Воскресное утро началось как обычно — с запаха свежей выпечки и тревожного чувства где-то под ложечкой. Ольга в третий раз проверила пирог с капустой — корочка уже зарумянилась до золотистого цвета, но она все медлила, не решаясь достать его из духовки. Знала: как только поставит его на стол, начнется…
— Ой, доченька, такой же пирог мы с Анечкой пекли! — всплеснула руками Елизавета Олеговна, едва переступив порог кухни. — Помнишь, Миша? Она тогда целый день готовила, такая хозяюшка была…
Ольга почувствовала, как напрягся муж. Еще бы не помнить — в тот день Анна (первая жена мужа) устроила грандиозный скандал, как только свекровь ушла. «Я целый день потратила на эти пироги! — кричала она тогда. — А ты даже не похвалил как следует! И вообще, я неделю готовить не буду — надоело!»
— Присаживайтесь, мама, — Ольга постаралась улыбнуться как можно естественнее. — Чай сейчас будет.
— И варенье такое же, вишневое! — продолжала Елизавета Олеговна, устраиваясь за столом. — Мы его еще со Светочкой варили, когда на дачу ездили. Такая умница была, все с полуслова понимала, в саду любила гулять — столько саженцев каждый год покупала…
«Светочка». Ольга механически расставляла чашки, а в голове крутились обрывки рассказов мужа о второй жене. О том, как «умница» Света (вторая бывшая жена мужа) требовала продать дачу и купить ей машину. Как закатывала истерики из-за каждой копейки, отложенной на ремонт. Как шантажировала его разводом, если не будет исполнять все ее прихоти…
— А пирог-то остывает! — спохватилась свекровь. — Давайте скорее пробовать. Хотя, конечно, не сравнится с теми пирогами…
Ольга почувствовала, как предательски задрожали руки. Нож скользнул по пирогу, срезая неровный кусок. «Не сравнится». Вот оно. Снова.
Михаил накрыл ее ладонь своей:
— Мам, у Оли самые вкусные пироги. И вообще, давай просто позавтракаем?
Но Елизавета Олеговна уже погрузилась в воспоминания:
— А помнишь, как мы все вместе на Пасху куличи пекли? Анечка тогда такие красивые украшения делала…
Куличи. Ольга прикрыла глаза. Миша рассказывал и про куличи — как Анна заставила его купить все самое дорогое для украшений, а потом половину выбросила. Как кричала, что он вечно экономит на ней. Как обвиняла его мать в том, что та специально учит ее готовить, чтобы показать ее несостоятельность…
Но свекровь помнила только фотографии в соцсетях — идеальные куличи с глазурью и улыбающуюся невестку. Картинку, созданную напоказ. Красивую ложь.
— А со Светой, помнишь, как в ту теплую Пасху мы тогда все вместе чай пили в беседке, — продолжала Елизавета Олеговна, размешивая сахар в чашке. — Светочка еще такой замечательный сервиз купила…
Ложечка звякнула о фарфор, и Ольга вздрогнула. На тот самый сервиз, купленный на деньги, которые Михаил откладывал на ремонт квартиры. «Я не буду пить чай из дешевых чашек! — кричала тогда Света. — Я достойна лучшего!»
— Кстати, об этом сервизе… — Михаил отодвинул чашку. — Мам, ты же знаешь, что она потом его продала? Через неделю после развода.
— Да что ты такое говоришь! — Елизавета Олеговна всплеснула руками. — Она бы никогда! Такая хозяйственная, добрая девочка была…
Ольга почувствовала, как к горлу подкатывает ком. «Хозяйственная девочка»
— Может, чайник подогреть? — Ольга потянулась за остывшим чайником, радуясь возможности хоть на минуту выйти из-за стола.
На кухне, наливая воду, она услышала, как свекровь понизила голос:
— Мишенька, а ты заметил, что Ольга как-то странно на мои рассказы реагирует? Может, ей неприятно? Но я же просто вспоминаю хорошее…
— Мама, — голос мужа звучал устало. — Давай не будем.
— Но ведь было же хорошее! Помнишь, как Анечка на твой день рождения весь дом украсила? Шары, ленты… Такой праздник устроила!
Ольга закрыла глаза. Она знала и эту историю. Как Анна заставила его снять с карточки последние деньги. Как потом неделю не на что было купить продукты. Как она кричала на него перед гостями за то, что он не оценил её стараний…
Чайник щелкнул, закипая, и Ольга очнулась от тяжелых мыслей. В груди что-то сжалось, когда она услышала продолжение разговора:
— А сейчас все как-то… обыденно, — вздохнула Елизавета Олеговна. — Ни сюрпризов тебе, ни пышных праздников…
Руки задрожали, и горячая вода из чайника плеснула на стол. Ольга торопливо схватила полотенце, размазывая капли по столешнице. «Обыденно». Потому что она просто готовит мужу его любимые блюда? Потому что вместо пышных празднований они любят тихие вечера вдвоем? Потому что она не устраивает показуху за его счет?
— Мам, — голос Михаила стал жестче. — Ты знаешь, сколько стоили те шарики? А ленты? А знаешь, что Анна потом три месяца припоминала мне каждую копейку?
— Ну что ты начинаешь? — в голосе свекрови зазвучали обиженные нотки. — Я же о хорошем вспоминаю…
Ольга стояла у плиты, не решаясь вернуться к столу. В открытое окно задувал весенний ветер, шевеля занавески, а на душе было зябко, как в зимнюю стужу.
Вернувшись к столу с горячим чайником, Ольга заметила, что на скатерти появились крошки. Свекровь всегда ела аккуратно, но сегодня она была слишком увлечена разговором, чтобы следить за мелочами.
— Знаешь, Оленька, — Елизавета Олеговна придвинула к себе вазочку с вареньем, — я вот смотрю, как ты хозяйничаешь, и радуюсь. Только почему такая молчаливая всегда? Я иногда даже не знаю, о чем с тобой говорить…
Ольга почувствовала, как краска заливает щеки. «Молчаливая» — потому что каждое слово может вызвать новый поток воспоминаний? Потому что проще промолчать, чем снова слушать истории из прошлого про бывших жен ?
— Просто я больше люблю слушать, мама, — она попыталась улыбнуться.
— Да что слушать-то? — Елизавета Олеговна махнула рукой. — Надо быть активнее! Вот мы с девочками в хоре поем, на выставки ходим…
Михаил поперхнулся чаем:
— На выставки? Мам, ты же говорила, что у тебя спина болит, когда я предлагал сходить в Третьяковку?
— Ой, так то другое! — свекровь засуетилась, поправляя брошку на блузке. — С подругами как-то… привычнее, что ли. А вы молодые, вам бы тоже не сидеть дома. Что это за жизнь — работа-дом-работа?
Ольга стиснула под столом кулаки. Елизавета Олеговна не знала, что они с Мишей каждые выходные куда-то выбираются. Просто без показухи, без фотографий в соцсетях, без рассказов всем и каждому. Для себя, а не напоказ.
— Мы ходим, мама, — тихо сказала она. — На прошлой неделе в театре были.
— В театре? — удивленно подняла брови свекровь. — Что-то не помню, чтобы вы рассказывали…
— Не всё нужно рассказывать, — Михаил положил руку на плечо жены. — Иногда хочется просто… жить. Без отчетов.
В кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Елизавета Олеговна растерянно смотрела на сына, словно впервые его увидела.
— Без отчетов? — Елизавета Олеговна поджала губы. — Ну как знаете…
Всю следующую неделю в их квартире было непривычно тихо — свекровь не звонила. Ольга то и дело ловила на себе встревоженные взгляды мужа, но молчала.
К восьмому марта накопилась такая усталость от этого молчания, что хотелось то ли плакать, то ли кричать.
Но праздник есть праздник. Ольга с утра возилась на кухне — пекла торт, который Миша любил с детства, готовила его любимый салат. Без затей, по-домашнему.
— Может, музыку включим? — Елизавета Олеговна суетилась вокруг стола. — А то как-то скучновато…
— Нормально все, мам, — Михаил взял еще салата. — Вкусно очень.
И тут у свекрови зазвонил телефон.
— Господи, Анечка! — расплылась она в улыбке, глядя на экран. — Надо же, не забыла!
Михаил дернулся, опрокинув вилку. По скатерти расплылось пятно от соуса.
А через минуту пришло и второе сообщение — от Светланы. С фотографией огромного букета: «Дорогой свекрови от любящей невестки».
— Вот это да! — Елизавета Олеговна показала телефон всем. — Какие молодцы! А ты что же, Оленька? Даже открытки не подписала?
Ольга словно окаменела. А стол этот кто организовал? Пол зарплаты на него ушло! В ушах зашумело, будто волны накатили.
— Мам, — Михаил процедил сквозь зубы, — а знаешь, что твоя Анечка вчера мне устроила? Два часа орала в трубку, что подаст в суд за неуплату алиментов. А эта, «любящая», строчит у себя на страничке, как я жил за ее счет!
— Миша, замолчи сейчас же! — Елизавета Олеговна вскочила, чуть не опрокинув стул. — Что ты такое говоришь! Они обо мне помнят, поздравляют… А от вас я, кроме дежурных обедов по выходным, ничего и не вижу! Хоть кто-то мне праздник делает!
— А вы знаете, — Ольга медленно поднялась из-за стола, и голос её звенел от сдерживаемых слёз, — сколько раз он среди ночи просыпался от кошмаров? Как прятал телефон, когда они звонили? Как заикаться начинал, получив от них сообщение? Вам красивые открытки дороже собственного сына?
— Не смей! — свекровь побелела как мел. — Не смей их трогать! Ты… ты просто завидуешь!
— Чему завидовать-то? — Ольга уже не сдерживалась. — Тому, как Анна его по лицу давала за любую неугодную фразу? Или как Света перед соседями позорила? А вы и рады были — лишь бы картинка красивая!
— Девочки хотя бы умели семью держать! А ты…
— ХВАТИТ! — Михаил так грохнул кулаком по столу, что подпрыгнули чашки. — Хватит, мать. Хочешь знать правду? Всю? Помнишь, как я занимал у тебя деньги? «На ремонт», да? Это я Свете откупные платил, чтоб не рассказала всем, что я якобы гулял от нее. А синяки помнишь? «На работе упал», да?
— Сынок… — Елизавета Олеговна осела на стул, — я думала… ну, ссоры, у всех бывает…
— Ссоры? — Он горько усмехнулся. — Когда Анна выйти из окна обещала, если я ей норковую шубу не куплю — это ссоры? А как Света всем растрепала, что я — нищий, что без нее бы с голоду пропал — это тоже ссоры?
— Но они… они же меня любят…
— Да используют они тебя! — Он сорвался на крик. — Им плевать на тебя! На меня! На всех! Только деньги и показуха! А ты… ты все эти годы в сказку играла. В «идеальную семью»!
— Да пусть катятся со своими поздравлениями! — Михаил вскочил. — Представляешь, мам, пока ты тут умиляешься их открыточкам, Анна судом грозит, если я ей новую машину не куплю. А Светлана? Знаешь, сколько долгов после нее осталось?
Елизавета Олеговна сидела, комкая салфетку:
— Я не знала… не хотела знать…
— Конечно, не хотела! — Он навис над столом. — Тебе же удобней было в красивую ложь верить! А я… я впервые живу спокойно. Без истерик, без угроз. Рядом с человеком, которому не надо ничего доказывать.
— С человеком, который даже элементарного уважения к свекрови не проявляет! — Елизавета Олеговна вскинулась. — Ни подарка, ни открытки…
— Зато пироги печет, — процедил Михаил. — Не для фотографий — для нас.
Ольга молча опустила глаза. Все слова, которые копились годами, застряли в горле комом.
— Вот и любите друг друга! — Елизавета Олеговна схватила сумку. — А я уж как-нибудь… с девочками… Они хоть звонят, помнят…
— Помнят? — Михаил достал телефон. — На, почитай, что твоя «девочка» пять минут назад написала. Про то, какой я и как ей жизнь сломал. Сил больше нет, мама. Выбирай — или прекращаешь этот цирк с бывшими, или мы больше не придем и не пригласим тебя. Совсем.
Елизавета Олеговна замерла с телефоном в руках. Сообщение от Светы читала медленно, шевеля губами. С каждой строчкой лицо становилось все бледнее.
«… опять прибедняется, позорище… мать жалко, совсем из ума выжила, старая… а эта новая женушка и рада стараться, лишь бы захомутать…»
— Миша… — она подняла глаза на сына, — это правда? Это они… всегда так?
— Всегда, мам. Просто ты видеть не хотела.
— А я-то… я-то думала… — Елизавета Олеговна всхлипнула. — Господи, какая же я старая наивная…
— Поэтому я тебе еще раз говорю, выбирай — или прекращаешь этот цирк с бывшими, или мы больше не придем и не пригласим тебя. Совсем.
— Это ультиматум? — голос Елизаветы Олеговны дрогнул.
— Это выбор. Твой выбор, мама.
Они ушли, оставив её одну за праздничным столом. На телефоне мигало новое сообщение — очередное поздравление от бывшей невестки. Елизавета Олеговна впервые вчиталась в приторно-сладкие строки. Фальшь. Как она раньше этого не видела?
