Да никого не родила, с чего ты взяла? Не была она беременная. Да что мы все о прошлом, ты-то как, замужем? – спросила баба Галя.
– Нет, не сложилось как-то.
О том, что у нее родился сын, Татьяна не сказала: вдруг дойдет до родителей Дмитрия, а те, потеряв сына, захотят видеть внука.
Новость о гибели отца Игорь принял равнодушно, как о смерти человека, о котором слышал, но никогда не был с ним знаком, и больше никогда не расспрашивал о нем.
Была ли счастлива все эти годы Татьяна? Конечно, была. Но все ее счастье заключалось в сыне, который осуществил ее мечту и стал врачом.
***
На следующий день ситуация в хосписе повторилась с одной только разницей, что подняться Марина Сергеевна больше не смогла. Она уверяла всех, что доктор и есть ее сын, Димочка, что его гибель была лишь кошмарным сном.
– Но даже во сне мне было так страшно тебя потерять, что хватил удар, – продолжала фантазировать Марина Сергеевна, обращаясь к Игорю Дмитриевичу. – Но ты ведь меня вылечишь?
Доктор посчитал, что пациентка уже не различает болезненный бред и действительность. Физически ее состояние даже немного улучшилось, но разум блуждал в лабиринтах прошлого.
– Дима, – однажды обратилась к врачу Марина Сергеевна, – а ты все-таки вернулся к Юленьке или продолжаешь встречаться с той медсестричкой, Таней, кажется?
Смутная догадка мелькнула в голове Игоря.
– Мы поговорим об этом с вами завтра, – ответил он, зная, что больше не вернется в паллиативное отделение, во всяком случае, в ближайшее время: Людмила Николаевна выходила из отпуска.
Увидев в палате вместо «сына» своего лечащего врача, Марина Сергеевна пришла в себя и поняла, что последний месяц жила в каком-то сладком наваждении, в котором она была еще полна сил, а самое главное, был жив ее сын. У нее началась истерика, пришлось уколоть успокоительное. Проснувшись, больная Гракова уставилась в одну точку и больше не проронила ни слова и ни на что не реагировала.
Мысль о странной пациентке не выходила из головы Игоря, и в первый же приезд к матери он спросил:
– Мама, а тебе что-нибудь говорит имя — Гракова Марина Сергеевна?
Татьяна побледнела и опустилась на стул.
– Ты что, продолжал разыскивать своего отца? – спросила она.
– Нет, это одна из пациенток отделения, где я подменял врача на время ее отпуска. Так вот, она уверяла, что я Дмитрий, ее сын, который тоже был врачом и на самом деле погиб на море. Впрочем, чего только не происходит в сознании людей перед смертью, все боятся умереть одинокими и никому не нужными, все хватаются за соломинку.
– Я думаю, это твоя бабушка.
В Татьяне боролись два чувства: одна половина души торжествовала, что зло побеждено, что женщина, которая разрушила ее жизнь и оставила без отца Игоря, наказана; другая же половина напоминала, что Маргарита Сергеевна – женщина, которая дала жизнь Дмитрию, и в жилах Игоря течет и ее кровь.
На следующий день мать и сын направились в паллиативное отделение. У входа они столкнулись с послушницей Валентиной.
– Здравствуйте, Игорь Дмитриевич, а мне сказали, что вы здесь больше не работаете.
– Действительно, не работаю, но я пришел проведать вашу подопечную.
Валентина перекрестилась:
– Умерла она, сегодня ночью и умерла, последние три дня не обронила ни слова, хотя в сознании была, ни о чем не попросила и от исповеди молча отказалась. Не приведи Господи предстать перед смертью, как она, в полном одиночестве, зная, что нет твоего продолжения на земле.
