никита– Господи, как же я несчастна… Алёшка, зачем ты так со мной? – Ольга не могла сдержать слёз, глядя на фотографию мужа. Бывшего мужа. Двадцать лет брака коту под хвост. Пропали, словно их и не было. А ведь ещё недавно всё было хорошо… Или ей лишь казалось?
Ольга устало опустилась в старое бабушкино кресло. Оно скрипнуло, будто приветствуя её. Пахнуло нафталином и сухими яблоками – вот так пахло её детство. Бабушкин дом в деревне, куда она сбежала от предательства Алексея, окутал её своим теплом и покоем.
– Олюшка, ну что ты убиваешься? Брось ты его фотку, не стоит он твоих слёз! – мама Тамара Ивановна вошла в комнату с подносом. – На вот, выпей чайку с медком, полегчает.
– Не полегчает, мам… – Ольга взяла горячую чашку, обжигая пальцы. Боль отрезвила. – Как же я не замечала, что он такой? Ведь любила… А он… С этой… Курицей крашеной.
– Дурак он, Олюшка. Сдался тебе этот изменщик! У тебя вся жизнь впереди. И дом этот, гляди, какой большой – простор! Поживи тут, подыши, в себя приди. А квартиру в городе продадим, деньги тебе пригодятся.
– Нет, мама. Не продам. Знаешь… – Ольга впервые за последнюю неделю почувствовала что-то кроме горечи и боли. Слабый огонёк надежды затеплился в груди. – Я здесь останусь. Насовсем. Новую жизнь начну.
Тамара Ивановна только вздохнула. Ну что ж, может оно и к лучшему. Потеря мужа – это, конечно, трагедия. Но ведь не конец света! Олюшка ещё молода, красива. А дом этот, и правда, хорош. Крепкий, добротный, ещё прабабка строила. Простоит ещё сто лет.
– Ладно, доченька, решила – так тому и быть. А со свекровкой твоей я сама поговорю, нечего ей тебя тревожить. И приданое заберу, не отвертится, хитрая лиса!
Ольга только кивнула. Сейчас ей было не до приданого и не до свекрови. Единственное, чего хотелось – забыться, стереть из памяти всё, что было. Или хотя бы перестать прокручивать в голове одну и ту же картину: вот Алёшка, её Алёшка, целует ту, другую, прямо на пороге их дома. А потом говорит жёстко и зло: «Извини, люба, так получилось. Я ухожу к ней. Насовсем».
«Ухожу». Это слово до сих пор отзывалось нестерпимой болью где-то под рёбрами. Как будто Алексей вынул из неё сердце и вместо него оставил пустоту. Глухую, страшную, безнадёжную пустоту. И чем её заполнить – Ольга не знала. Но знала другое: здесь, в этих родных стенах, где каждый угол хранил память о детстве и юности, ей станет легче. Должно стать. Иначе… Зачем тогда всё?
Ольга допила чай, отставила чашку и решительно поднялась. Хватит страдать! Теперь её жизнь – здесь. И она сделает всё, чтобы вернуть себе себя. Ту Олю, которая умела смеяться, любить, радоваться каждому дню. Олю, которую, кажется, она потеряла много лет назад. Задолго до ухода Алёшки. Где-то в рутине замужней жизни, в бесконечной погоне за бытом и мнимым благополучием.
– Завтра же начну приводить дом в порядок! – сказала она маме. – Надо перебрать вещи, постирать шторы, может быть, даже переклеить обои. Сделаю здесь конфетку!
– Делай, доченька, делай, – улыбнулась Тамара Ивановна. – Заново родишься, вот увидишь.
Ольга подошла к окну, распахнула его настежь. Вечерняя прохлада ворвалась в комнату, наполнив лёгкие ароматами сирени и свежескошенной травы. Где-то вдалеке слышался собачий лай и звонкие голоса деревенских ребятишек. А над горизонтом медленно тонуло солнце, окрашивая небо в пурпур и золото.
«Красиво-то как!» – подумала Ольга и впервые за много дней ощутила, как что-то внутри неё оживает, трепещет, рвётся навстречу этой суровой и щемящей красоте. Будто вся её прошлая жизнь, все её слёзы и обиды таяли сейчас в этом закатном мареве, оставляя место для чего-то нового. Неизведанного. И от этого почему-то хотелось плакать и смеяться одновременно.
Ольга перевела взгляд на старую яблоню, что росла прямо под окном. Усыпанная бело-розовыми цветами, она казалась совсем юной. Совсем как Оля когда-то.
«Вот и я так же расцвету», – подумалось ей вдруг. – «Расцвету и снова стану собой. Я смогу, я справлюсь. Мне будет трудно, очень трудно – но я справлюсь. Потому что должна. Хотя бы ради себя самой».
И это «должна», прозвучавшее где-то в глубине её естества, вдруг придало ей сил. Будто сама земля, на которой стоял этот старый дом, делилась с ней своей мощью, своей живительной силой. Вливала в неё какую-то древнюю, неистребимую мудрость и покой.
Покой. То, чего так не хватало Ольге все эти годы. И вот теперь он пришёл. Вместе с ароматом сирени, и криками ребятишек, и лучами заходящего солнца. Пришёл – и остался с ней. Она чувствовала это. Знала.
«Я начинаю жить заново», – чётко и ясно прозвучало в её голове. И Ольга улыбнулась сквозь слёзы. Впервые за долгое, очень долгое время.
***
Деревня встретила Ольгу настороженным молчанием. Люди провожали её долгими взглядами, о чём-то шептались за спиной. Она ловила на себе их любопытные, оценивающие взоры и невольно ёжилась. Словно вернулась в прошлое, в свои школьные годы, когда была тут «городской штучкой».
– Ольга, ты ли это? Вот не ждала тебя снова здесь увидеть!
Ольга обернулась на знакомый голос. Валентина Петровна, или баба Валя, как звали её в деревне, спешила к ней, размахивая клюкой. Когда-то она была лучшей подругой её бабушки, а сейчас, видно, взяла на себя роль местной сплетницы.
– Здравствуйте, тётя Валя! – улыбнулась Ольга, целуя морщинистую щёку. От бабы Вали пахло сдобой и чем-то неуловимо родным, деревенским.
– Ой, и ты меня вспомнила, красавица! Слышала я, слышала, что стряслось у тебя. Ох и подлец же твой благоверный! Бросил такую молодайку ради какой-то вертихвостки!
Ольга поморщилась. Надо же, и суток не прошло, а уже всё знают. Ничего в деревне не утаишь.
– Что ж, прошлого не вернёшь, – вздохнула она. – Буду теперь тут жить. Насовсем.
– И правильно сделаешь! Нечего в городе том куковать. А здесь – и воздух чистый, и люди душевные. Заживёшь ещё краше прежнего!
Ольга невольно улыбнулась. Может, баба Валя и права. Может, здесь она и впрямь отогреется, оттает после всех невзгод. Станет такой, как раньше – весёлой, беззаботной. Счастливой.
– Ладно, пойду я. Дел невпроворот – дом в порядок привести надо. Зайдёте потом на чай, тёть Валь?
– А то ж! Зайду, как не зайти. Ты пироги пеки, с капусткой, с грибками – по-нашему, по-деревенски. А то отощала вся, вон кости да кожа.
И баба Валя заковыляла прочь, недовольно ворча себе под нос. А Ольга, постояв ещё немного, решительно направилась к дому. Дом встретил её скрипом половиц и танцем пылинок в солнечном луче. Ольга провела пальцем по комоду – палец утонул в толстом слое пыли. М-да, работы и впрямь невпроворот.
Засучив рукава, Ольга принялась за уборку. Она мыла, чистила, скребла, словно хотела этим физическим трудом вытравить из себя боль и обиду. С каждой вымытой тарелкой, с каждой выбитой подушкой ей становилось легче. Будто не пыль стряхивала – а прошлое, тяжким грузом лежавшее на плечах.
К вечеру усталость приятно ныла в мышцах. Ольга обвела взглядом преобразившуюся комнату и впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на гордость. Она справилась. У неё получилось. И это только начало.
***
Солнце уже клонилось к закату, когда Ольга, закончив с уборкой, решила прогуляться к реке. Она шла по узкой тропинке, вдыхая запах полевых цветов и слушая стрёкот кузнечиков. И на душе было так легко, так спокойно…
– Оля? Ольга, это ты?
Знакомый голос заставил её замереть на месте. Она медленно обернулась и встретилась взглядом с человеком, которого меньше всего ожидала здесь увидеть.
– Алексей… Лёша, ты? Откуда ты здесь?
Лёшка, её Лёшка, первая любовь и боль, стоял перед ней – такой же высокий, русоволосый, только в глазах затаилась усталость, которой раньше не было. Сколько лет прошло? Пятнадцать? Двадцать? Целая вечность.
– Я тут дачу купил недавно. С женой и детьми приезжаем на лето. А ты? Тоже отдыхаешь?
Жена. Дети. Отдых. Такие простые слова, а режут, словно ножом по сердцу. Ну конечно, он же давно женат. А она… Она для него – просто девчонка из прошлого. Глупая первая влюблённость.
– Нет, я… Насовсем сюда. Буду в бабушкином доме жить.
– Насовсем? А как же… муж? – Алексей смотрел на неё с удивлением и ещё чем-то, чему Ольга не могла дать названия.
– Мы развелись. Он… он меня предал. Бросил ради другой.
И слёзы – предательницы, так некстати подступили к глазам. Ольга быстро отвернулась, пряча взгляд. Не хватало ещё разреветься перед Алексеем! Вот уж унижение так унижение.
Но Алексей молчал. Молчал так долго, что Ольга не выдержала – глянула украдкой. И поразилась – боли и сочувствию, плескавшимся в его глазах.
– Оль, мне так жаль… Ты не заслужила такого. Никто не заслужил. Если тебе что-то будет нужно, ты только скажи, ладно?
Он коснулся её руки – на мгновение, невесомо. И от этого прикосновения по телу Ольги будто прошёл электрический разряд. Словно и не было этих двадцати лет, словно они снова – влюблённые мальчик и девочка, не знающие бед и разочарований.
– Спасибо, Лёш. Я… я пойду. Хорошего тебе отдыха с семьёй.
И Ольга ушла – почти убежала. А в груди её бушевала буря. Почему, ну почему судьба снова столкнула её с Алексеем? Зачем бередить старые раны, зачем воскрешать то, что давно умерло?
Она так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как на пороге своего дома столкнулась с незнакомой женщиной. Хищное лицо, яркий макияж, вызывающе короткое платье – сразу видно, городская штучка.
– Смотреть надо, куда прёшь! – прошипела незнакомка, сверля Ольгу взглядом. – Ты ещё кто такая? Опять любовница Лёшкина объявилась?
Ольга оторопела.
– Вы о чём? Какая ещё любовница? Я просто…
– Да знаю я, кто ты! Видела, как вы с ним болтали у речки. Глазки ему строила, да? Только не выйдет у тебя ничего, поняла? Лёшка – мой муж. И нечего к нему подкатывать, а то хуже будет!
И женщина, больно толкнув Ольгу плечом, удалилась – только каблуки зацокали по асфальту. А Ольга стояла ошарашенная, не в силах сдвинуться с места.
Вот, значит, какая она – жена Алексея. Грубая, вульгарная, злая. И как только он с такой живёт? Как терпит?
Сердце вдруг сжалось от острой, пронзительной жалости. Бедный Лёшка… Несчастный. Ей ли не знать, каково это – жить с нелюбимым человеком. Улыбаться, когда хочется кричать. Притворяться, лгать самому себе.
Неужели и он… несчастлив в браке? Неужели тоже мучается, задыхается, как когда-то задыхалась она рядом с Алёшкой?
«Нет, не могу об этом думать. Не должна. Это его жизнь, его выбор. А у меня – своя судьба. И я должна идти вперёд. Несмотря ни на что».
И Ольга, тряхнув головой, решительно направилась к дому. День был трудным, день был странным – но завтра будет легче. Обязательно будет. Потому что у неё теперь – новая жизнь. Та, где нет места призракам прошлого.
***
Ночь опустилась на деревню незаметно, окутав дома мягким покрывалом темноты. Ольга лежала без сна, глядя в потолок, по которому скользили тени ветвей. Сегодняшняя встреча с Алексеем не шла из головы.
«Забудь, забудь о нём», – твердила она себе. – «Это прошлое. Думай о настоящем».
Но настоящее напоминало выжженную землю, на которой не росло ничего, кроме сорняков боли.
За окном вдруг что-то громыхнуло, полыхнуло ярким светом. Ольга вскочила с постели, бросилась к окну – и ахнула. Её дом, её милый старый дом пылал, как факел! Языки пламени лизали стены, с треском лопались стёкла, летели искры.
Не помня себя от ужаса, Ольга кинулась к двери, но та не поддавалась. Дым заполнял лёгкие, першило в горле. Ольга закашлялась и, обессилев, опустилась на пол. Неужели это конец? Неужели она умрёт здесь, так и не успев начать новую жизнь?
Сознание уплывало, мысли путались. И сквозь дымную пелену Ольга вдруг увидела лицо. То самое, до боли знакомое, любимое когда-то лицо…
– Лёша… – чуть слышно выдохнула она.
А в следующий миг дверь слетела с петель, и на пороге возник Алексей – живой, настоящий.
– Оля! Оля, ты здесь? Держись, я сейчас!
Он подхватил её на руки – лёгкую, почти невесомую, и вынес из горящего дома. А потом они стояли на улице, среди суетящихся соседей, глядя, как рушится и исчезает в огне частичка её прошлого.
– Кто… кто это сделал? – в горле у Ольги першило от гари.
Люди вокруг смущённо переглядывались, отводили глаза. И в этих взглядах читалось такое, от чего волосы вставали дыбом. Они знали. Знали, но молчали.
– Лёш, отвези меня отсюда… Куда-нибудь… Только не здесь… – прошептала Ольга, цепляясь за его рубашку.
Он понял без слов. Подхватил её – бережно, будто хрустальную, усадил в машину. И они уехали – прочь из этой деревни, прочь от недобрых взглядов и перешёптываний за спиной. Как когда-то, много лет назад, уезжали от родительского неодобрения, чтобы урвать себе немного счастья.
Только вот счастье их длилось недолго. Слишком юные, слишком разные – они не смогли быть вместе. И разошлись – каждый в свою сторону. А потом Лёшка женился – поспешно, будто назло Ольге. И родилась Нина – ревнивая, вздорная, злая. Отравлявшая ему жизнь все эти годы.
А теперь, выходит, решила отравить жизнь и ей? Сжечь её прошлое, её надежду на покой – в огне собственной ненависти?
У Ольги зубы сводило от горечи. За что, ну за что ей всё это? Чем она заслужила такую участь – быть вечно гонимой, вечно униженной, вечно несчастной?
Машина остановилась. Алексей заглушил мотор, повернулся к Ольге.
– Оль, ты как? В порядке?
Ольга кивнула. Нет, она не в порядке. Она разбита, растоптана, уничтожена. Но слёз больше не было – только звенящая пустота.
– Я… я не знаю, что делать, Лёш. Мне некуда идти. У меня ничего не осталось.
Он накрыл её руку своей – большой, тёплой.
– Оставайся у меня. У нас с Ниной – отдельные комнаты. Поживёшь пока у меня. А там видно будет.
Ольга прикрыла глаза. Господи, соблазн-то какой! Быть рядом с ним, засыпать и просыпаться под одной крышей. Тешить себя иллюзией, что они – вместе…
Нет. Нет, так нельзя. Она не посмеет разрушить его семью, даже такую шаткую. Это будет подло. Мерзко.
– Спасибо, Лёш. Но я не могу. Не хочу… не должна. Я лучше к маме поеду, в город. Она меня приютит, обогреет.
– Понимаю. – В голосе Алексея мелькнуло разочарование. Или ей просто хотелось так думать? – Тогда хоть до вокзала тебя довезу. А то смотреть больно, на тебе же лица нет.
И он отвёз. А потом долго стоял на перроне, провожая взглядом удаляющийся поезд. И в этом взгляде была такая тоска, такая обречённость, что Ольге хотелось плакать.
«Прощай, Лёшенька», – беззвучно шевельнулись её губы. – «Я желаю тебе счастья. Пусть не со мной. Но ты должен быть счастлив».
Поезд стучал колёсами, унося её прочь от боли и страха, от гари пожарища, от отчаяния. И Ольга вдруг поняла: это – не конец. Это – начало.
Начало её пути. Пути к себе настоящей. К женщине, которой она всегда хотела быть – сильной, независимой, смелой.
Она потеряла дом. Но приобрела нечто куда более ценное. Веру в себя. И за одно это стоило благодарить судьбу.
***
Прошло пять лет. Ольга стояла на крыльце своего нового дома – небольшого, но уютного, со светлыми окнами и резными наличниками. Дома, который она построила сама – своими руками, своей волей.
После того страшного пожара многое изменилось. Ольга начала новую жизнь – в городе, подальше от прошлого. Устроилась на работу, сняла квартиру. По вечерам училась на курсах дизайна – всегда мечтала творить красоту.
И у неё получалось. Шаг за шагом, день за днём она училась жить заново. Радоваться солнцу, ценить себя, верить в лучшее. И однажды, гуляя в парке, поймала себя на мысли, что улыбается. Просто так, без причины. Потому что ей хорошо.
С Алексеем они больше не виделись. Ольга слышала краем уха, что он всё-таки развёлся с Ниной. Но искать встречи не стала. Поняла: не судьба. Значит, её счастье – в другом.
И вот теперь, стоя на пороге своего дома, она чувствовала, как сбываются её мечты. Рядом с ней стоял мужчина – надёжный, любящий. Совсем не похожий на Алёшку. В руке Ольги покоилась крошечная ладошка – ладошка её дочки, маленькой Анечки.
Они смотрели, как солнце медленно садится за горизонт, окрашивая небо в нежно-розовый. И Ольге казалось, что сама природа благословляет её. За всё, что было. За всё, что будет.
– Мам, глянь, как красиво! – восторженно прошептала Аня.
– Красиво, милая. Очень красиво. – Ольга поцеловала дочку в макушку. – Это для нас – закат старой жизни и рассвет новой. Жизни, где мы будем счастливы.
Она обвела взглядом сад, грядки с цветами, резной палисад. Когда-то здесь был пепел, руины её надежд. А теперь – цветущий рай, утверждение её силы.
Алексей оказался прав. Она расцвела – обрела себя, стала увереннее, мудрее. Поняла, что способна быть счастлива. Не вопреки, а благодаря.
«Спасибо тебе». – прошептала она, обращаясь мысленно к Алексею. – «За то, что когда-то любил. За то, что спас. За то, что научил меня бороться. Желаю и тебе обрести покой».