— Жанна, ты не очень занята? — Кирилл заглянул в комнату, где Жанна, устроившись с ноутбуком на диване, сосредоточенно что-то печатала. Вечерний свет от торшера мягко освещал её склоненное лицо, и на мгновение ему даже стало неловко отвлекать её. Но разговор с матерью, состоявшийся час назад, всё ещё звучал у него в ушах, настойчиво требуя своего продолжения уже здесь, в их общей квартире.
Она подняла голову, чуть прищурившись от смены фокуса.
— Мм, да нет, Кирилл, почти закончила. А что такое? Голос у тебя какой-то… торжественный, что ли. Кирилл прошёл в комнату, немного нервно потёр руки. Он старался подобрать слова, чтобы его предложение не прозвучало как требование или, хуже того, как мамина прихоть, хотя по сути так оно и было.
— Да нет, не торжественный, просто… Тут мама звонила. Мы с ней разговаривали, и она, ну… она предложила нам помощь. Такую, знаешь, чисто практическую.
Жанна отложила ноутбук на журнальный столик, во взгляде появилось настороженное любопытство. Помощь от свекрови, особенно «практическая», обычно имела весьма специфический подтекст, который Жанна научилась расшифровывать за годы их совместной жизни с Кириллом.
— Помощь? Какого рода? Если опять про перестановку мебели в гостиной, то я пас. Мне нравится, как сейчас стоит диван.
— Нет-нет, что ты, не про мебель, — поспешил заверить её Кирилл, чувствуя, как начинает подступать лёгкое волнение. — Она предложила помочь нам… с планированием бюджета. Говорит, мы молодые, можем где-то нерационально тратить. Ну, знаешь, импульсивные покупки, всё такое. Она бы просто посмотрела, как у нас с доходами, с расходами…
Жанна медленно выпрямилась, её брови поползли вверх.
— Посмотрела бы, как у нас с доходами и расходами? — переспросила она, и в её голосе уже не было и тени той расслабленности, что была минуту назад. — Кирилл, я не совсем понимаю. Что значит «посмотрела бы»? Я должна буду предоставлять твоей маме выписки со своих счетов или как? Отчитываться за каждую купленную помаду?
Кирилл почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он ожидал некоторого сопротивления, но не такой мгновенной и резкой реакции.
— Ну что ты сразу так, Жанн! — замялся он, пытаясь смягчить ситуацию. — Не отчитываться, конечно, а… просто посоветоваться. Она же старше, опытнее. У неё глаз намётан на такие вещи. Она бы подсказала, где можно сэкономить, как лучше распределить средства. Ну, чтобы на крупные покупки быстрее накопить, или там на отпуск. Она же плохого не посоветует, сама понимаешь. Хочет как лучше для нас.
«Плохого не посоветует», — мысленно передразнила Жанна, чувствуя, как внутри неё начинает закипать глухое раздражение. Этот вечный аргумент – «мама плохого не посоветует» – уже набил оскомину. Как будто её собственное мнение, её взрослые решения автоматически становились «плохими», если не совпадали с мнением свекрови.
— Кирилл, давай начистоту, — её голос стал твёрже, в нём появились стальные нотки. — Твоя мама хочет получить доступ к информации о моих личных доходах и моих личных тратах. Правильно я понимаю её «желание помочь»? Она хочет знать, сколько я зарабатываю и на что трачу свои деньги. Деньги, которые я сама зарабатываю, заметь.
— Ну почему сразу «доступ»? И почему «твои личные»? У нас же вроде как семья, общий бюджет… — Кирилл попытался апеллировать к семейным ценностям, но выходило неубедительно даже для него самого. Он прекрасно знал, что Жанна очень трепетно относится к своей финансовой независимости, и это было одним из негласных правил их сосуществования.
— Общий бюджет – это то, что мы тратим на квартиру, еду, общие нужды, Кирилл. И это мы с тобой обсуждаем. А моя зарплата, за вычетом моей доли в этот общий бюджет, – это мои деньги. И я не понимаю, почему я должна посвящать твою маму в эти детали. Какое ей до этого дело?
— Жанна, ну не будь такой… колючей, — он сделал ещё одну слабую попытку её урезонить. — Она просто хочет помочь нам быть более… финансово грамотными. Жанна поднялась с дивана. Её лицо выражало смесь удивления и нарастающего гнева. Она подошла к окну, посмотрела на вечерний город, потом резко развернулась.
— Финансово грамотными? Кирилл, я, по-твоему, неграмотная недотёпа, которая не в состоянии распорядиться собственными средствами? Или твоя мама считает, что я тайно спускаю все деньги на бриллианты и шубы, пока ты не видишь?
— Н-ну… Нет, конечно! Это не так! Просто мама хочет получать всю подробную информацию о наших доходах и расходах. Куда мы тратим деньги, на что. Своего рода, отчёт. А она уже будет по своему усмотрению давать нам советы, как лучше поступить. А в будущем, возможно, мы просто ей будем отдавать деньги, чтобы она…
— Сейчас вот, ага! Я ещё перед твоей матерью не отчитывалась за свою зарплату и свои же траты! Она мне вообще, кто такая? Свекровь! А это значит – никто!
Кирилл замер, слова жены ударили его как пощёчина. «Никто»… Так о его матери…
— Жанна! Да как ты можешь так говорить о моей матери?! — возмущение наконец прорвалось сквозь его растерянность. — Она… она же помочь хочет! От чистого сердца! А ты… ты её оскорбляешь!
— Оскорбляю?! — Жанна вскинула голову, её глаза гневно сверкнули. Она не ожидала от Кирилла такой быстрой и однозначной защиты материнской инициативы, такой слепой веры в её «чистосердечие». — А то, что твоя мама бесцеремонно пытается влезть в наш кошелёк, в мои личные деньги, это не оскорбление, по-твоему? Это называется «помощь»? Кирилл, опомнись! Она хочет контролировать, а не помогать!
— Ты всё переворачиваешь с ног на голову! — Кирилл начал ходить по комнате, его движения стали резкими, выдавая внутреннее напряжение. Он чувствовал, как привычный мир, где мама была непререкаемым авторитетом в житейских вопросах, а жена – понимающей и уступчивой, даёт трещину. — Какой контроль? Она просто хочет, чтобы у нас всё было… правильно! Чтобы мы не делали глупостей, не тратили деньги на ерунду! Она видит со стороны то, чего мы в упор не замечаем!
— Ерунду? — Жанна упёрла руки в бока. Её спокойствие стремительно испарялось, уступая место холодной ярости. — А что, по мнению твоей мамы, является «ерундой»? Мои книги? Мои курсы по профессиональному развитию, на которые я откладываю со своей зарплаты? Или, может быть, мои походы в театр раз в месяц, которые для неё, наверное, непозволительная роскошь? Что именно она собралась вычеркнуть из моих трат как «нерациональное»? И кто дал ей право это решать?
Кирилл остановился напротив неё. Его лицо покраснело, на лбу выступила жилка.
— Да при чём тут твои книги или театр! Ты сейчас специально всё утрируешь! Речь идёт об общем подходе! О том, чтобы деньги не утекали сквозь пальцы! Мама говорит, что мы могли бы уже давно… ну, не знаю, на машину получше накопить, если бы грамотнее распоряжались средствами. Она же не со зла, Жанна! Она переживает за нас!
— Переживает она, — горько усмехнулась Жанна. — Кирилл, ты действительно не видишь разницы между здоровым участием и навязчивым вмешательством? Если бы твоя мама пришла и сказала: «Дети, я тут рецепт пирога новый нашла, давайте испечём», – это одно. А когда она заявляет, что будет ревизовать мои доходы и расходы, потому что считает меня финансово несостоятельной дурочкой, – это совершенно другое! И то, что ты этого не понимаешь или не хочешь понимать, меня, честно говоря, пугает.
— Да никто тебя дурочкой не считает! — почти выкрикнул Кирилл, чувствуя, что спор заходит в тупик, и его всё сильнее захлёстывает обида за мать. — Ты просто не хочешь признавать, что кто-то может быть опытнее тебя! Что кто-то может дать дельный совет! У тебя какая-то болезненная гордыня! Тебе проще обвинить мою мать во всех смертных грехах, чем просто прислушаться!
— Прислушаться к чему, Кирилл? К тому, что я должна отчитываться перед посторонним, по сути, человеком за каждую свою копейку? — Жанна сделала шаг ему навстречу, её голос звенел от возмущения. — Давай я тебе приведу пример. Вот ты недавно купил себе новую игровую приставку. Не самую дешёвую, между прочим. Я тебе слово сказала? Потребовала отчёт, почему ты потратил деньги на «ерунду», а не отложил на «машину получше»? Нет. Потому что это твои деньги, твоё решение. А теперь представь, что моя мама пришла бы к тебе и сказала: «Кирюша, а ну-ка покажи, сколько ты зарабатываешь и куда тратишь. А то Жанночка жалуется, что на хозяйство не хватает, пока ты игрушки покупаешь». Тебе бы это понравилось?
Кирилл нахмурился, явно представив себе эту картину. Ему это, конечно, не понравилось бы. Но это же совсем другое… или нет?
— Ну, это… это другое, — неуверенно пробормотал он. — Моя мама так бы не сделала.
— А она бы сделала! — отрезала Жанна. — Только не про твои траты, а про мои. И ты считаешь это нормальным! Ты не видишь в этом ничего предосудительного! Вместо того чтобы встать на мою сторону, защитить нашу семью от такого вот «опытного» вмешательства, ты обвиняешь меня в гордыне и неуважении!
Она смотрела на него пристально, пытаясь разглядеть хоть тень понимания в его глазах, но видела лишь упрямство и обиду. Обиду за то, что она посмела поставить под сомнение авторитет его матери.
— Знаешь, Кирилл, — продолжила она уже более спокойно, но от этого не менее жёстко, — проблема не в том, что твоя мама что-то там предлагает. Проблема в том, что ты это поддерживаешь. Ты готов допустить, чтобы она копалась в нашем белье, в наших финансах, лишь бы не расстраивать её. А на мои чувства, на моё мнение тебе, получается, наплевать.
— Наплевать?! — Кирилл взорвался, его лицо исказилось от обиды и гнева. — Да как у тебя язык поворачивается такое говорить! Я из кожи вон лезу, чтобы всем было хорошо, чтобы и ты была довольна, и мама не чувствовала себя… ненужной! А ты всё время видишь какой-то подвох, какой-то злой умысел! Может, это ты просто не хочешь идти ни на какие компромиссы? Может, это у тебя проблема с моей матерью, а не у неё с тобой?
Жанна смотрела на него, и в её взгляде читалась не только злость, но и глубокое, почти болезненное разочарование. Она всегда знала, что Кирилл очень привязан к матери, но до сегодняшнего вечера ей и в голову не могло прийти, насколько эта привязанность слепа, насколько она затмевает для него всё остальное, включая её, его жену.
— Проблема у меня с твоей матерью? — она медленно покачала головой, словно не веря своим ушам. — Кирилл, ты вообще слышишь, что говоришь? Твоя мать предлагает мне, взрослой, работающей женщине, отчитываться перед ней за каждый рубль из моей зарплаты, а виновата в этом я, потому что у меня, видите ли, «проблема» с ней? Ты серьёзно считаешь, что это нормально? Ты действительно думаешь, что любая другая женщина на моём месте пришла бы в восторг от такого «заботливого» предложения?
Она подошла к книжному стеллажу, провела пальцем по корешкам книг. Её любимые книги, купленные на её деньги. Станет ли её увлечение чтением первым пунктом в списке «нерациональных трат» свекрови?
— Послушай, Кирилл, давай разберёмся. Твоя мама – это твоя мама. Я её уважаю как твою мать, как женщину, которая тебя родила и вырастила. Но она не моя мать. И она не глава нашей семьи. Мы с тобой – отдельная семья. У нас свой бюджет, свои планы, свои представления о том, что для нас хорошо, а что нет. И когда твоя мама пытается взять на себя роль финансового директора нашей семьи, при этом не имея на то никаких прав и никакого моего согласия, это не «помощь». Это, извини меня, наглость. И то, что ты этого не видишь, а наоборот, поощряешь…
Кирилл скрестил руки на груди, его поза выражала упрямство и нежелание слушать.
— Она не пытается взять на себя роль финансового директора! — процедил он сквозь зубы. — Она просто хочет поделиться опытом! У неё большой жизненный опыт, Жанна! Она одна меня поднимала, крутилась как белка в колесе, и уж точно знает цену деньгам получше нашего! А ты ведёшь себя так, будто она враг какой-то! Будто она хочет нас обобрать или унизить!
— А разве это не унижение, Кирилл? — Жанна снова повернулась к нему, её голос стал тише, но в нём звучала такая сталь, что Кириллу стало не по себе. — Разве не унижение, когда тебе, человеку с высшим образованием, с хорошей работой, с собственной зарплатой, фактически говорят: «Ты, деточка, ещё слишком глупа, чтобы распоряжаться своими деньгами. Давай-ка я, умная и опытная, научу тебя, как надо жить»? Ты бы сам как на такое отреагировал, если бы мой отец пришёл к тебе с подобным предложением? Если бы он заявил, что будет контролировать твои расходы, потому что ты, по его мнению, слишком много тратишь на свои «мужские игрушки»?
При упоминании её отца Кирилл слегка поморщился. Тесть был человеком прямым и довольно резким в суждениях, и представить себе такой разговор было нетрудно. И реакция Кирилла была бы однозначной. Но это же другое… или снова нет? Эта мысль, как назойливая муха, снова зажужжала у него в голове.
— Ты опять всё перекручиваешь! — огрызнулся он, отгоняя неприятные сравнения. — Моя мама не такая! Она… она мягче, тактичнее…
— Мягче? Тактичнее? — Жанна невесело рассмеялась. — Кирилл, она только что, через тебя, предложила мне устроить тотальную ревизию моих финансов! Какая уж тут тактичность! Это просто попытка установить контроль, завёрнутая в красивую обёртку «материнской заботы». И самое печальное, что ты, мой муж, человек, который должен быть на моей стороне, этого не понимаешь. Ты как будто… как будто до сих пор не перерезал пуповину. Ты всё ещё сын своей мамы, а не муж своей жены.
Эти слова ударили Кирилла по самому больному. «Маменькин сынок» – так его иногда в шутку называли друзья, но услышать это от Жанны, да ещё и в такой момент, было невыносимо.
— Не смей так говорить! — рявкнул он, чувствуя, как краска бросается ему в лицо. — Я люблю свою мать, и это нормально! И я не позволю тебе её оскорблять! Она для меня очень много сделала!
— А я для тебя ничего не сделала? — голос Жанны дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Я не стараюсь сделать наш дом уютным? Я не поддерживаю тебя в твоих начинаниях? Я не делю с тобой и радости, и трудности? Или всё это меркнет по сравнению с тем, что она «тебя родила»? Кирилл, пойми, я не прошу тебя выбирать между мной и твоей матерью. Я прошу тебя признать, что мы – отдельная семья, со своими правилами и своими границами. И в эти границы никто не имеет права вторгаться, даже из самых «благих» побуждений.
Она подошла к нему почти вплотную, заглядывая в глаза.
— Если тебе так хочется, чтобы твоя мама вела семейный бюджет, – пожалуйста! Давай ей свою зарплату, пусть она тебе и выдаёт на карманные расходы, на твои приставки и прочие «мужские радости». Пусть она решает, на что тебе тратить, а на что нет. А в мои финансы, в мой кошелёк лезть не смейте! Ни ты, ни она! Это моя территория. И я её буду защищать.
Последние слова она произнесла с такой силой и убеждённостью, что Кирилл невольно отступил на шаг. Он увидел перед собой не просто рассерженную жену, а человека, готового сражаться за свою независимость до конца. И это его испугало и разозлило одновременно. Он привык, что Жанна, хоть и имела своё мнение, в конечном итоге шла на уступки ради сохранения мира в семье. Но сейчас она была непреклонна. И это означало, что простой ссорой дело не закончится.
Кирилл смотрел на жену, и в его глазах метался целый рой противоречивых чувств: гнев, обида, непонимание и какой-то первобытный страх перед этой новой, незнакомой ему Жанной – жёсткой, бескомпромиссной, готовой отстаивать свою позицию до последнего. Та лёгкость, с которой он предполагал уладить этот «небольшой семейный вопрос», испарилась без следа, оставив после себя горький привкус надвигающейся катастрофы.
— Значит, вот так? — голос его был хриплым, как будто он только что пробежал марафон. — Моя мать для тебя — враг номер один? А я, получается, бесхребетный подкаблучник, который должен выбирать между женой и матерью? Ты к этому клонишь?
Жанна устало провела рукой по волосам. Скандал вымотал её, но отступать она не собиралась. Это был не просто спор о деньгах или о свекрови. Это был спор о её месте в этой семье, о её праве на собственную жизнь и собственные решения.
— Я ни к чему не клоню, Кирилл, — ответила она ровно, стараясь, чтобы голос не выдал её внутренней дрожи. Но это была не дрожь страха, а дрожь от предельного напряжения. — Я просто констатирую факты. Ты не видишь ничего плохого в том, что твоя мама пытается командовать в нашем доме, в наших финансах. Ты не считаешь нужным защитить меня, наши общие интересы от её, мягко говоря, навязчивых инициатив. Для тебя её слово, её «опыт» — закон. А моё мнение, мои чувства — это так, мелочи, «женские капризы».
Она обвела взглядом комнату, их общую комнату, где каждый предмет напоминал о совместно прожитых годах. И вдруг с какой-то леденящей ясностью поняла, что всё это – диван, на котором они вместе смотрели фильмы, книжные полки с их общими и её личными книгами, фотографии на стенах – всё это может в одночасье стать чужим, если они не найдут общего языка. Но сейчас она видела, что этого общего языка у них нет. По крайней мере, в этом, самом важном для неё вопросе.
— Да что ты такое говоришь! — Кирилл схватился за голову, его лицо выражало искреннее страдание, смешанное с упрямством. — Ты всё искажаешь! Она не командует, она советует! Она хочет нам добра! Неужели это так трудно понять? Почему ты во всём видишь только плохое? Почему ты так настроена против неё? Она ведь… она же ничего плохого тебе не сделала!
— Не сделала? — Жанна усмехнулась, но смех этот был лишён веселья. — А попытка влезть в мой кошелёк, в мои личные финансы, под предлогом «помощи» — это, по-твоему, ничего плохого? Это нормально? Кирилл, пойми ты наконец, речь не о твоей маме как о человеке. Речь о её роли в нашей семье. И эта роль, которую ты ей отводишь, меня категорически не устраивает. Я не хочу жить под постоянным контролем, не хочу отчитываться за каждый свой шаг, за каждую потраченную копейку. Я взрослый человек, и я сама в состоянии решать, как мне жить и на что тратить свои деньги.
Она подошла к окну и плотно задёрнула штору, хотя за окном уже давно стемнело. Этот жест был символичен – она словно отгораживалась от внешнего мира, от чужого влияния.
— Если тебе так важны советы твоей мамы, если ты считаешь, что она умнее и опытнее нас обоих, — её голос стал холодным, как декабрьский ветер, — то, может быть, тебе действительно стоит больше прислушиваться к ней. Во всём. Может, тебе стоит переехать к ней? Она бы тебе и бюджет распланировала, и рубашки правильно погладила, и обеды по расписанию готовила. Она ведь всё знает лучше.
Кирилл застыл. Эти слова, сказанные таким спокойным, почти безразличным тоном, прозвучали для него как приговор. Он ожидал чего угодно: криков, упрёков, даже истерики. Но эта холодная, отстранённая констатация факта, эта почти прямая рекомендация уйти… это было хуже всего. Это означало, что она уже всё для себя решила. Что она не видит другого выхода.
— Ты… ты меня выгоняешь? — выдавил он из себя, чувствуя, как внутри всё обрывается. Жанна медленно повернулась к нему. В её глазах не было ни злости, ни сожаления. Только какая-то бесконечная усталость и твёрдая решимость.
— Я никого не выгоняю, Кирилл. Я просто предлагаю тебе сделать выбор. Осознанный выбор. Ты либо муж, глава нашей с тобой семьи, который принимает решения совместно со своей женой и защищает интересы этой семьи. Либо ты… сын своей мамы, который живёт по её указке. Совмещать эти две роли, как показывает практика, у тебя не получается. А я не хочу быть второстепенным персонажем в твоей жизни, где главную партию всегда будет играть твоя мама.
Она помолчала, давая ему осознать сказанное. Потом добавила уже совсем тихо, но от этого не менее веско:
— Так что решай, Кирилл. С кем ты. И как ты хочешь жить дальше. Но учти, что мой ответ на предложение твоей мамы останется неизменным. И моё отношение к подобным попыткам вмешательства – тоже.
В комнате повисла тишина, но это была не та звенящая тишина, о которой пишут в романах. Это была тяжёлая, давящая пустота, заполненная невысказанными обидами, рухнувшими надеждами и горьким осознанием того, что точка невозврата пройдена. Они стояли друг против друга, как два чужих человека, которых ещё несколько часов назад связывала любовь, общий дом и общие планы на будущее. Теперь всего этого не было. Была только пропасть непонимания, вырытая одним неосторожным предложением и усугублённая упрямством и нежеланием слышать друг друга. И оба понимали, что этот вечер стал последним в их прежней совместной жизни. Скандал исчерпал себя, оставив послевкусие тотального разлада.
В итоге Кирилл всё же поступил так, как посоветовала ему жена. Не добившись согласия Жанны на предоставление отчёта по финансам своей матери, он в один прекрасный момент собрал свои вещи и съехал к матери, тем самым желая показать супруге, на чьей он стороне.
А Жанна это восприняла, как полный разрыв отношений и подала на развод. Хорошо хоть квартира была её и делить её с мужем ей не надо было.
А в остальном, каждый остался при своём и без своего одновременно. Кирилл теперь отчитывался перед матерью за свои доходы и расходы, чему, кстати был не очень-то рад, потому что больше у него не было никакой свободы. А Жанна осталась при своих деньгах, без глобального контроля и свободной. Только вот семьи у них уже не было и не могло быть, ведь он не мог пойти против мнения своей матери, которая после этого отказа невестки считала её невыгодной партией для её сыночка и себя естественно тоже…
