— Мама, где ужин? Я же сказала — к семи должно быть всё готово!
Ольга осторожно повесила халат на крючок и сняла с уставших ног белые туфли. Смена в санатории выдалась тяжёлой — трое новых пациентов, и все требовали особого внимания.
— Леночка, я только пришла. Дай хоть переодеться…
— Что значит «только пришла»? — Елена выскочила из комнаты, размахивая телефоном. — Уже восемь! Андрей голодный, я тоже не ела. А ты где шлялась?
— Я работала, дочка. В санатории людей много, все больные…
— Больные, больные! — Елена презрительно фыркнула. — Тебе что, больше своей семьи эти чужие старики? Ты им бесплатно лекарства раздаёшь, а нам даже поесть нормально не можешь приготовить!
Ольга молча прошла на кухню, включила газ под кастрюлей с борщом, который варила ещё утром.
— Сейчас подогрею. Борщ есть, картошку сварю…
— Борщ? — Елена возмутилась. — Опять этот борщ! Андрей вчера сказал, что у его мамы каждый день разные блюда. А у нас что? Борщ да каша!
— Лена, милая, у меня смены по двенадцать часов. Я стараюсь как могу…
— Стараешься? — дочь развернулась всем корпусом. — Ты знаешь, сколько Андрей зарабатывает? А ты за копейки в том санатории торчишь! Бросила бы эту работу, нашла что-то нормальное. Или вообще сиди дома, ты же на пенсии.
— Я не на пенсии. Мне пятьдесят пять, до пенсии ещё…
— Да какая разница! — Елена махнула рукой. — Главное, чтобы дома порядок был. Андрей приводит коллег, а у нас стыдно показать квартиру. Вчера пыль на полках лежала!
Ольга достала из холодильника сметану, нарезала укроп. Руки делали привычные движения, а в душе копилась знакомая усталость.
— Между прочим, — продолжала Елена, — Андрей предложил тебе кредит помочь погасить. За квартиру нашу. Но взамен ты должна нам помогать с хозяйством. Это справедливо, да?
— Справедливо, — тихо согласилась Ольга.
— Вот и отлично. Значит, с понедельника увольняешься из санатория. Андрей знает, где тебя на полставки устроить — уборщицей в его офисе. Деньги те же, а времени свободного больше.
— Но… — Ольга остановилась, держа в руках половник. — Лена, я там двадцать лет работаю. Пациенты меня знают, привыкли…
— Мама! — Елена топнула ногой. — Ты что, из ума выжила? Какие пациенты? Ты там горшки выносишь и таблетки раздаёшь! Любая справится. А дома у нас бардак!
— Я не только горшки выношу, — осторожно возразила Ольга. — Я слежу за давлением, делаю уколы, с людьми разговариваю. Некоторые меня внучкой зовут…
— Внучкой! — Елена рассмеялась. — Ты послушай себя! Чужим дядькам и тёткам в внучки записалась, а собственная дочь у тебя на втором плане!
Ольга налила борщ в тарелку, подошла к столу. Елена села напротив, недовольно морщась.
— И овощи не порезала. Опять буду сама всё доделывать.
— Сейчас порежу, — Ольга потянулась к ножу.
— Не надо! Сил уже нет на тебя смотреть. — Елена встала из-за стола. — Вызови Андрея на кухню, пусть поест. А завтра идёшь увольняться. И чтобы никаких возражений!
Ольга осталась одна на кухне, глядя в тарелку с остывающим борщом. За стеной слышались голоса — Елена что-то объясняла Андрею, тот соглашался.
Она подошла к окну, посмотрела на огни санатория, которые виднелись за речкой. Там сейчас Вера Петровна, наверное, просит сестру прийти — у неё одиночество, дети в другом городе. А Михаил Иванович отказывается принимать лекарства, если их не принесёт именно Ольга.
— Мама! — крикнул из комнаты Андрей. — Где ужин? Я голодный!
Ольга выдохнула, взяла тарелку и понесла зятю. В коридоре на неё смотрела старая фотография — она сама в белом халате, молодая, улыбающаяся, с дипломом об окончании медицинского училища. Тогда казалось, что жизнь только начинается.
— Оленька, голубушка, а где же наши капельки? — Вера Петровна привычно протянула морщинистую руку, когда Ольга вошла в палату с подносом.
— Вот они, бабуля. Корвалол и валерьянка, как доктор прописал.
— Ой, а ты сегодня какая-то грустная. Дома что-то случилось?
Ольга улыбнулась, поправляя подушку за спиной у старушки:
— Всё в порядке. Давайте-ка давление измерим.
— Не обманывай меня, внученька. Я семьдесят лет на свете живу, по глазам всё вижу. Дочка твоя опять недовольна?
— Да нет… — Ольга накачивала манжету. — Сто тридцать на восемьдесят. Хорошо.
— А я вчера Михаилу Ивановичу говорила: вот Ольга наша — золотая женщина. Таких больше не делают. А он отвечает: конечно не делают, потому что современные только о себе думают.
Ольга промолчала, записывая показания в тетрадь. В соседней палате раздался голос:
— Сестра! Ольга Михайловна! Идите скорее!
— Иду, Михаил Иванович! — Ольга торопливо допила чай у Веры Петровны. — Бабуля, если что — звоните.
— Беги, деточка. А дочке своей передай: мать у неё — человек редкой души.
В коридоре Ольгу перехватила главврач Алла Константиновна:
— Ольга Михайловна, к нам сегодня поступает новый пациент. Мужчина, шестьдесят лет. Перенёс инсульт, частичная потеря памяти. Родственники просили, чтобы именно вы за ним присматривали.
— Конечно. А что с памятью?
— Прошлое помнит плохо. Не узнаёт людей, забывает имена. Но характер спокойный, адекватный. Документы на него принесёт племянник.
— Хорошо. В какую палату?
— В седьмую, к дедушке Степану. Тот не против соседа.
Ольга кивнула и пошла к Михаилу Ивановичу, который дожидался её, сидя на кровати в пижаме.
— Вот вы где! А я уже думал, вы меня забыли.
— Как можно вас забыть? Что случилось?
— Да вот, лекарство новое привезли дети. Не пойму, как принимать. А вы объясните, я вам доверяю.
Ольга взяла упаковку, внимательно прочитала инструкцию:
— По одной таблетке утром, после завтрака. Запивать водой. Михаил Иванович, а дети часто навещают?
— Раз в неделю. Сын работает, внуки учатся. — Он грустно улыбнулся. — А вы каждый день здесь. Для меня вы роднее, чем они.
— Не говорите так…
— А что? Правда же. Помню, первый раз вы мне укол делали — рука дрожала, молоденькая совсем были. А сейчас — лучшая сестра во всём санатории.
Ольга взглянула в окно — во дворе остановилась машина скорой помощи.
— Наверное, нашего нового привозят, — сказала она. — Михаил Иванович, полежите пока. Я скоро вернусь.
Спускаясь по лестнице, Ольга думала о том, что говорила Вера Петровна. Здесь её ценили, считали семьёй. А дома… Дома она была обузой, которая мешает жить.
Во дворе из машины скорой помощи осторожно выходил седоволосый мужчина в тёмном пальто. Он двигался медленно, опираясь на трость, и оглядывался по сторонам, словно всё видел впервые.
— Добро пожаловать в наш санаторий, — Ольга подошла к мужчине, который неуверенно стоял у крыльца. — Меня зовут Ольга Михайловна, я ваша медсестра.
Он поднял голову, и их взгляды встретились. Что-то знакомое мелькнуло в его серых глазах, но тут же исчезло.
— Виктор, — тихо сказал он. — Меня зовут Виктор. А фамилию… простите, не помню.
— Ничего страшного. Память восстановится, — Ольга взяла его под руку. — Пойдёмте, покажу вашу палату.
Поднимаясь по лестнице, Виктор несколько раз оглянулся на неё:
— Извините, а мы раньше не встречались? Ваше лицо кажется знакомым.
— Нет, не встречались, — поспешно ответила Ольга, хотя сердце забилось сильнее. — Это обычное дело после инсульта. Многие лица кажутся знакомыми.
— Может быть, — он задумчиво покачал головой. — А здесь… здесь хорошо. Тихо. Пахнет какими-то травами.
— Это ромашка и мята. Мы завариваем для пациентов.
В палате номер семь их встретил дедушка Степан:
— О, сосед приехал! А я уже заждался. Одному-то скучно. Меня Степаном зовут, а вас как?
— Виктор, — новый пациент сел на кровать, осматриваясь. — А вы давно здесь?
— Месяц уже. Ольга Михайловна за мной ухаживает — просто ангел во плоти! Вам повезло с сестрой.
Ольга быстро проверила документы, измерила Виктору давление:
— Сто сорок на девяносто. Немного повышено, но это нормально после переезда. Вечером дам лекарство.
— Спасибо. А… можно вопрос? — Виктор внимательно смотрел на неё. — Вы всегда работали в медицине?
— Да, двадцать лет уже.
— И нравится?
— Очень, — Ольга улыбнулась первый раз за день искренне. — Люди здесь становятся как родные.
— Понимаю. У меня тоже была работа, которую любил. Правда, не помню какая.
Вечером, когда Ольга вернулась домой, Елена встретила её в коридоре:
— Ну что, заявление написала?
— Нет ещё. Завтра…
— Как завтра? — Елена возмутилась. — Мы же договорились! Андрей уже с начальником говорил про тебя.
— Лена, сегодня новый пациент поступил. Мне нужно его адаптировать…
— Мама, ты издеваешься? — голос дочери стал резким. — Какой ещё пациент? Тебе что, этих стариков жалко больше, чем собственную семью?
— Это не так…
— Тогда завтра же увольняешься! И никаких отговорок! — Елена хлопнула дверью своей комнаты.
Ольга прошла на кухню, поставила чайник. В тишине вечерней квартиры её мысли возвращались к новому пациенту. Виктор… это имя будило что-то глубокое в памяти, что-то важное и болезненное.
Она достала из шкафчика старую коробку с фотографиями. На самом дне лежал выцветший снимок: она, молодая, в белом платье, рядом — темноволосый парень в костюме. На обороте карандашом написано: «Виктор и Оля, август 1988».
— Не может быть, — прошептала Ольга, всматриваясь в черты лица на фотографии.
Тридцать пять лет назад они планировали пожениться. Но его отправили работать в другой город, а она осталась доучиваться. Письма приходили всё реже, потом прекратились совсем. Ольга ждала год, потом встретила будущего мужа, отца Елены.
— Мама, чай кипит! — крикнула из комнаты дочь.
Ольга быстро спрятала фотографию, выключила газ. Руки дрожали.
На следующее утро, входя в палату номер семь, она внимательно изучала лицо Виктора. Годы изменили его, но глаза… глаза остались прежними.
— Доброе утро, — он улыбнулся ей. — Знаете, мне всю ночь снился сон. Будто я танцую с девушкой в белом платье. Красивая такая, с косами…
— Сны после инсульта часто бывают странными, — сказала Ольга, стараясь сохранить спокойствие.
— Может быть. Но этот сон был очень реальным. И девушка… она была похожа на вас.
— Ольга… — Виктор произнёс её имя так, будто пробовал его на вкус. — А ведь мне действительно знакомо это имя. И лицо ваше…
— Виктор Сергеевич, давайте измерим давление, — Ольга старалась не встречаться с ним взглядом.
— Сергеевич… — он задумался. — Да, кажется, так. Но как вы узнали отчество? В документах его нет.
— Я… наверное, племянник говорил.
— Ольга, — Виктор взял её за руку. — Посмотрите на меня. Мы ведь знакомы? Давно знакомы?
Прежде чем она успела ответить, в палату ворвалась Елена:
— Мама! Ну сколько можно? Я звоню уже час! Где заявление об увольнении?
— Лена, тише. Здесь больные люди…
— Плевать мне на твоих больных! — Елена говорила так громко, что из соседних палат выглядывали пациенты. — Ты что, совсем того? Андрей место для тебя нашёл, а ты тут со стариками нянчишься!
— Девушка, — вмешался Виктор, — вы не имеете права так разговаривать с матерью.
— А вы кто такой? — Елена обернулась к нему. — Очередной дедуля, которому мама горшок выносит?
— Лена! — Ольга побледнела. — Как ты можешь!
— А как ещё? — дочь размахивала руками. — Ты же видишь, что творишь? Семью разрушаешь! Андрей уже сказал, что если ты не уволишься, мы съедем!
В коридоре собрались пациенты. Вера Петровна, опираясь на палочку, подошла ближе:
— Внученька, что происходит? Кто кричит?
— Это моя дочь, — тихо сказала Ольга.
— Ваша дочь? — Михаил Иванович недоверчиво посмотрел на Елену. — Та самая, которой вы каждый день звоните? Которая вас не ценит?
— Дедуля, не лезьте не в своё дело! — огрызнулась Елена.
— Как не лезьте? — возмутилась Вера Петровна. — Ольга нам всем как дочь родная! Она нас лечит, кормит, утешает. А вы её унижаете!
— Ага, — ехидно произнесла Елена, — дочь родная! Чужой тётке она дочь, а родной дочери — никто!
— Мамочка, — Степан Петрович качал головой, — как же вы воспитали это дитятко? Мать такую золотую не ценить…
— Да что вы все понимаете? — Елена кричала всё громче. — Она вам чужая! Поиграла в добрую сестричку и домой ушла! А я с ней живу! Каждый день её нытьё слушаю!
Виктор поднялся с кровати, подошёл к Ольге:
— Она всегда так с вами разговаривает?
— Не вмешивайтесь, — прошептала Ольга.
— Не могу не вмешиваться, — он взял её за руки. — Оля, я вспомнил. Я всё вспомнил.
— Что вы вспомнили? — Елена недоверчиво смотрела на них.
— Что тридцать пять лет назад я любил эту женщину. И был дураком, что потерял её.
Ольга закрыла глаза:
— Витя…
— Витя? — Елена рассмеялась истерично. — Мама, ты что, совсем рехнулась? У тебя роман тут? В шестьдесят лет?
— Мне пятьдесят пять, — тихо сказала Ольга.
— И что с того? — Вера Петровна стукнула палочкой об пол. — В любом возрасте право на счастье есть! А ты, девица, мать бы уважала!
— Оля, — Виктор держал её руки, — помнишь, мы мечтали работать вместе? Ты медсестрой, я врачом? Помнишь, говорили, что будем лечить людей?
— Помню, — Ольга не сдерживала слёз. — Всё помню.
— И что же? — ехидно спросила Елена. — Сейчас в закат вместе поедете? А про семью забудете?
— Какая семья? — неожиданно резко сказала Ольга. — Ты меня не семьёй считаешь, а прислугой! Готовь, убирай, деньги неси! А чтобы я была счастлива — это тебе не нужно!
— Мама, как ты можешь так говорить?
— А как ещё? — Ольга выпрямилась. — Двадцать лет я живу для тебя. Себя забыла, своё счастье. А ты мне что взамен даёшь? Упрёки и требования!
— Правильно говорит! — поддержал Михаил Иванович. — Дети должны родителей беречь, а не использовать!
— Да пошли вы все! — взорвалась Елена. — Мама, либо ты сейчас едешь со мной, либо не матерь я тебе!
В коридоре повисла тишина. Ольга смотрела на дочь, потом на Виктора, потом на лица пациентов, которые стали ей роднее родной крови.
— Знаешь что, Лена, — медленно произнесла она, — не мать.
Елена стояла, открыв рот, не веря услышанному. Потом резко развернулась и пошла к выходу:
— Ну и оставайся со своими стариками! Больше ко мне не обращайся!
— Лена, подожди! — крикнула ей вслед Ольга, но дочь уже исчезла за поворотом.
— И правильно сделала, — сказала Вера Петровна. — Деточка, некоторых детей нужно воспитывать отказом. Может, образумится.
— А если не образумится? — Ольга утёрла слёзы.
— Значит, не дочь она тебе, — пожал плечами Степан Петрович. — Настоящие дети матерей берегут.
Виктор осторожно обнял Ольгу за плечи:
— Оля, я понимаю, тебе больно. Но ты же видишь — здесь тебя любят. По-настоящему.
— Витя, а ты точно вспомнил? Не показалось?
— Всё вспомнил. Как мы познакомились в медучилище. Как я тебе цветы дарил. Как ты плакала, когда меня в командировку отправили.
— А почему письма перестал писать?
— Дурак был. Думал, ты меня забудешь, найдёшь другого. Гордость проклятая помешала вернуться.
Михаил Иванович хлопнул в ладоши:
— Ну что, люди добрые, свадьбу будем играть?
— Дедушка, рано ещё об этом говорить, — засмущалась Ольга.
— Почему рано? — Виктор взял её за руку. — Оля, мы уже полжизни потеряли. Неужели будем и вторую половину терять?
— А работа? Ты же больной…
— Память вернулась, значит, и остальное восстановится. А потом… хочешь, я останусь здесь? В санатории врач нужен?
— Всегда нужен! — обрадовалась Вера Петровна. — Наш-то пенсионер старый.
— Вот видишь, — улыбнулся Виктор. — Будем работать вместе, как мечтали.
Ольга посмотрела на лица пациентов — добрые, морщинистые, полные искренней радости за неё.
— А знаете что? — сказала она. — А давайте чай пить! По такому случаю.
— Правильно! — загалдели все. — И варенье доставайте!
Через час в холле санатория сидела вся честная компания — пациенты, Ольга, Виктор, даже главврач Алла Константиновна заглянула.
— Ольга Михайловна, — сказала она, — к нам из города звонили. Ваша дочь требует, чтобы мы вас уволили.
— И что вы ответили?
— А что я мог ответить? — Алла Константиновна улыбнулась. — Что у нас тут не дочки решают, а люди сами. И что лучшую медсестру мы просто так не отдадим.
— Ага! — обрадовался Степан Петрович. — А если дочка не умнеет, мы тут коллективом внуков тебе понаделаем!
— Дедушка! — засмеялась Ольга.
Виктор наклонился к ней:
— Оля, а фотографию нашу ты сохранила?
— Сохранила.
— Завтра принесёшь? Хочу посмотреть, какими мы были молодыми.
— Принесу. Только… ты точно останешься?
— Оля, — он крепко сжал её руку, — я тебя тридцать пять лет искал. Теперь никуда не уйду.
Вера Петровна смахнула слезу:
— Вот что значит настоящая любовь! Годы прошли, а сердце помнит.
Ольга смотрела в окно, где за речкой виднелись огни города. Где-то там Елена собирала вещи, злилась, обижалась. Но здесь, в этих стенах, пропитанных запахом трав и человеческой доброты, Ольга впервые за много лет чувствовала себя нужной не как прислуга, а как женщина.
— Знаете что? — сказала она, поднимая чашку с чаем.
