— Маша, ты точно в порядке? — Антон поймал жену за руку, когда она пошатнулась, наливая чай в термос. — Может, останешься дома?
— Всё нормально, просто голова закружилась. Недоспала, наверное.
Маша отвернулась, чтобы он не видел, как она морщится от боли. Сердце кольнуло и отпустило — как всегда в последнее время. Уже третий месяц эти приступы. Сначала редко, теперь почти каждый день.
— Точно поедешь? Серёга с Колей и без тебя справятся.
— Антон, я же обещала. Уху сварю, салаты. Вы без меня с голоду помрёте там.
Она улыбнулась, и он поверил. Как всегда поверил. Маша умела скрывать. Научилась ещё в детстве, когда мама умерла от инфаркта в сорок два. С тех пор больницы и врачи вызывали только панику.
Собрались быстро. Серёга с Колей уже ждали у подъезда, загружали удочки в багажник.
— Машка, красавица! — Серёга обнял её. — Спасибо, что едешь. А то мы бы точно на сухомятке сидели.
— Да ладно вам. Я тоже отдохнуть хочу.
Села за руль своей машины — мужики выпить собрались, а ей всё равно нельзя с таблетками, которые она тайком пила. Антон устроился рядом, включил музыку.
— Часа три езды, не больше. К обеду будем на месте.
Маша кивнула, выруливая со двора. Сердце вело себя спокойно. Может, и правда просто переволновалась.
Первый час прошёл нормально. Болтали, смеялись над Колиными байками. Маша даже расслабилась — природа, свежий воздух, любимые люди рядом. Что ещё нужно?
Потом началось.
Сначала лёгкое покалывание. Она глубоко вдохнула, сильнее сжала руль. Антон что-то рассказывал про работу, не заметил.
Через десять минут кольнуло сильнее. Словно кто-то воткнул раскалённую спицу под рёбра. Маша прикусила губу, перестроилась в правый ряд. Скорость сбросила до восьмидесяти.
— Чего притормозила? — Серёга высунулся между сидений. — Гаишники?
— Нет, просто… устала немного. Глаза слипаются.
— Давай я поведу?
— Ты же выпить собрался.
— Ну так ещё не выпил!
— Всё нормально, доеду.
Но нормально не было. Боль накатывала волнами. Отпускала на минуту — и снова. Сильнее, острее. Дыхание сбилось, на лбу выступил пот.
— Маш, ты чего бледная такая? — Антон повернулся к ней. — Останови машину.
— Я… сейчас… просто…
Мир поплыл. Дорога стала расплываться, двоиться. Маша изо всех сил пыталась удержать машину в полосе. До больницы километров сорок. Она должна доехать. Должна.
— Маша! — Антон схватил её за плечо. — Тормози немедленно!
Она послушалась. Как в тумане нажала на тормоз, съехала на обочину. И всё. Темнота накрыла мгновенно, без предупреждения.
— Маша! Маша, открой глаза!
Антон тряс жену, похлопывал по щекам. Без толку. Она обмякла на сиденье, голова запрокинулась. Дышит, но едва-едва.
— Скорую вызывайте! — заорал он.
Коля уже набирал номер. Серёга выскочил из машины, остановил проезжающую фуру — может, у дальнобойщика аптечка есть.
— Алло! Скорая? У нас женщина сознание потеряла! Сердце вроде… Где мы? — Коля огляделся. — Трасса М-4, километров сорок от города…
— Сорок километров они ехать будут час! — Антон пересадил Машу на заднее сиденье, уложил. Пульс частый, слабый. Губы синеют.
Решение пришло мгновенно.
— Я поведу. До больницы домчу.
— Ты спятил? — Серёга вцепился в него. — Ты же выпил!
— Полбанки пива час назад! Маша умирает, понимаешь?
Сел за руль, завёл мотор. Серёга с Колей забрались назад, придерживали Машу.
— Держитесь.
Вдавил педаль в пол.
Спидометр показывал сто шестьдесят. Сто восемьдесят. Двести.
— Антон, мы все погибнем! — орал Коля.
— Заткнись!
Машина летела, едва касаясь асфальта. Антон видел только дорогу. Обгонял справа, слева, по обочине. Сигналил, мигал дальним светом. Плевать на правила. Плевать на штрафы. Маша умирает.
В зеркале заднего вида замигали синие огни.
— Гаишники! — Серёга обернулся. — Всё, приехали.
Но Антон не остановился. Прибавил газу. Пусть догоняют. Пусть стреляют. Он довезёт Машу до больницы.
Сирена взвыла совсем близко. Полицейская машина поравнялась, инспектор что-то кричал в громкоговоритель. Антон опустил стекло, заорал:
— Жена умирает! Больница! Помогите!
Видимо, поняли. Сирена взвыла громче, полицейские ушли вперёд, включили проблесковые маячки.
— Едут с нами! — Коля не верил своим глазам. — Дорогу расчищают!
Так и летели — полиция впереди, они следом. Светофоры, перекрёстки, пробки — всё мимо. Люди шарахались, машины жались к обочинам.
— Дышит? — крикнул Антон.
— Дышит! Но совсем слабо!
Ещё быстрее. Ещё…
Больница возникла внезапно. Антон даже затормозить не успел — влетел на территорию, встал поперёк дороги у приёмного покоя.
Выскочил, рванул заднюю дверь. Маша — белая, как простыня. Не шевелится.
— Помогите! Врача!
Но помощь уже бежала. Гаишники, видимо, предупредили по рации. Каталка, врачи, медсёстры.
— Что случилось?
— Сердце! У неё сердце! Была в сознании, потом упала…
— Как давно?
— Минут двадцать… тридцать…
Машу перекладывали на каталку. Быстро, профессионально. Кислородная маска, капельница.
— В реанимацию! Быстро!
Покатили внутрь. Антон побежал следом, но его остановили.
— Вы не можете туда.
— Это моя жена!
— Я понимаю. Но вы будете только мешать. Садитесь, ждите.
Двери реанимации захлопнулись.
Время остановилось. Антон сидел на жёсткой больничной скамейке и смотрел на зелёную дверь. За ней — Маша. Его Маша. Которая может умереть.
Серёга принёс воды. Коля — документы из машины. Гаишники зашли — протокол составить надо. Антон отвечал механически. Да, превышал. Да, выпил. Да, готов понести наказание.
— Мужик, — старший инспектор похлопал его по плечу. — Ты жену спас. Мы видели, как вёз. Ещё б пять минут — и всё. Так что протокол мы составим, но… формальный. Для отчётности. Штраф минимальный выпишем.
Антон кивнул. Какая разница. Лишь бы Маша выжила.
Час. Два. Три.
Он ходил по коридору. Считал плитки на полу. Разглядывал трещины на стенах. Молился — впервые с детства.
— Господи, если ты есть… Пожалуйста. Не забирай её. Она ещё молодая. Ей всего тридцать пять. Мы детей хотели… Пожалуйста…
Серёга с Колей уехали — машину пригнать, вещи забрать. Обещали вернуться. Антон остался один.
Вспоминал. Как познакомились восемь лет назад. Как она смеялась на первом свидании. Как призналась, что боится врачей. Как он обещал всегда её защищать.
Не защитил. Не заметил. Не настоял на обследовании.
Дверь реанимации открылась. Вышел врач — усталый, в заляпанном кровью халате.
— Родственники Марии Сергеевны?
— Я муж. — Антон вскочил. — Она… она жива?
— Жива. Но состояние крайне тяжёлое. Обширный инфаркт. Сделали операцию — аортокоронарное шунтирование. Ближайшие сутки критические.
— Можно к ней?
— Она без сознания. Под аппаратом ИВЛ.
— Всё равно. Пожалуйста.
Врач кивнул.
— Пять минут. И тихо.
Маша лежала в окружении аппаратов. Трубки, провода, мигающие экраны. Бледная, почти прозрачная. Но живая. Грудь поднимается и опускается в такт аппарату.
Антон взял её за руку. Холодная.
— Машенька… Слышишь меня? Это я. Ты в больнице. Врачи говорят, всё будет хорошо. Ты только держись. Слышишь? Держись.
Никакой реакции. Только писк мониторов.
— Я дурак. Надо было заставить тебя провериться. Видел же, что бледная стала. Что устаёшь быстро. Думал — работа, стресс. А это сердце было… Прости меня. Прости, что не уберёг.
Медсестра тронула за плечо — время вышло.
Антон наклонился, поцеловал Машу в лоб.
— Я буду ждать. Сколько нужно. Только возвращайся.
Ночь тянулась бесконечно. Антон задремал на стуле, привалившись к стене. Снились кошмары — Маша зовёт его, а он не может найти её в тумане.
Проснулся от чьей-то руки на плече. Медсестра.
— Простите, что бужу. Ваша жена… она приходит в себя. Доктор разрешил вам зайти.
Вскочил, побежал, не чувствуя затёкших ног.
Маша лежала с открытыми глазами. Трубку изо рта убрали. Слабая, но живая. Смотрит на него и пытается улыбнуться.
— Привет, — прошептала едва слышно.
Антон не сдержался. Слёзы хлынули — облегчение, страх, радость, всё смешалось.
— Дура ты. Дура моя любимая. Чуть не умерла.
— Прости…
— За что простить? Это я должен просить прощения. Не заметил, не помог.
— Я скрывала. Боялась.
— Чего боялась-то?
— Врачей. Больниц. Как мама…
Он гладил её по голове, вытирал слёзы — свои и её.
— Больше не бойся. Я с тобой. Всегда буду. И к врачам будем ходить. Каждый месяц. Каждую неделю, если надо.
— Антон…
— Что?
— Я видела маму. Там. Она сказала — рано ещё. Иди обратно.
— Вот и правильно сказала. Рано тебе. Нам ещё детей растить. Внуков нянчить.
— Доктор сказал… придётся долго восстанавливаться.
— Будем восстанавливаться. Сколько нужно. Главное — ты жива.
Через неделю Машу перевели из реанимации в обычную палату. Через две — начала ходить. Медленно, держась за стенку, но сама.
Антон не отходил. Отпуск взял, потом больничный. Начальство понимающее попалось — сказали, сколько нужно, столько и сиди.
— Знаешь, — сказала Маша как-то вечером. — Я больше не боюсь.
— Врачей?
— Да. Поняла — они жизнь спасают. Мою спасли. Если бы раньше пошла, может, до операции бы не дошло.
— Не думай об этом. Главное — сейчас всё хорошо.
— Хорошо… Только шрам останется. Большой.
— И что? Боевой шрам. Красивый.
— Врёшь.
— Не вру. Для меня ты всегда красивая. Со шрамом, без шрама. Живая — вот что важно.
Она заплакала. Тихо, беззвучно. Он обнял, прижал к себе.
— Всё позади, Машенька. Всё позади.
Выписали через месяц. С кучей рекомендаций, таблеток, направлений. Диета, режим, постоянный контроль.
Дома Маша первым делом выбросила все тайные таблетки.
— Больше никаких секретов. Обещаю.
— И я обещаю. Буду внимательнее. Замечать, спрашивать, настаивать.
Жизнь потихоньку входила в новую колею. Утренние прогулки — врач велел. Правильное питание — никакого жареного, солёного, жирного. Таблетки по часам.
И визиты к кардиологу. Каждый месяц. Сначала Маша нервничала, но потом привыкла. Доктор попался хороший — спокойный, внимательный. Объяснял, успокаивал, хвалил за успехи.
— Видите, как хорошо восстанавливаетесь? Это потому, что вовремя прооперировали. Ещё немного — и было бы поздно.
— Я знаю. Спасибо вам.
— Не мне спасибо, а мужу. Если бы не довёз вовремя… Героический поступок, между прочим. Не каждый решится с инфарктом в машине по трассе гнать.
Маша взяла Антона за руку. Сжала крепко.
— Знаю. У меня самый лучший муж.
Прошёл год. Маша полностью восстановилась. Даже на работу вышла — не на полный день, но всё же.
Сидели как-то вечером на кухне, пили чай.
— Помнишь, я говорила, что маму видела?
— Помню.
— Она ещё сказала… что внуков ждёт.
— Маш, но врачи говорили…
— Говорили — можно. Только под наблюдением. И через два года после операции.
— Два года — это следующей весной.
— Вот именно.
Антон отставил чашку.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я проверялась. Сердце в норме. Врач сказал — при правильном ведении беременности риски минимальные.
— Маша…
— Что? Мне тридцать шесть. Если не сейчас, то когда?
Он обошёл стол, обнял её.
— Ты уверена?
— Уверена. Жизнь одна, Антон. Я это поняла там, в реанимации. Нельзя откладывать важное. Нельзя бояться. Нужно жить.
— А если…
— Не будет никакого «если». Я теперь примерная пациентка. Все обследования вовремя, все таблетки по расписанию. И врачей больше не боюсь.
— Это точно?
— Точно. Они мне жизнь вернули. И возможность стать мамой.
Антон поцеловал её. Осторожно, будто боялся разбить.
— Я люблю тебя.
— И я тебя. Спасибо, что спас.
— Я бы тысячу раз спас. Миллион.
— Знаю. Потому и люблю.
За окном шёл снег. Первый в этом году. Чистый, свежий. Как новая страница в их жизни. Страница без страха, без тайн. Только любовь и надежда.
И понимание простой истины — здоровье не ждёт. И жизнь тоже.
