В старой хрущёвке на окраине Подмосковья царила необычная для этого места суета. Люди, которых Елена Викторовна Соколова не видела годами, толпились в тесной кухне её квартиры, пытаясь разместиться на разномастных стульях. Громкие голоса перебивали друг друга, а в воздухе витал запах дешёвого одеколона и духов, смешанный с ароматом пирогов, заботливо принесённых «любящими» родственниками.
— Леночка, ты совсем не изменилась! — восклицала тётка Галина, которая последний раз интересовалась её жизнью на похоронах матери семь лет назад. — Всё такая же красавица!
Елена усмехнулась, глядя на своё отражение в старом буфетном стекле. Сорок пять лет, морщинки вокруг глаз, волосы, когда-то каштановые, теперь с проблесками седины. Обычная женщина, измотанная работой медсестры в районной поликлинике и жизнью, которая никогда не баловала её подарками судьбы.
— А помнишь, как мы в детстве на даче у бабушки малину собирали? — неожиданно вступил двоюродный брат Сергей, чьи звонки прекратились в тот момент, когда ему отказали в займе на бизнес.
«Интересно, кто из них первым заговорит о деньгах?» — думала Елена, наливая чай в старые фарфоровые чашки, сохранившиеся ещё с маминых времён.
Всё началось два недели назад, когда в дверь Елениной квартиры постучал мужчина в строгом костюме. Адвокат Степан Аркадьевич Воронцов выглядел слишком представительно для её района.
— Елена Викторовна Соколова? — спросил он, поправляя очки в тонкой оправе. — Я представляю интересы Геннадия Петровича Захарова. Могу я войти?
Имя ударило, как молния. Геннадий Захаров, её первая любовь. Их роман длился всего полгода во время учёбы в медицинском училище, но глубоко запал в сердце. Потом их пути разошлись. Елена слышала, что он уехал за границу, сделал карьеру в фармацевтике, женился на иностранке. За последние двадцать лет она вспоминала о нём всё реже и реже.
— Мне жаль сообщать печальные новости, — продолжил адвокат, расположившись за кухонным столом. — Геннадий Петрович скончался месяц назад от сердечного приступа.
Елена почувствовала странный укол боли, смешанный с онемением. Человек, которого она когда-то любила, которого не видела десятилетиями, больше не существовал в этом мире.
— Перед смертью он внёс изменения в завещание, — адвокат достал из дорогого кожаного портфеля бумаги. — Геннадий Петрович завещал вам часть своего имущества. Если быть точным — квартиру в центре Москвы и два миллиона евро.
Чашка выскользнула из рук Елены, разбившись о линолеум.
— Должно быть какая-то ошибка, — прошептала она. — Мы не виделись двадцать семь лет.
Адвокат улыбнулся:
— В письме, которое он приложил к завещанию, Геннадий Петрович пишет, что вы единственная женщина, которая любила его до денег и славы. Единственная, кому он мог доверять безоговорочно. — Он достал конверт. — Это вам.
После ухода адвоката Елена долго сидела, не решаясь открыть письмо. Когда наконец распечатала конверт, из него выпала старая фотография: она и Гена, совсем молодые, смеются на фоне Воробьёвых гор.
«Дорогая Лена, — начиналось письмо, — когда ты читаешь эти строки, меня уже нет. Жизнь развела нас, я поддался амбициям, погнался за деньгами и славой. Получил всё, но потерял главное — настоящие чувства. Три брака, и ни в одном я не нашёл того, что было между нами. Ты единственная, кто видела во мне человека, а не кошелёк или статус. Прости, что не вернулся. Возвращаю долг за нашу несбывшуюся жизнь…»
И вот теперь, когда новость о неожиданном наследстве каким-то образом просочилась в семью, Ленина квартира превратилась в место паломничества родственников, которые годами не вспоминали о её существовании.
— А я всегда говорила, что наша Леночка — золотце! — громогласно заявляла тётя Зина, распаковывая торт. — Помнишь, как я тебе варежки на прошлое Рождество подарила?
«Это было десять лет назад», — хотела сказать Елена, но промолчала.
Её племянник Костя, недавний выпускник экономического, заговорщически подмигнул:
— Тёть Лен, если надо будет с инвестициями помочь — обращайся. Я как раз в этой сфере кручусь, — он небрежно поправил дешёвый галстук. — Могу посоветовать, куда деньги вложить.
— В последний раз, когда ты давал финансовые советы, твоя мать осталась без дачи, — тихо напомнила Елена.
Костя покраснел и отошёл к окну, делая вид, что заинтересован пейзажем за окном — серыми панельками соседнего дома.
В углу кухни расположился двоюродный брат Виктор, бывший военный, а ныне охранник в супермаркете. Он держался особняком, но хмурый взгляд выдавал его мысли.
— Интересный поворот судьбы, Леночка, — произнёс он наконец, почёсывая загривок. — А этот Захаров… он что, не был женат? Детей нет? Мало ли, может оспорить кто решит…
— Не беспокойся, Витя, — холодно ответила Елена. — Адвокат уверил, что завещание составлено безупречно с юридической точки зрения.
— Да я ж не из корысти спрашиваю! — всплеснул руками Виктор. — За тебя переживаю. Мошенников сейчас много.
«Особенно среди родственников», — подумала Елена, но снова промолчала.
В этот момент дверь распахнулась, и в кухню ввалилась Марина — её сводная сестра по отцу, отношения с которой сошли на нет много лет назад после скандала из-за бабушкиного наследства.
— Сестрёнка! — воскликнула Марина, обнимая остолбеневшую Елену. От неё пахло дорогими духами и лёгким алкоголем. — Ты даже не представляешь, как я скучала!
За спиной Марины маячила фигура её сына Антона — высокого двадцатилетнего парня с взлохмаченными волосами и пирсингом в брови.
— Здрасьте, тётя Лена, — буркнул он, не поднимая глаз от телефона. — Круто выиграть в лотерею жизни, да?
— Наследство — это не выигрыш, Антон, — отрезала Елена.
Марина быстро вмешалась:
— Антоша у меня в Бауманку поступил, представляешь? Только с общежитием беда… Может быть, теперь у тебя появится возможность племяннику помочь? С твоей-то московской квартирой…
«А вот и первая конкретная просьба», — отметила мысленно Елена.
Застолье продолжалось, разговоры становились всё громче, а намёки — всё прозрачнее. Кто-то вспомнил об операции, которую нужно было сделать, кто-то — о кредитах, кто-то — о проблемах с жильём.
Елена наблюдала за этим карнавалом лицемерия, вспоминая, как семь лет назад хоронила мать. Тогда многие из присутствующих нашли причины не прийти. А те, кто пришёл, быстро ретировался, когда узнали о долгах покойной за лечение. Никто не предложил помощи, когда Елена несколько лет выплачивала эти долги, отказывая себе во всём.
Звонок телефона прервал её размышления. Это была Вера Андреевна — соседка по лестничной клетке, единственный человек, который по-настоящему поддерживал её все эти годы.
— Леночка, как ты там? Справляешься с нашествием? — в голосе пожилой женщины слышалась искренняя забота.
— Держусь, Вера Андреевна, — тихо ответила Елена, отойдя в коридор. — Как ваши анализы?
— Да что там мои анализы! — отмахнулась соседка. — Ты приходи вечером чаю попить, когда этих «доброжелателей» проводишь.
Именно Вера Андреевна была рядом, когда уми.рала мама. Именно она приносила супы, когда Елена слегла с воспалением лёгких три года назад. И никогда ничего не просила взамен.
Вернувшись на кухню, Елена застала горячий спор. Тётя Галина распределяла её будущие деньги:
— Косте на квартиру надо помочь, так и быть, половину первого взноса внесёт. А Маринка пусть не наглеет со своими запросами на Антошку!
— Это моего сына ты называешь «запросами»? — взвилась Марина. — А твоему охламону, значит, квартиру подавай?
— Леночка, — вмешался дядя Павел, самый старший из родственников, — нам с Зиной на лечение бы… годы уже не те…
Елена оглядела собравшихся. Все эти люди, связанные с ней кровными узами, были по сути чужими. Где они были, когда она одна боролась с маминой болезнью? Где были, когда её сокращали из больницы, и пришлось работать на двух работах? Где были, когда протекала крыша, а на ремонт не хватало средств?
— Я хочу сделать заявление, — произнесла она громко и отчётливо.
Разговоры стихли. Все взгляды обратились к ней.
— Я действительно получила наследство от человека, который когда-то был мне дорог, — начала Елена. — И я приняла решение, как им распорядиться.
Родственники подались вперёд, не скрывая алчного интереса.
— Квартиру в центре Москвы я передаю в дар хоспису, где работаю волонтёром последние пять лет. — Она выдержала паузу, наблюдая, как вытягиваются лица. — А деньги будут распределены следующим образом: часть пойдёт на создание благотворительного фонда помощи одиноким пожилым людям, часть — на обучение медсестёр, которые хотят повысить квалификацию, но не имеют средств.
— Ты что, с ума сошла? — вскочила Марина. — Это же миллионы! Твоя семья здесь, а ты каким-то посторонним людям…
— Моя семья? — Елена горько усмехнулась. — Семь лет про меня не вспоминал никто, а как узнали про деньги — и сразу семьёй стали?
В комнате повисла тяжёлая тишина.
— Где вы были, когда мама уми.рала? — продолжила Елена, чувствуя, как годами копившаяся горечь наконец находит выход. — Где были, когда крыша текла, а я на лекарства последние деньги тратила? Тётя Галина, вы про варежки вспомнили, а не вспомнили, как я просила помочь маму в больницу перевезти, а вы сказали, что в отпуск уезжаете.
Упомянутая родственница покраснела и опустила глаза.
— Витя, помнишь, как я просила починить трубу на кухне? Ты сказал, что занят, и посоветовал вызвать сантехника. Я тогда неделю на хлебе и воде сидела, чтобы сантехнику заплатить.
Виктор угрюмо смотрел в свою чашку.
— И только один человек был рядом всё это время, — голос Елены дрогнул, — Вера Андреевна с третьего этажа. Чужой, по сути, человек. Вот она-то и есть моя настоящая семья.
— И что же, ты теперь всё ей отдашь? — не выдержал Костя.
— Нет, — покачала головой Елена. — Вера Андреевна ничего не просит. И никогда не просила. Но для неё и для таких как она — одиноких стариков, о которых некому позаботиться, — я и создам фонд.
После того как последний родственник, хлопнув дверью, покинул квартиру, Елена почувствовала странное облегчение. Она достала письмо Геннадия, перечитала последние строки:
«…Я прожил жизнь, гоняясь за призраками успеха, и только в конце понял, что значит настоящее богатство. Оно не в деньгах, Лена. Оно в людях, которые с тобой не из-за выгоды. Распорядись этими средствами так, как подсказывает твоё сердце. Я знаю — оно у тебя доброе.»
Елена сложила письмо и подошла к окну. За стеклом падал первый снег, укрывая серый двор белым покрывалом. «Начало новой жизни,» — подумала она, собираясь на чай к Вере Андреевне.
На следующее утро она отправилась в хоспис — не как наследница миллионов, а как обычная медсестра Лена, которая умела слушать и держать за руку тех, кому это было действительно нужно.
А в кармане лежал телефон адвоката — ей предстоял важный разговор о будущем фонде. О настоящей семье, которую не покупают за деньги, а создают общей радостью и общей бедой.
О том, что некоторые богатства нельзя измерить в евро.
