— Лиза, ну куда ты все это складываешь? — раздался из кухни недовольный голос свекрови. — Сколько раз говорить — тарелки должны стоять по размеру!
Елизавета замерла у посудного шкафа, стиснув в руках фарфоровое блюдо.
Три недели. Всего три недели прошло после свадьбы, а ей уже казалось — она попала в какой-то бесконечный день сурка, где каждое ее действие подвергается придирчивому разбору.
— Мария Федоровна, — как можно спокойнее отозвалась она, — я просто решила…
— Она решила! — перебила свекровь, решительно выдвигаясь из-за стола. — Отойди, я сама.
Она бесцеремонно оттеснила невестку бедром и принялась переставлять посуду, бормоча себе под нос что-то неодобрительное.
Елизавета отступила к окну, чувствуя, как предательски начинают дрожать руки.
«Спокойно, — мысленно приказала она себе. — Просто спокойно уйти. Это всего лишь тарелки».
Но тут в кухню ввалился Олег — взъерошенный, помятый, с красными после вчерашнего глазами.
— О, у нас тут женский батальон, — хохотнул он, плюхаясь на табурет. — Лизок, а завтрак?
Елизавета похолодела. Вот оно — начинается.
— Олег, я… — начала было она, но свекровь снова перебила:
— Конечно, Лизонька сейчас все сделает. Правда ведь? — В голосе Марии Федоровны появились медовые нотки. — Ты же видишь — человек с работы пришел, устал.
— После ночной смены, — буркнул Олег, утыкаясь лбом в столешницу.
Елизавета сжала кулаки. Ночная смена! Как же. Она прекрасно слышала, как он возвращался в четыре утра, громыхая дверью и матерясь на весь подъезд.
— У меня через час начало рабочего дня, — твердо произнесла она. — Мне нужно собираться.
Мария Федоровна замерла с тарелкой в руках. Медленно повернулась, окинула невестку тяжелым взглядом.
— Вот значит как, — протянула она. — Брата мужа накормить — времени нет. А я-то думала, ты у нас хозяйственная.
— При чем здесь… — начала Елизавета, но осеклась, услышав шаги в коридоре.
На кухню заглянул заспанный Антон.
— Что за шум? — зевнул он, почесывая голую грудь.
— Да вот, — всплеснула руками Мария Федоровна, — жена твоя брата голодным оставляет. А он с работы!
Антон моргнул, переводя непонимающий взгляд с матери на жену.
— Лиз, ну ты чего? — примирительно начал он. — Правда, сделай человеку завтрак.
Елизавета почувствовала, как к горлу подкатывает горячий ком. Значит, вот как? Он даже разбираться не станет — просто встанет на сторону семьи?
— Тоша, — тихо произнесла она, глядя мужу в глаза, — у меня через час начинается рабочий день. Мне нужно привести себя в порядок, добраться до офиса. А твой брат…
— Ну вот, началось! — громко объявила Мария Федоровна. — «Твой брат»! Уже делит семью!
— Мам, подожди… — попытался вклиниться Антон.
— Нет уж, не буду я ждать! — В голосе свекрови зазвенели слезы. — Я сразу видела — не наш она человек! Все только о себе думает!
Елизавета молча развернулась и вышла из кухни. За спиной еще долго звенел возмущенный голос Марии Федоровны, что-то бубнил Олег, пытался возражать Антон. А она методично собиралась на работу, стараясь не замечать, как дрожат руки.
Вечером, когда они с Антоном остались вдвоем в их комнате, Елизавета наконец решилась на разговор.
— Тош, — тихо позвала она, присаживаясь на край кровати. — Нам надо поговорить.
Муж оторвался от телефона, вопросительно поднял брови.
— Я так больше не могу, — выдохнула Елизавета. — Твоя мама… Она требует от меня невозможного.
Антон нахмурился.
— Да ладно тебе, — отмахнулся он. — Подумаешь, завтрак попросила приготовить.
— Дело не в завтраке! — воскликнула Елизавета. — Точнее, не только в нем. Она считает, что я теперь должна обслуживать всю семью. Готовить, убирать, стирать — на всех!
А у меня работа, Тош. Я физически не могу быть одновременно в офисе и дома!
— Ну а как ты хотела? — пожал плечами муж. — Ты же теперь часть семьи. Надо как-то… включаться в быт.
Елизавета почувствовала, как внутри все застывает от обиды.
— То есть, — медленно произнесла она, — ты считаешь нормальным, что я должна обстирывать твоего взрослого брата? Готовить ему, когда он возвращается с попойки?
— При чем тут попойка? — вскинулся Антон. — Олег работает в ночную смену!
— Да какая смена! — не выдержала Елизавета. — Ты что, не слышишь, в каком состоянии он приходит? Не видишь его наутро?
Она осеклась, заметив, как потемнело лицо мужа.
— Значит, брата моего обсуждаем? — напряженно произнес он. — Мать плохая, брат — пьяница. Кто еще в нашей семье тебе не угодил?
— Тоша, — взмолилась Елизавета, — я не об этом! Я просто хочу, чтобы ты понял — мне тяжело. Я не справляюсь. Твоя мама требует от меня слишком многого.
Антон помолчал, разглядывая собственные руки.
— Ладно, — наконец произнес он. — Я поговорю с ней. Попрошу… не давить на тебя особо.
Елизавета благодарно сжала его ладонь. Может, все еще наладится?
Но следующие дни показали — ничего не изменилось. Мария Федоровна теперь не требовала открыто — она действовала иначе.
Вздыхала, закатывала глаза, роняла ядовитые замечания:
— Ох, не думала я, что невестка у меня такая неумеха будет…
— В наше время девушки как-то больше о семье думали, не только о себе…
— Вон, у Семеновых невестка — золото! И работает, и дом в порядке содержит…
Елизавета молчала, стискивала зубы, глотала обиду. А потом случилось то, что переполнило чашу.
Вернувшись с работы пораньше, она застала в квартире форменный разгром. На кухне громоздилась гора немытой посуды, в комнате валялись грязные носки Олега, на журнальном столике красовались пустые бутылки.
— Мама, я дома! — крикнула Елизавета, снимая туфли.
— А, явилась! — раздалось из комнаты свекрови. — Иди сюда!
Мария Федоровна восседала в кресле, поджав губы.
— Ты что же это, а? — с ходу начала она. — Совсем о доме не думаешь? Погляди, какой бардак кругом!
Елизавета застыла на пороге.
— Простите? — переспросила она. — Но я же была на работе. А этот… — она обвела рукой бардак, — этот погром явно после вчерашних посиделок Олега.
— Вот! — торжествующе воскликнула свекровь. — Опять брата обвиняешь! А сама? Сама-то что сделала? Хоть бы с утра прибралась!
— С утра? — переспросила Елизавета. — Когда… я ухожу на работу?
— И что? — отрезала Мария Федоровна. — Ты в семью пришла — вот и заботься о ней! А то только языком чесать горазда — Олег такой, Олег сякой…
Елизавета почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Развернулась и молча вышла из комнаты. Достала телефон, набрала номер мужа.
— Тош, — сказала она, когда он ответил. — Приезжай. Нам надо серьезно поговорить.
Антон примчался через полчаса — встревоженный, запыхавшийся.
— Что случилось? — с порога спросил он.
Елизавета молча провела его по квартире, показывая весь этот свинарник. А потом тихо произнесла:
— Я больше так не могу, Тош. Либо мы съезжаем и начинаем жить своей семьей, либо… — она замолчала, не в силах произнести страшное «либо я ухожу».
Но Антон, кажется, все понял. Обвел взглядом бардак, оставленный братом, перевел взгляд на закрытую дверь материной комнаты, откуда доносилось демонстративное всхлипывание.
— Вот значит как, — медленно произнес он. — А я-то все не хотел видеть… Думал, притретесь, привыкнете…
Он решительно обнял жену за плечи.
— Собирай вещи, — твердо сказал он. — Я найду нам квартиру. Хватит этого цирка.
***
Звук поворачивающегося в замке ключа отозвался в груди Елизаветы теплой волной. Их квартира. Их собственное пространство, без посторонних глаз и чужих претензий.
Она прошлась по комнатам, любуясь расставленной мебелью — все новое, их с Антоном, купленное вместе. Никаких тяжелых шкафов времен молодости свекрови, никаких продавленных диванов, хранящих отпечатки многочисленных попоек Олега.
— Ну как, нравится? — Антон обнял ее сзади, уткнулся носом в макушку.
— Очень, — выдохнула Елизавета. — Даже не верится, что мы наконец-то одни.
Она развернулась в объятиях мужа, заглянула ему в глаза:
— Тош, а ты… не жалеешь?
— О чем? — искренне удивился он. — О том, что вырвался из этого сумасшедшего дома? Знаешь, я только сейчас понимаю, насколько там все было… неправильно.
Елизавета молча прижалась к его груди. Последние две недели дались им нелегко — поиски квартиры, спешный переезд, истерики Марии Федоровны.
Она то рыдала, обвиняя невестку в том, что та «украла сына», то переходила к угрозам — обещала проклясть, отречься, написать завещание на Олега.
— Я все думаю, — тихо произнесла Елизавета, — как она там? С Олегом?
Антон вздохнул:
— Знаешь, а ведь это их выбор. Мама всегда носилась с ним как с писаной торбой — и вот результат. Тридцать лет мужику, а живет как подросток. Ни семьи, ни нормальной работы…
— Зато мамочка рядом, — невесело усмехнулась Елизавета. — Которая и покормит, и обстирает, и все грехи отпустит.
Они помолчали, глядя в окно на заходящее солнце. Потом Антон решительно тряхнул головой:
— Ладно, хватит о грустном. Давай лучше решим, что на ужин готовить.
Елизавета улыбнулась. Теперь все будет иначе — она это чувствовала. У них начиналась новая жизнь, и в ней не было места удушающей опеке свекрови и избалованному великовозрастному мальчику.
