Ольга уехала в пятницу утром. Виктор демонстративно не вышел её провожать – лежал в спальне, делая вид, что спит. Слышал, как она тихо ходит по квартире, как щёлкает замком чемодана, как разговаривает по телефону с Тамарой.
«Да, выхожу… Нет, сама доеду, тут недалеко… Такси уже внизу…»
Входная дверь тихо закрылась. Он полежал ещё минуту, потом вскочил, бросился к окну. Успел увидеть, как жёлтая машина такси скрывается за поворотом.
Вот и всё. Уехала. Первый раз за тридцать лет.
– Ну и пожалуйста! – сказал он вслух. – Ну и прекрасно!
Борис, дремавший на подоконнике, приоткрыл один глаз и скептически мяукнул.
– А что?! – Виктор заходил по комнате. – Подумаешь! Я и сам справлюсь! Я мужик или кто?!
В кармане пижамных штанов завибрировал телефон. Сергей.
– Пап, ну как ты там?
– Нормально! – он попытался придать голосу бодрость. – Отлично просто!
– Мама уехала?
– Ага. Укатила на свои… эти… – он махнул рукой. – А я и рад! Отдохну хоть от её заскоков!
– Пап…
– Что «пап»?! Думаешь, я без неё не проживу? Да запросто! Вон, холостяки как-то живут! И я проживу!
В трубке повисла пауза.
– Слушай, может, я заеду? – осторожно спросил сын. – Продуктов привезу…
– Не надо! – отрезал Виктор. – Я сам! Всё сам!
Он решительно нажал отбой и огляделся. В квартире стояла непривычная тишина. Ни шума воды на кухне, ни звяканья посуды, ни шороха тапочек по паркету.
– Ну и хорошо! – снова сказал он вслух. – Тишина! Покой!
Борис снова мяукнул – на этот раз с явной иронией.
– И ты туда же?! – Виктор погрозил коту пальцем. – Предатель! Она же тебя даже не покормила перед отъездом!
Кот потянулся и спрыгнул с подоконника. Неторопливо прошёл на кухню, где стояли две полные миски – с водой и кормом.
– А… ну да, – Виктор почесал затылок. – Ну, всё равно! Я тоже могу корм насыпать! Подумаешь!
Он заглянул в холодильник. На полках было пусто – только банка с маринованными огурцами, пара яиц и засохший кусок сыра.
– Значит, в магазин! – он расправил плечи. – Нет проблем!
Оделся, взял пакет для продуктов. В прихожей споткнулся о чемодан – свой старый, который достал вчера с антресолей. Подарок тёще в пику – мол, вот, поеду куда захочу. Только никуда не поехал за эти годы – всё работа, работа…
В магазине растерялся. Корзина быстро наполнилась пельменями, сосисками и растворимой лапшой. Потом вспомнил, что Ольга всегда покупала что-то ещё… Что-то важное…
– Соль! – осенило его. – Точно, соль!
В кассе нахмурился – сумма вышла немаленькая. Раньше жена как-то умудрялась и вкусно готовить, и экономить. А тут одни пельмени – и уже в копеечку…
Дома выгрузил покупки на стол. Распаковал пачку пельменей, поставил кастрюлю с водой.
Вода никак не хотела закипать.
– Что за… – он склонился над плитой. – А, конфорку не включил.
Включил газ, подождал. Засёк время по телефону – жена всегда говорила, что пельмени надо варить ровно семь минут. Или восемь? Или это макароны?
– Да ладно! – он махнул рукой. – Сами сварятся!
Высыпал пельмени в кипящую воду. Они противно склеились в один большой ком.
– Так, спокойно, – Виктор взял ложку, попытался их растолкать. – Жена как-то делала… Вроде помешивала…
Ложка оказалась слишком маленькой. Он полез в ящик – должна же быть специальная, для пельменей… Нашёл две ложки для салата, половник, лопатку для блинов…
– Да где же эта чёртова… – он с грохотом выдвинул ящик. – Вот! Шумовка!
Половина пельменей к тому моменту развалилась.
– Ну и пусть! – он решительно помешал варево. – Всё равно в желудке перемешается!
Попробовал один пельмень – сырой. Подождал ещё. Попробовал снова – разварился.
– А, ладно! – он слил воду, высыпал месиво в тарелку. – Главное – наелся!
Борис смотрел на эти кулинарные экзерсисы со смесью ужаса и сострадания.
– Что смотришь?! – огрызнулся Виктор. – Тебе хорошо – тебе корм готовый насыпали!
День тянулся бесконечно. Телевизор не смотрелся, книги не читались, даже любимый диван казался каким-то неудобным. Виктор походил по квартире, поглядел в окно, проверил телефон.
Ни одного сообщения от жены.
– И не надо! – буркнул он. – Не больно-то и хотелось!
К вечеру заурчало в животе. Он поплёлся на кухню, открыл холодильник. Опять эти пельмени…
– Нет уж! – он решительно захлопнул дверцу. – Закажу доставку! Как нормальные люди!
Достал телефон, открыл приложение. Растерялся – глаза разбегались от обилия выбора. Суши? Пицца? Бургеры?
«Раньше жена готовила вкуснее», – предательски мелькнуло в голове.
– Пицца! – решительно сказал он вслух. – С мясом! И колой!
Борис демонстративно отвернулся.
Ужин вышел так себе. Пицца оказалась холодной, с какими-то странными добавками. Кола выдохлась.
Виктор сидел на кухне, ковыряя остывший сыр, и вдруг поймал себя на том, что прислушивается – не щёлкнет ли замок входной двери? Не раздадутся ли знакомые шаги?
Но в квартире было тихо. Только тикали часы на стене – подарок тёщи на новоселье. Раньше их тиканье раздражало, а сейчас… сейчас оно подчёркивало звенящую пустоту.
– Ничего! – он стукнул кулаком по столу. – Это только первый день! Завтра будет лучше!
Борис, свернувшийся клубком на подоконнике, только тихо фыркнул в ответ.
На третий день начались проблемы с одеждой. Виктор открыл шкаф – и замер в растерянности. Чистых рубашек не осталось. От тех, что висели на плечиках, пахло потом и табаком из курилки на работе.
– Ну и ладно! – он достал одну, понюхал. – Сойдёт!
На работе начальник отдела покосился на его помятый вид: – Виктор Петрович, вы бы это… рубашечку-то погладили.
– А что такого? – огрызнулся он. – Нормальная рубашка!
– Ну-ну, – начальник хмыкнул. – Как супруга-то? В Питере уже?
Виктор набычился: – Не знаю. Не интересуюсь.
– А я вот свою тоже отпустил недавно, – начальник присел на край стола. – С подругами в Сочи укатила. Думал – с ума сойду один. А потом ничего, привык. Даже готовить научился.
– Я и так умею! – Виктор отвернулся к компьютеру.
– Да? – начальник усмехнулся. – Ну-ну.
Вечером, открыв холодильник, Виктор понял, что начальник прав. Пельмени кончились. Сосиски тоже. Остались только банка огурцов и пакет замороженных котлет неизвестного происхождения.
– Сварю макароны! – решил он. – Подумаешь!
Высыпал полпачки в кастрюлю. Вода быстро закипела, макароны разварились в клейкую массу.
– Соли не хватает, – пробормотал он, ковыряя вилкой белёсое месиво.
Полез в шкаф – соль кончилась. И сахар тоже. И чай. Раньше он даже не задумывался, откуда что берётся – всё как-то само собой появлялось в шкафах.
Позвонил сын: – Пап, может, заеду? Машка скучает.
– По бабушке пусть скучает! – буркнул Виктор. – А я в порядке.
– Да? А почему голос такой…
– Какой?
– Какой-то… несчастный.
– Глупости! – он с грохотом отодвинул тарелку с разваренными макаронами. – Всё отлично! Лучше не бывает!
– Ну смотри, – в голосе сына звучало сомнение. – Если что – звони.
Положив трубку, Виктор обвёл взглядом кухню. На плите засохли брызги от вчерашнего супа. В раковине громоздилась гора немытой посуды. На полу – крошки и грязные следы от ботинок.
– Уберу в выходные, – решил он. – Делов-то!
Но в выходные стало только хуже. Закончилось всё – даже туалетная бумага. Пришлось идти в магазин.
В торговом центре он долго бродил между рядами, пытаясь вспомнить, что обычно покупала жена. Порошок? Какой-то определённый, вроде для цветного белья… Мыло? Не то розовое, не то зелёное… Зубная паста? Что-то с травами…
– Может, помочь? – участливо спросила молоденькая консультантка.
– Не надо! – рявкнул он. – Сам разберусь!
Набрал первое, что попалось под руку. На кассе присвистнул – чек вышел в три раза больше обычного. Как Ольга умудрялась экономить?
Дома разложил покупки, сел на кухне. В окно барабанил дождь. Борис демонстративно обнюхал пакет с кормом – незнакомая марка.
– Да ладно тебе! – Виктор насыпал корм в миску. – Не подавишься!
Кот презрительно фыркнул и ушёл в комнату.
К вечеру от безделья начало сводить зубы. Раньше в выходные всегда было чем заняться – валяться на диване под бормотание телевизора, обедать вкусными щами, перебрасываться с женой ленивыми фразами…
Он включил телевизор. Выключил. Попытался читать газету. Бросил. В пустой квартире было тоскливо и неуютно.
Промаявшись до десяти, лёг спать. И тут обнаружилась ещё одна проблема – постельное бельё. Он привык, что оно всегда чистое, свежее, пахнущее лавандой. А теперь…
– Перебьюсь! – буркнул он, заворачиваясь в одеяло.
Ночью приснилась Ольга. Она стояла у плиты в своём любимом фартуке, помешивала что-то в кастрюле. Пахло борщом.
– Будешь обедать? – спрашивала она.
– Буду! – хотел крикнуть он, но не мог.
Проснулся в поту. За окном серело утро понедельника. Надрывался будильник – поставил ещё вчера, чтобы не проспать.
Встал, поплёлся в ванную. Щётка почему-то была жёсткой и колючей. «Новую купил, – вспомнил он. – Не ту систему…»
На работе все отчего-то принюхивались и косились на его помятый пиджак. К обеду позвала секретарша: – Виктор Петрович, тут это… жалоба на вас.
– Какая ещё жалоба?!
– От сотрудников, – она замялась. – Говорят, от вас… это… запах немытого тела.
Он представил гору нестираных рубашек дома, скомканную простыню, несвежее полотенце…
– Я всё! – рявкнул он. – Я на больничный!
Вышел, хлопнув дверью. В коридоре столкнулся с начальником.
– А, Виктор Петрович! – тот принюхался. – Вы бы это… в химчистку пиджачок снесли. И рубашечки постирали бы…
– К чёрту! – Виктор промчался мимо, чуть не сбив с ног уборщицу.
Дома рухнул на диван. В голове крутилась одна мысль: «Как? Как она всё успевала? Готовить, убирать, стирать, гладить? Когда? Как?!»
Борис запрыгнул на спинку дивана, посмотрел сверху вниз. В жёлтых глазах читалось: «Что, довыпендривался?»
На пятый день всё рухнуло окончательно.
Проснулся от звонка будильника, с трудом разлепил глаза. В квартире пахло чем-то кислым. Виктор поплёлся на кухню – и замер на пороге. Раковина была завалена грязной посудой, на плите пригоревшая каша растеклась бурым пятном, в мусорном ведре копошились мошки.
– Твою ж… – он попятился.
В ванной было не лучше. Грязное бельё вываливалось из корзины, на полу темнели разводы, зеркало покрылось брызгами зубной пасты.
– Ладно, – пробормотал он, – вечером уберу.
Порылся в шкафу – чистых рубашек не осталось. Совсем. Выудил из корзины одну, понюхал подмышки, поморщился. Побрызгал дезодорантом.
– Сойдёт!
На работе сразу вызвал начальник.
– Виктор Петрович, – он устало покачал головой, – вы что творите?
– А что такое? – Виктор одёрнул несвежий пиджак.
– Как что? От вас… это… разит. Сотрудники жалуются. Вы хоть душ принимаете?
– Да как вы…
– Вот что, – начальник постучал ручкой по столу, – даю вам три дня за свой счёт. Приведите себя в порядок.
– Я сам разберусь! – Виктор вскочил. – Не надо мне ваших…
– Это не предложение, – отрезал начальник. – Это приказ. Чтоб чистым и выглаженным вернулись. Как человек.
Виктор вылетел из кабинета, кипя от злости. Домой ехал в пустом вагоне метро – все шарахались, принюхивались, отходили подальше.
В подъезде столкнулся с соседкой.
– Ой, Виктор Петрович! – она прижалась к стене. – А что это у вас… это… из квартиры так пахнет?
– Не ваше дело! – рявкнул он.
– Так может, клопы? Или трубу прорвало? Может, в ЖЭК позвонить?
– Видал я ваш ЖЭК!
Дома швырнул пиджак на пол, плюхнулся на диван. И тут же вскочил – что-то мокрое и холодное…
– Борис! – заорал он. – Ты что творишь?!
Кот сидел на шкафу и смотрел на него с отвращением. Рядом стоял лоток – переполненный, давно не чищенный.
– Ах ты…
В кармане зазвонил телефон. Сергей.
– Пап, тут это… Звонила соседка…
– И что?! – взревел Виктор. – Что ей надо?!
– Говорит, из квартиры запах. И ты какой-то… странный.
– Да вы все сговорились?!
– Пап, – сын вздохнул, – я сейчас приеду.
– Не смей!
– Пап…
– Я сказал – не смей! Сам справлюсь!
Он швырнул телефон на диван. Тот спружинил и шлёпнулся в лужу.
– Да что ж такое?! – Виктор схватился за голову.
Часы на стене показывали семь вечера. Делать было нечего. Есть было нечего. Спать – не на чем.
– Ладно, – процедил он сквозь зубы, – уборка так уборка.
Нашёл в кладовке тряпку, ведро. Налил воды – холодной, потому что горячую отключили ещё вчера, о чём предупреждало объявление на подъезде. Которое он, конечно, не читал.
Плеснул в воду какой-то розовой жидкости из бутылки. По кухне поплыл удушающий аромат клубники.
– Химия, – буркнул он, – понапридумывали…
Возил тряпкой по полу, размазывая грязь. Становилось только хуже.
Добрался до плиты. Пригоревшая каша не отскребалась. Схватил железную мочалку, надраил – эмаль заскрипела.
– Да чтоб тебя!
Переключился на посуду. Горячей воды нет, моющего средства нет, губки нет. Кое-как сполоснул тарелки, составил в шкаф. Мокрые, в разводах.
В ванной посмотрел на гору белья. Покрутил стиральную машину – как она включается? Куда порошок сыпать? Сколько белья можно загружать?
Нашёл в шкафу инструкцию. Три режима стирки, какая-то сортировка по цветам, температура…
– Да ну нафиг! – он захлопнул буклет. – Постираю руками!
Намылил рубашку хозяйственным мылом, потёр. Вода потемнела, а пятна остались. Выжал кое-как, повесил на батарею. С носков капало.
Зазвонил телефон – опять сын.
– Пап, ну как ты?
– Прекрасно! – рявкнул Виктор, размазывая по лицу мыльную пену. – Великолепно! Лучше не бывает!
– Может, всё-таки…
– Нет! Сам! Всё сам!
В трубке помолчали.
– Знаешь, пап, – наконец сказал Сергей, – я тут подумал… Может, это и правильно, что мама уехала.
– Что?!
– Ну… ты хоть понял теперь, сколько она делала? Сколько на ней всего держалось?
– Я…
– Да погоди ты! Просто признай – один ты не справляешься. Как и любой из нас не справился бы. Потому что это… это просто непосильно. А она тянула. Молча. Без жалоб.
Виктор сел на край ванны. В голове шумело.
– И знаешь что, пап? – голос сына стал жёстче. – Может, хватит уже? Может, просто позвонишь ей и скажешь…
– Что скажу?
– Правду. Что без неё – никак. Что ты… что мы все были неправы.
Виктор молчал, глядя на свои красные от мыла руки. На обломанные ногти. На засохшую грязь под ногтями.
– Пап? Ты там?
– Да, – он с трудом разлепил губы. – Я… я подумаю.
– Точно?
– Точно.
Он нажал отбой и поднял глаза. Из зеркала на него смотрел помятый, небритый мужик в несвежей рубашке. Какой-то… жалкий.
Борис спрыгнул с полки, принюхался к мокрому носку на батарее. Чихнул.
– Да понял я, понял! – Виктор опустил голову. – Я… я всё понял.
Он достал телефон, нашёл номер жены. Палец завис над кнопкой вызова.
Что он скажет? Как признается, что облажался? Что не справился? Что весь его гонор, вся его мужская гордость разбились о банальную гору грязного белья?
В прихожей тренькнул звонок. Он поплёлся открывать.
На пороге стояла соседка с тазиком в руках.
– Виктор Петрович, – она решительно шагнула в квартиру. – Давайте это… я вам помогу. А то у вас тут…
Он молча посторонился. Соседка прошла на кухню, охнула, всплеснула руками: – Господи! Да как же вы так?! Мужики…
И он вдруг понял – вот оно. Вот то самое, что он должен сказать жене.
Не «прости». Не «вернись». Не «я не справляюсь».
А просто: «Ты была права. Всё это время – права. А я… я был просто мужиком. Который ничего не понимал».
Ольга вернулась во вторник вечером. Открыла дверь своим ключом и замерла на пороге. В квартире пахло… борщом?
Из кухни доносилось негромкое бормотание и звяканье посуды. Она осторожно прошла по коридору, заглянула – и не поверила своим глазам.
Виктор, повязав её фартук, стоял у плиты и сосредоточенно помешивал что-то в кастрюле. На столе лежал раскрытый блокнот с выцветшими строчками – её старая кулинарная тетрадь.
– Так-так, – бормотал он себе под нос, – после картошки надо лавровый лист… Или сначала капусту?
– Капусту, – сказала она с порога.
Он вздрогнул, обернулся. На щеке – развод от томатной пасты, на фартуке – следы свёклы, в поседевших волосах – укропная зелень.
– Вернулась, – он опустил половник. – А я тут… это…
– Борщ варишь, – она прошла на кухню, принюхалась. – Неплохо пахнет.
– Правда? – он просиял. – Я три раза переделывал. Первый вышел как свекольник, второй пересолил…
Она огляделась. Кухня сияла чистотой. Посуда вымыта, полы натёрты, на окне – свежая занавеска.
– Сам убирал?
– Не-е, – он замялся. – Тут это… соседка помогла. И Серёжка приезжал. И клининг вызывал. А потом уже сам научился.
Она прошла в комнату. В шкафу – выглаженные рубашки, на тумбочке – идеальный порядок, даже пульт от телевизора лежит на положенном месте.
– А это?
– Химчистка, – он виновато развёл руками. – Я пытался сам стирать, но… это оказалось сложнее, чем я думал.
Борис выскочил из спальни, радостно мяукая. Потёрся о ноги хозяйки, покосился на Виктора.
– И его сам кормил? – она почесала кота за ухом.
– Ага. Мы с ним… подружились. Вроде как.
Она прошла в ванную – кафель блестит, полотенца свежие, даже шторка для душа новая.
– Я старую случайно сорвал, – пояснил он, маяча в дверях. – Пытался носки на ней сушить…
Она прикусила губу, сдерживая улыбку. Представила его – такого важного, солидного – в попытках развесить носки на шторке.
– Оль, – он переминался с ноги на ногу, – ты это… проголодалась с дороги?
– Есть немного.
– Тогда пойдём? – он махнул в сторону кухни. – Борщ как раз…
За столом молчали. Она грела руки о тарелку, он неловко крошил хлеб.
– Ну как… Питер? – наконец спросил он.
– Хорошо, – она улыбнулась. – Эрмитаж – просто чудо. И Русский музей. И по Невскому гуляли…
– А погода?
– Дождь. Но нам с Тамарой даже понравилось – меньше туристов.
Он покивал, помолчал.
– Оль…
– Что?
– Я тут подумал…
– Да?
Он отложил ложку, посмотрел ей в глаза: – Ты это… права была. Всё время права. А я… я просто мужик. Который ничего не понимал.
Она ждала.
– Знаешь, – он усмехнулся, – я ведь думал – подумаешь, готовка-уборка! Любой справится! А оказалось… В общем, я тут многое понял. За эти дни.
– И что же?
– Что ты… что это всё… – он махнул рукой, обводя кухню, – это не просто работа по дому. Это целая жизнь. Которую ты тянула. Одна. А я… я только пользовался.
Она помешала борщ – густой, наваристый. Неплохо для первого раза.
– А ещё я понял, – он придвинулся ближе, – что не хочу больше так. Не хочу быть… быть…
– Мужиком? – подсказала она.
– Да. Эгоистом чёртовым. Который только требует и ничего не даёт взамен.
Она молчала.
– Оль, – он коснулся её руки, – я не прошу вернуть всё как было. Я… я хочу по-другому. Чтобы вместе. Чтобы ты жила, как хочешь. А я… я научусь. Борщ вот варить научился…
– Вижу, – она попробовала ещё ложку. – Соли маловато.
– Правда? – он схватил солонку. – Сейчас добавлю!
– Не надо, – она мягко забрала у него соль. – Каждый должен сам решать, сколько ему соли нужно. В борще. И в жизни.
Он замер с открытым ртом. Потом медленно кивнул: – Понял. Кажется, понял.
– Что именно?
– Что ты больше не будешь солить мой борщ. И гладить мои рубашки. И жить по моим правилам.
– А ты?
– А я… я буду учиться жить по-новому. Если ты… если ты позволишь.
Она встала, подошла к окну. За стеклом моросил октябрьский дождь, но в кухне было тепло. Пахло борщом, свежим хлебом и… надеждой?
– Знаешь, – сказала она, не оборачиваясь, – я тут тоже кое-что поняла.
– Что?
– Что быть свободной – не значит быть одной. Просто нужно научиться… быть вместе. По-другому.
Он встал, подошёл, остановился за спиной. Не обнял – просто встал рядом.
– Научимся, – сказал тихо. – Если захочешь.
Борис запрыгнул на подоконник, устроился между ними. Замурлыкал – громко, одобрительно.
А дождь за окном всё моросил, смывая старые обиды, страхи, привычки. Унося прошлое.
И оставляя место для чего-то нового.
Другого.
Настоящего.
