Утро выдалось хмурым, как настроение Виктора Ивановича. Он сидел в своём гараже, подперев щеку рукой, и в сотый раз пересматривал старые фотографии в телефоне. На них какой-то незнакомец, похожий на него, но моложе лет на двадцать, улыбался в камеру рядом с покрашенной «шестёркой».
— Эх, были времена, — пробормотал он, смахивая фотографию влево.
Гаражный кооператив «Мотор» жил своей обычной жизнью. Из соседнего бокса доносился звук болгарки — там Петрович в очередной раз пытался реанимировать свою «Ниву». Напротив Семёныч с упорством древнего жреца колдовал над карбюратором.
— Слышь, Иваныч! — донеслось откуда-то сбоку. — Чего такой кислый с утра?
В проёме гаража нарисовался Михалыч, бывший начальник литейного цеха, а ныне заслуженный пенсионер и главный философ гаражного кооператива.
— Да вот, — Виктор Иванович показал на телефон, — листаю тут… Жизнь-то прошла.
— Это как же прошла? — Михалыч присел на перевёрнутое ведро. — Ты вон ещё огурцом! В твои-то годы!
Виктор Иванович машинально потёр шею — старая привычка, оставшаяся со времён работы в цехе. Когда начинал нервничать, всегда так делал, особенно перед сдачей квартального плана.
— Сорок лет с Верой… — задумчиво протянул он. — Всё одно и то же: борщ, диван, сериал. Утром — давление мерить, вечером — таблетки считать.
— А ты это, того… — Михалыч заговорщически понизил голос. — Освежи обстановку! Вон Колька из второго подъезда взял себе молодуху — теперь как заново родился. На велосипеде гоняет, в бассейн ходит.
Виктор Иванович хмыкнул, но червячок сомнения уже начал подтачивать его привычный мир. Вечером, глядя, как Вера раскладывает по таблетницам его недельную норму лекарств, он впервые подумал: «А что, если?..»
Через неделю он уже точно знал, что делать. Вера как раз собиралась к дочке — та родила второго, нужна была помощь.
— Знаешь, Вер, — сказал он, помогая ей застегнуть молнию на чемодане, — наверное и к лучшему, что ты уезжаешь, поживём отдельно. Типа отдохнём друг от друга?
Вера замерла, потом медленно повернулась:
— Это ты к чему?
— Да так… — он снова потёр шею. — Просто мысли…
Когда за Верой закрылась дверь, он достал телефон и открыл приложение знакомств, которое ему установил внук «для развития навыков общения с гаджетами». Анкета Светланы, 38 лет, выглядела многообещающе.
Через три дня она уже сидела на его кухне, закинув ногу на ногу, и грациозно помешивала чай в его любимой кружке с надписью «Лучшему начальнику цеха». От неё пахло какими-то цветами, и этот запах кружил голову не хуже, чем первач Семёныча.
— Ах, Виктор Иванович, — щебетала она, — вы такой… такой солидный! Сразу видно — руководитель!
Он млел от похвалы, поглаживая свой живот, который она называла «признаком успешного мужчины». В тот момент ему казалось, что жизнь только начинается.
Соседка с пятого этажа чуть не выронила авоську с картошкой, когда встретила их в подъезде. А Михалыч, увидев Светлану, присвистнул и показал большой палец: «Ну, Иваныч, ты даёшь! Орёл!»
Только старый кот Васька, подаренный внуком, смотрел на происходящее с нескрываемым презрением и демонстративно ушёл спать в прихожую, где на тумбочке всё ещё стояла фотография улыбающейся Веры.
Первые звоночки прозвенели уже на третий день. Виктор Иванович проснулся от странного звука и резкого запаха. В своей кухне, которую он когда-то собственноручно отделал под «советский минимализм», он застал форменное безобразие. Светлана, одетая в розовый спортивный костюм, методично перемалывала в блендере какую-то зелень.
— Доброе утро, дорогой! — пропела она. — Я тут решила начать новую жизнь с правильного питания!
Он молча уставился на родной сервант пятидесятых годов, заставленный какими-то баночками с надписями на английском.
— А где моя банка с тушёнкой? — севшим голосом спросил он.
— Ах, эта? — Светлана поморщила носик. — Выбросила. Там один холестерин! Теперь у нас будет киноа, смузи и органические продукты.
Виктор Иванович машинально потёр шею. В цеху, когда станки барахлили, и то было проще — там хоть инструкция по эксплуатации имелась. А тут…
Вечером того же дня он обнаружил, что его любимый диван, верой и правдой служивший ему двадцать лет, исчез. Вместо него в комнате стояло что-то, напоминающее космический корабль из хрома и кожи.
— Это современный диван-трансформер! — восторженно объясняла Светлана. — Посмотри, какой стильный! И спина болеть не будет.
Виктор Иванович осторожно присел на краешек. Диван немедленно отозвался противным скрипом.
— А старый куда дели? — спросил он, боясь услышать ответ.
— Грузчики увезли. Ты же сам говорил — начинаем новую жизнь!
В гараже, его последнем прибежище, тоже всё изменилось. Светлана заявила, что «мужские посиделки — пережиток прошлого», и теперь его друзья топтались у входа, не решаясь зайти.
— Витёк, — шептал Михалыч из-за угла, — может, по пивку?
— Какое пиво?! — гремел из гаража голос Светланы. — У него теперь здоровый образ жизни! Правда, котик?
Виктор Иванович краснел и снова тёр шею. «Котиком» его не называли даже в детстве.
Но настоящий кошмар начался, когда Светлана взялась за его гардероб. Любимую кепку, купленную ещё при старом директоре завода, она назвала «позором местечковой моды» и выкинула. Вместо неё появилась какая-то плоская кепка с прямым козырьком.
— Это снепбек! — объяснила она. — Все продвинутые мужчины такие носят.
Он стоял перед зеркалом, не узнавая себя. Из отражения на него смотрел какой-то престарелый рэпер.
Даже кот Васька, похоже, не выдержал перемен. Однажды утром Виктор Иванович обнаружил его с чемоданчиком у двери — тот явно собирался сбежать к соседям.
Но последней каплей стал разговор о квартире. Светлана как-то вечером присела рядом с ним на скрипучий диван-трансформер и проворковала:
— Витенька, а давай оформим квартиру на меня? Ну, чтобы я могла о тебе заботиться. Вдруг что случится…
Виктор Иванович замер. В голове словно включилась сирена, как в цеху при аварийной ситуации. Он вспомнил, как точно так же сидел когда-то с документами на квартиру — только рядом была Вера, и они спорили, записывать ли жильё на обоих или только на него.
— Надо подумать, — пробормотал он и машинально потянулся к шее.
— О чём тут думать? — Светлана придвинулась ближе. — Ты же меня любишь? Докажи это!
В этот момент из кухни донёсся грохот — это Васька наконец-то добрался до блендера и опрокинул его вместе с очередной порцией смузи. Это был знак. Определённо, это был знак.
иктор Иванович стоял посреди спальни и смотрел на свой старый шкаф. Тот самый, который они с Верой купили ещё в восьмидесятых, отстояв очередь в мебельном три дня. На дверце до сих пор была та самая царапина — след от новогодней ёлки девяносто второго года.
— И это тоже на помойку? — спросил он, заранее зная ответ.
— Конечно, милый! — Светлана уже листала каталог на планшете. — Закажем встроенный, с подсветкой и системой умного хранения.
Он машинально открыл дверцу. На антресоли, за старыми журналами «Техника молодёжи», лежала его телогрейка. Та самая, в которой он когда-то налаживал станки в цеху, когда отопление барахлило. Вера её несколько раз порывалась выбросить, но он не давал — память всё-таки.
Из кухни доносился звон посуды — Светлана решила устроить «генеральную чистку» и избавиться от «старья». Под старьём подразумевался сервиз, который они с Верой получили на свадьбу.
— Витенька! — раздалось из кухни. — Я тут нашла какие-то бумаги в серванте. Это документы на квартиру? Давай я их на себя перео…
Договорить она не успела. Виктор Иванович, сам от себя такого не ожидая, схватил телогрейку и, как был в домашних тапочках, выскочил из квартиры.
— Ты куда? — донеслось вслед. — У нас же через час запись к косметологу!
Он бежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. В голове крутилась фраза из старого технического регламента: «При обнаружении критической ошибки немедленно остановить работу оборудования и произвести перезапуск системы».
На улице моросил дождь. Телогрейка намокла, тапочки промокли, но он всё равно шёл, механически потирая шею. Навстречу попался Михалыч.
— Иваныч! Ты чего как приведение бродишь?
— Перезапуск системы, — пробормотал Виктор Иванович. — Критическая ошибка.
— Может, по сто грамм? — участливо предложил Михалыч.
Но он только отмахнулся и пошёл дальше. Ноги сами несли его к дому дочери, где сейчас была Вера. Перед глазами всплывали картинки: вот они с Верой в молодости красят стены на кухне, вот она варит ему борщ после ночной смены, вот штопает его рабочую куртку…
А вот дочка маленькая учится ходить, держась за тот самый диван, который теперь уехал на свалку. Вот внук делает первые шаги, цепляясь за тот самый сервант, который сейчас разбирает Светлана.
Виктор Иванович остановился у подъезда дочери. В окне третьего этажа горел свет. Он достал телефон — тот самый, с которого началась вся эта история — и набрал номер.
— Вера… — голос предательски дрогнул. — Можно к тебе подняться?
— Явился, — в её голосе слышалась усмешка. — Ну поднимайся, горе моё.
Лифт, как назло, не работал. Пока поднимался на третий этаж, успел придумать три варианта извинений, но все они показались какими-то неправильными. Вера открыла дверь и замерла на пороге. Он стоял перед ней: мокрый, в телогрейке поверх домашней футболки, в тапочках, как был.
— Ну и видок у тебя, начальник, — она смотрела на него, прищурившись. — Что, довела молодая до ручки?
Он помялся на пороге, продолжая теребить шею.
— Вер, я это… домой хочу.
— А где твой дом-то? — она скрестила руки на груди. — Там, где смузи и диван-трансформер?
— Дом там, где ты, — выпалил он и сам удивился, как просто это оказалось сказать.
Вера молча смотрела на него ещё секунд десять, потом вздохнула:
— Ну заходи уже, горе-модернизатор. Промок весь.
В квартире дочери пахло пелёнками и детской смесью. Вера налила ему чаю, достала из холодильника его любимую тушёнку — специально для него покупала, знала, что без неё он не может.
— Рассказывай, — она села напротив, подперев подбородок рукой.
— Да что рассказывать… — он размешивал сахар в чашке, звякая ложечкой. — Помнишь, как мы с тобой первый раз обои клеили?
— Ещё бы, — усмехнулась она. — Ты тогда чуть не утонул в клее.
— А помнишь, как я премию получил и мы холодильник купили?
— «Бирюсу», — кивнула Вера. — Он до сих пор работает.
В соседней комнате заплакал внук. Вера встала, но он её остановил:
— Сиди, я схожу.
Вернулся с малышом на руках. Тот сразу затих, уцепившись за пуговицу на телогрейке.
— Вер, — он посмотрел на жену поверх головы внука. — Поехали домой, а?
— А как же твоя… — она сделала паузу, — модернизация быта?
— К чёрту модернизацию, — он снова потёр шею. — Хочу борща и диван. То есть… диван уже того… но новый купим. Обычный.
— Обычный? — Вера приподняла бровь. — Без подсветки и вайфая?
— Без ничего. Чтоб можно было лежать и телевизор смотреть.
Вера встала, взяла полотенце, которым вытирала посуду:
— Ладно, поехали. Только дай внука дочке отнесу.
Через полчаса они уже стояли у дверей своей квартиры. Изнутри доносились звуки перестановки — похоже, Светлана продолжала «обновление интерьера».
Вера решительно достала ключи:
— Ну, с богом.
Светлана стояла посреди гостиной, разложив на новом диване какие-то журналы. При виде Веры она вскочила:
— А вы… вы что здесь делаете?
— Домой пришла, — спокойно ответила Вера. — А вот ты что здесь делаешь?
— Как что? — Светлана нервно одёрнула модную тунику. — Я тут живу! Мы с Виктором…
— Нет, милочка, — Вера неспешно начала закатывать рукава. — Тут живём мы. Сорок лет живём. И будем жить дальше.
Она примерилась полотенцем:
— А ты сейчас соберёшь свои журнальчики, смузи и прочую дребедень…
Светлана открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут Вера крутанула полотенце, да так, что оно свистнуло в воздухе:
— Три… два…
Никто не видел, как быстро может собраться человек, пока не увидел Светлану в этот момент. Журналы, баночки, коробочки — всё исчезло за считанные минуты.
— Но я подам в суд! — крикнула она уже из дверей. — У меня есть права!
— Какие права? — удивилась Вера. — На что? На его тапочки, в которых он ко мне прибежал?
Входная дверь хлопнула в последний раз. Виктор Иванович осторожно выглянул из кухни:
— Ушла?
— Улетела, — кивнула Вера. — Теперь только пыль столбом.
Она прошла на кухню, привычно достала с полки чашки:
— Будешь чай? Только сахар закончился.
— Сейчас сбегаю, — он потянулся за курткой, но она его остановила:
— Стой. Куда в тапочках? Я сама схожу.
— Вер, — он поймал её за руку. — Ты это… прости меня, дурака. Лучше тебя никого нет.
— Естественно, нет, — фыркнула она. — Кто ещё будет твои носки по цветам раскладывать?
В дверь позвонили. На пороге стоял Михалыч с пакетом.
— Живой, Иваныч? — он протянул пакет Вере. — Это вам. Тут пельмени домашние, моя налепила. И это… сахар. Подумал, вдруг пригодится.
Вечером они сидели на старых табуретках — единственное, что не успела выкинуть Светлана. Пили чай, ели пельмени. Вера достала старый фотоальбом.
— Смотри, — она показала на фотографию. — Помнишь, как ты меня на этом мотоцикле катал?
— А потом права отобрали, — усмехнулся он.
— За превышение скорости, — подтвердила она. — Лихой был.
— И сейчас могу, — он приосанился.
— Даже не думай, — она шутливо погрозила полотенцем. — Никакого экстрима. Нам внука растить.
В дверь снова позвонили. На пороге стоял Васька с чемоданчиком.
— А, предатель, — Вера взяла его на руки. — Тоже домой вернулся?
Кот мурлыкнул и потёрся о её щёку. Виктор Иванович смотрел на них и думал, что вот оно — счастье. Без модных диванов и смузи. Просто счастье, которое сорок лет живёт с тобой в одной квартире и умеет управляться с полотенцем не хуже, чем он когда-то с заводским оборудованием.
