В прошлом году мы с Петей купили новую квартиру. Эта симпатичная уютная двушка с модной мебелью и закрытым балконом показалась мне образцом семейного гнёздышка. И соседи понравились: скромные, вежливые, общительные, они походили на людей из прекрасного далёка из популярной советской песенки. Одна беда: все они держали собак, которые были полной противоположностью своих хозяев.
Эти звери гавкали круглосуточно ― по очереди и в унисон, дуэтами, трио, квартетами, хором… Казалось, я попала в собачье царство ― шумное и очень злое. Первую неделю не могла уснуть: лай звенел у меня в ушах и сворачивал мозги. Зато Петя чувствовал себя, как рыба в воде: его детство прошло в компании свирепого пса, который выдрессировал… то есть, извиняюсь, закалил его нервы и психику, так что теперь лай домашних собак пробуждал в нём ностальгию.
― Это у них хроническое, дорогая, ― приговаривал он. ― Не обращай внимания: животные тоже имеют право на общение.
При этих словах я чувствовала, что сама зверею. Я не могла смириться с перманентным лаем. Казалось, ещё немного ― и я сама встану на четвереньки и завою на луну.
Я попыталась решить эту проблему по-хорошему. И начала с того, что по очереди поговорила с соседями.
― Конечно, дорогая, конечно, ― запричитала Марья Семёновна, продавщица в ближайшей пивнушке. ― Я всё поняла: больше вы мою Сильву не услышите, даю вам честное слово.
Тут её тощая такса утвердительно тявкнула и вильнула хвостом. Я сочла это обещание исчерпывающим и в знак благодарности скормила ей кусочек свежего мяса.
― Мой Бобик ― жаворонок, он у меня по ночам спит, ― авторитетно заявил Николай Трофимович, водитель единственного автобуса по маршруту «рынок-школа».
Вообще-то Бобик рычит каждую ночь, как ненормальный. Но так как я четыре раза в неделю езжу через рынок в школу на занятия, то не стала спорить и промолчала. В конце концов, может, Бобик ― лунатик и ревёт во сне, не отдавая себе отчёта?
― Ах, Марина, я и не подозревал, что вы такая нервная, ― меланхолично протянул Петр Андреевич ― книжный червь и единственный «вечный студент» во всём околотке. ― Но раз вы просите, то я, конечно, приму меры…
Я посмотрела на его длинную, тощую фигуру, подслеповатые глаза под большими толстыми очками, и мне почему-то вдруг стало страшно за маленького Снежка. «Ну и пусть бы скулил, а то ещё, чего доброго, уморит беднягу голодом», ― подумала я и поспешно ретировалась с порога его квартиры, больше похожей на логово Скупого Рыцаря.
― Ах, да что вы такое говорите, мой Дог ― тихоня, каких ещё поискать надо, ― заявила Тонечка. ― Ну, хорошо, хорошо, я постараюсь его приструнить. Однажды мне это уже удавалось…
Она не договорила: сзади вдруг выросла огромная бульдожья морда, которая, очевидно, подслушивала разговор. Она (морда, а не Тоня!) устремила на меня такой свирепый взгляд, что я тотчас покинула сцену в слабой надежде, что после моего визита Тонечка отделается только лёгким испугом.
Очень похожие сцены повторились и с остальными соседями. Меня уверяли, что их собачки под контролем, и что я могу спать спокойно. Забыла сказать, что все эти визиты я нанесла в один день и потратила на них ровно половину суток, то есть двенадцать часов из двадцати четырёх. Это много, очень много ― слишком много чести для четвероногих зверушек, которые не учатся, не работают, а только бездельничают и даром едят хозяйский хлеб.
Петя, который с самого начала скептически относился к моей вылазке, поджидал меня на кухне с чашечкой чая в одной руке и бисквитиком собственного производства ― в другой.
― Ну, как прошёл рабочий день? ― осведомился он, подставляя мне стул.
Я махнула рукой.
― Вряд ли эти собачьи фанаты учтут мои просьбы. А если и учтут, то псы проигнорируют их… меры, ― пробормотала я, вспомнив томный лепет «вечного студента».
― Поживём ― увидим, ― промолвил Петя, хитро мне подмигнул и весело хлебнул чаёк.
Я вздрогнула и с испугом на него посмотрела. Мне почему-то вдруг совсем перехотелось спать, сон как рукой сняло. Я села за стол и принялась вяло и рассеянно жевать бисквитик. Через час над головой раздался тоненький скулёж, в котором я узнала Сильву.
― А ну заткнись, негодница, ― вдруг рявкнуло высокое сопрано, несомненно принадлежащее Марье Семёновне.
Затем послышалось жалобное урчанье, и я представила, как Марья Семёновна таскает бедную Сильву за уши и хвост ― тот самый, которым она мне вильнула в знак согласия.
― Кажется, дамы затеяли заварушку, ― промолвил Петя, и его большие глаза весело блеснули в темноте. ― Интересно, чья возьмёт? Ставлю на Сильву: она молодая, а потому ― более выносливая девочка. Марья Семёновна с ней не справится.
Я ничего не ответила и только со страхом прислушивалась к возне наверху. Шум нарастал и под конец перешёл в страшный грохот. Видимо, Сильва сопротивлялась из последних сил, но и Марья Семёновна не сдавалась. Я поняла, что не усну в такой обстановке; казалось, что я вот-вот сойду с ума. Но через час шум стих. Я не представляла, кто одержал верх; казалось, что всё-таки Марья Семёновна: она крупнее Сильвы и наверняка скрутила бедняжку по рукам и ногам. То есть по лапам.
Я устало поплелась в комнату и упала в кровать в слабой надежде соснуть часик-другой. Но едва голова коснулась подушки, как за стеной раздалось громоподобное урчанье. «Говорил» Дог, а Тонечка что-то тихо ему возражала. Я прислушалась и примерно через десять минут «уловила» следующее:
«И не подумаю! Эта вертихвостка мне не указ!»
Послышалось тихое бормотанье.
«Сама заткнись! Хочу ― и говорю!»
Бормотанье перешло в невнятный шёпот.
«Ну ладно, так и быть, хорошо! А теперь отстань, я спать хочу».
Честное слово, это был не глюк и не бред. Они действительно так разговаривали, хотя и звучит невероятно, немыслимо, фантастично. Дрожа, как осиновый лист, я натянула на себя одеяло. Мне показалось, что сквозь стену я вижу горящие глаза Дога и слышу лязганье его зубов.
― Не бойся, милая: это у него хроническое, ― флегматично заметил Петя.
Но я только испуганно вытаращила на него глаза: мне были нужны пояснения.
― Тоня с ним справится, она не даст себя в обиду, ― попытался успокоить меня Петя.
Я хотела ответить, но вдруг замерла: из соседней квартиры раздался весёлый, заливистый лай, похожий на смех. Я сразу узнала голос Бобика. Он хихикал, не переставая, так что под конец мне стало не по себе. Я приподнялась и села на кровати. Это уж слишком! Они точно сговорились свести меня с ума.
Петя тоже не спал. Он лежал с широко открытыми глазами и внимательно, задумчиво глядел в потолок.
― Может, нам тоже завести собачку? ― промолвил он наконец. ― Не знаю, как тебе, а мне как-то скучно без четвероногого друга…
― Ни за что! ― вскричала я, подскочив, как ошпаренная. ― Только попробуй ― и я за себя не отвечаю…
Я не договорила. Бобик перестал смеяться и вдруг заурчал. Неужели он услышал мои слова? Петя прыснул со смеху.
― Осторожно, дорогая: у стен есть уши. Похоже, бедный Бобик нализался волшебного зелья… Подумай над моим предложением как следует. Мне почему-то кажется, что пёсик поможет нам справиться с ночным концертом этих негодников.
Я открыла рот, намереваясь высказать ему в лицо всё, что я о нём думаю. Но тут снизу послышался странный шорох. Это ещё что такое? Неужели Пётр Андреевич мурыжит бедного Снежка? Я прислушалась. Точно, это наш «вечный студент» проводит воспитательную работу. Боюсь даже представить, какие манипуляции он проделал над несчастным щенком; наверняка это было что-то умопомрачительное, потому что уже через пять минут Снежок в буквальном смысле заглох.
― Надеюсь, он ещё жив? ― в ужасе прошептала я, чувствуя, что покрываюсь холодным по́том.
― Пётр Андреевич ― гуманист и демократ и, конечно, не переступит черту. Но я советую тебе впредь воздержаться от жалоб. Похоже, ты добилась обратного эффекта: раньше мы хоть как-то спали, а сегодня ни на минуту не сомкнули глаз.
Я свирепо посмотрела на мужа. Я не нуждалась в его нравоучениях, я и так всё поняла!
На следующее утро отправилась на работу в школу на том самом единственном рейсовом автобусе, который ходит через рынок. За рулём, как всегда, высился Николай Трофимович.
― Хорошо я приструнил Бобика? Надеюсь, он вам сегодня не мешал?
Я ничего ему не ответила. Как говорится, молчание красноречиво.
А вечером меня дома ждал сюрприз ― огромная рыжая овчарка с чёрным носом и большой дружелюбной улыбкой. Петя заранее предусмотрительно заперся в ванной. Но у меня не было сил ни ругаться, ни спорить. Я присела на корточки и рассеянно погладила собачку. Что ж, может, Петя прав, и она поможет мне справиться с затянувшейся депрессией? Не знаю, посмотрим, время покажет
