— Лёня, это что за тряпка? — Ася стояла возле шкафа с брезгливым выражением лица, держа двумя пальцами край старого вязаного пледа.
Лёня оторвался от ноутбука. В руках у Аси был тот самый плед — зелёный, местами выцветший, с затяжками и катышками. Сердце кольнуло.
— Положи на место.
— Это ещё зачем? Лёнь, мы же договаривались — никакого хлама! Смотри, какой он старый. И пахнет затхлостью.
— Это не хлам. Положи обратно.
Ася фыркнула, но плед на полку вернула. Прошло всего три дня с её переезда, а квартира уже стала неузнаваемой. Новые шторы, подушки на диване, какие-то статуэтки на полках. Лёня не возражал — пусть обустраивается. Но плед трогать было нельзя.
— Слушай, давай серьёзно поговорим, — Ася села рядом на диван. — Я понимаю, тебе тяжело расставаться с вещами. Но посмотри объективно — квартира маленькая, места мало. Зачем хранить старьё?
— Это не старьё.
— Лёнь, ну что ты как ребёнок? Вон, смотри — я привезла новый плед. Красивый, мягкий, из Икеи. А этот… Его только выбросить.
Лёня встал, подошёл к окну. За стеклом шёл дождь — мелкий, противный. Такой же шёл три года назад, когда мама умерла.
— Не трогай плед. Всё остальное — пожалуйста. Переставляй, выбрасывай, меняй. Но плед не трогай.
— Да что в нём такого особенного? — Ася тоже встала, подошла к нему сзади. — Лёнь, я же не из вредности. Просто хочу, чтобы у нас было красиво. Уютно.
— Мне и так уютно.
— С этим барахлом? Да брось! Ты просто привык к бардаку.
Лёня развернулся. Ася стояла близко — красивая, ухоженная, пахнущая дорогими духами. Они познакомились полгода назад на дне рождения общего друга. Она сразу понравилась — весёлая, энергичная, целеустремлённая. Полная противоположность ему — тихому программисту-интроверту.
— Ася, давай так. Ты делаешь с квартирой что хочешь. Но есть вещи, которые для меня важны. Плед — одна из них.
— Почему? Объясни мне, почему какая-то тряпка так важна?
Объяснить? Как объяснить то, что словами не передать? Что этот плед связала мама, когда уже болела. Что она вязала его по вечерам, пока он сидел рядом и читал ей вслух. Что это был её последний подарок — на его день рождения, за месяц до смерти.
— Просто важна. Поверь мне.
— Нет уж, так не пойдёт! — Ася скрестила руки на груди. — Мы теперь живём вместе. Никаких секретов. Если ты не можешь мне объяснить, значит, причины нет.
— Есть причина.
— Какая?
— Личная.
— Личная? — она рассмеялась. — Лёня, у нас с тобой не может быть ничего личного! Мы пара!
Он промолчал. Что тут скажешь? Что некоторые вещи слишком болезненны, чтобы о них говорить? Что он до сих пор не может произнести вслух слова «мама умерла»?
— Знаешь что, — Ася отошла к шкафу. — Я всё поняла. Ты мне не доверяешь. Ну и ладно. Живи со своими тряпками.
Она ушла в спальню, громко хлопнув дверью. Лёня остался стоять у окна. Дождь усилился, капли барабанили по стеклу.
Следующие два дня они почти не разговаривали. Ася демонстративно обходила шкаф с пледом стороной, Лёня делал вид, что ничего не произошло. Напряжение росло.
На третий день Лёня вернулся с работы раньше обычного. В квартире было тихо — Ася ещё не пришла. Он прошёл на кухню, поставил чайник. И тут заметил — дверь на лоджию приоткрыта.
Вышел посмотреть. На полу лоджии, среди старых лыж и коробок, лежал его плед. Аккуратно сложенный, но всё равно — на полу, в пыли.
Лёня почувствовал, как внутри поднимается волна злости. Спокойный, тихий Лёня, который никогда не повышал голос. Который терпел все Асины капризы с улыбкой.
Поднял плед, отряхнул. Пошёл в квартиру. Открыл шкаф — на месте пледа теперь лежали Асины свитера. Красивые, новые, модные.
Не думая, сгрёб свитера в охапку. Вынес на лоджию, бросил там, где лежал плед. Вернулся, положил плед на место. Сел на диван ждать.
Ася пришла через час. Весёлая, с пакетами.
— Привет! Я тут нам ужин купила. Суши любишь? А ещё вино…
Замолчала, увидев его лицо.
— Что случилось?
— Твои свитера на лоджии.
— Что? — она не поняла.
— Там, где ты оставила мой плед. Я их туда переложил.
Ася побледнела, потом покраснела.
— Ты… ты выбросил мои вещи?
— Я переложил. Как ты — мой плед.
— Это не одно и то же! Мои свитера стоят денег!
— А мой плед не имеет цены.
Она бросила пакеты на стол, побежала на лоджию. Через минуту вернулась со свитерами.
— Ты совсем спятил? Они же испачкались!
— Плед тоже испачкался. Я его отряхнул — и всё.
— Лёня, это… это по-детски! Из-за какой-то тряпки устраивать такое!
— Не тряпки! — он повысил голос впервые за всё время их отношений. — Не смей так говорить!
Ася отшатнулась. Лёня встал, прошёлся по комнате.
— Хочешь знать, почему этот плед мне дорог? Хорошо. Его связала моя мама. Последнее, что она сделала перед смертью. Она болела, руки уже плохо слушались, но она вязала. Каждый вечер, превозмогая боль. Знаешь зачем? Чтобы мне было тепло, когда её не станет. Чтобы я мог укрыться и вспомнить её руки. Доволен? Теперь ты знаешь!
Тишина. Ася стояла посреди комнаты, прижимая к себе испачканные свитера. На глазах выступили слёзы.
— Лёня… я не знала…
— Потому что я не хотел говорить. Некоторые вещи слишком больно произносить вслух.
— Прости меня. Господи, я такая дура!
Она бросила свитера, подошла к нему. Обняла. Лёня стоял как деревянный.
— Прости, прости, прости. Я не знала. Думала, ты просто упрямишься.
— Я просил не трогать.
— Знаю. Но я подумала… Дура я, дура! Вечно лезу, куда не просят.
Она плакала, уткнувшись ему в плечо. Лёня медленно поднял руки, обнял в ответ.
— Не плачь. Всё нормально.
— Не нормально! Я чуть не выбросила… Господи, если бы выбросила!
— Но не выбросила же.
Они стояли так долго. Потом Ася отстранилась, вытерла слёзы.
— Покажешь мне плед? По-настоящему покажешь?
Лёня подошёл к шкафу, достал плед. Развернул. Ася осторожно провела рукой по вязке.
— Красивый узор. Сложный.
— Мама любила вязать. У неё талант был.
— Расскажешь о ней?
И Лёня рассказал. Впервые за три года. О том, какая мама была. Как пела ему колыбельные, хотя он уже взрослый. Как варила какао с маршмеллоу, когда он болел. Как поддержала, когда он бросил институт ради программирования.
— Она была удивительная, — закончил он. — Всегда верила в меня. Даже когда я сам не верил.
— Она была бы рада, что ты нашёл девушку, — тихо сказала Ася.
— Не знаю. Может, и ругала бы тебя за свитера на лоджии.
Они рассмеялись. Впервые за эти дни — легко, без напряжения.
Вечером Ася достала отпариватель.
— Что делаешь? — спросил Лёня.
— Хочу привести плед в порядок. Можно?
— Осторожнее. Он старый.
— Буду как с младенцем.
Она аккуратно отпарила плед, разгладила каждую петельку. Потом понесла в спальню.
— Давай постелем на кровать? Он же тёплый. И красивый.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Знаешь, я подумала… Твоя мама хотела, чтобы тебе было тепло. А теперь нас двое. Значит, и плед на двоих.
Лёня смотрел, как она расправляет плед на кровати. Зелёный на белом белье смотрелся неожиданно гармонично.
— Нравится?
— Очень.
Ночью они лежали под пледом. Ася водила пальцем по узору.
— Знаешь, я никогда не умела вязать. Мама пыталась научить, но у меня не хватало терпения.
— Моя тоже пыталась меня научить. Безуспешно.
— Может, нам стоит научиться? В память о них?
— Может быть.
Помолчали. Потом Ася сказала:
— Лёнь, давай договоримся. Если что-то по-настоящему важно — говорим сразу. Без обид и секретов.
— Давай.
— И ещё. Прости за свитера. Я купила их на распродаже, они не такие уж дорогие.
— А я соврал. Я не просто отряхнул плед. Я его пылесосом почистил. Аккуратно.
Рассмеялись. Ася прижалась ближе.
— Тепло под ним. Правда.
— Мама всегда говорила — шерсть греет не только тело, но и душу.
— Мудрая была женщина.
— Да. Очень.
За окном всё так же шёл дождь. Но в квартире было тепло и уютно. Старый плед укрывал их обоих, храня память о материнских руках и любви, которая не исчезает даже после смерти.
А утром Ася проснулась первой. Аккуратно выбралась из-под пледа, чтобы не разбудить Лёню. Пошла на кухню, поставила чайник. И вдруг поняла — квартира стала домом. Не когда она повесила новые шторы или расставила статуэтки. А когда приняла то, что было важно для человека, которого любит.
Вернулась в спальню. Лёня спал, укрывшись пледом до подбородка. Ася села рядом, погладила зелёную шерсть. Мягкая, тёплая, пахнущая домом.
— Спасибо вам, — прошептала она. — За сына. И за плед.
Не знала, услышит ли её та женщина, которую никогда не видела. Но почему-то была уверена — услышит. И одобрит.
