Виктория медленно набрала номер, знакомый до последней цифры. Пальцы дрожали. За окном съёмной новосибирской квартиры барабанил дождь, в углу стояли неразобранные чемоданы — хозяин квартиры ясно дал понять, что если к концу недели не будет оплаты, ей придётся съехать.
После третьего гудка в трубке послышался знакомый резкий голос:
— Алло? Вика, это ты?
— Здравствуй, мама, — Виктория сглотнула комок в горле, стараясь говорить спокойно.
— Что-то случилось? — в голосе Лидии Михайловны уже звучала настороженность. — Ты редко звонишь.
— У меня… сложная ситуация, мам, — Вика присела на край кровати. — Мне нужна помощь.
— Опять деньги закончились? — холодно спросила мать. — Я же говорила, что эти твои грандиозные планы с переездом ничем хорошим не кончатся.
— Мам, это не совсем то… Я… я беременна. Четвёртый месяц.
В трубке повисла звенящая тишина.
— От кого? — наконец отрывисто спросила Лидия Михайловна.
— Это уже неважно. Он… не будет участвовать.
— Женатый, что ли? — угадала мать.
Вика молчала, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Мне не нужно много, — поспешно заговорила она. — Просто временная помощь. Меня уволили с работы, а за квартиру нужно платить, и я…
— И что ты планируешь делать? — перебила мать. — С ребёнком, я имею в виду.
— Я… я оставлю его. Её. Это девочка, — голос Вики дрогнул. — Я не могу поступить иначе.
— То есть ты решила рожать от женатого мужика, который тебя бросил, не имея ни жилья нормального, ни работы, а теперь хочешь, чтобы я тебя содержала? — каждое слово матери било как плеть.
— Мам, я не прошу тебя содержать! Просто помоги мне встать на ноги. Потом я всё верну…
— Стыдно должно быть у матери деньги просить! — голос Лидии Михайловны звенел как стальная струна. — Хватило ума ребёнка заделать, значит, должно хватить ума и денег на него найти. Если уж решила оставлять.
— А я тебе чем должна помогать? — перебила мать. — Я тебя растила одна, горбатилась на трёх работах, чтобы ты в институт поступила. А ты? Бросила на третьем курсе, убежала в свой Новосибирск, а теперь ещё и нагуляла. И что, я должна теперь до скончания века вас обоих содержать?
— Мама, послушай…
— Нет, Виктория. Я не буду этого делать. Ты взрослая девочка, сама разбирайся со своими проблемами. Нечего было прыгать с первым встречным…
В трубке раздались короткие гудки. Вика медленно опустила телефон на стол и посмотрела на экран с открытым сообщением от арендодателя: «Если до конца недели не будет оплаты, буду вынужден попросить вас освободить жильё».
Семь месяцев назад всё казалось таким правильным и многообещающим. Переезд в Новосибирск, работа хостес в модном ресторане, новая жизнь вдали от постоянных упрёков матери.
А потом появился Игорь — уверенный в себе, успешный мужчина, частый гость ресторана. Он обратил внимание на Вику почти сразу. Комплименты, цветы, дорогие подарки… Четыре месяца головокружительного романа, а потом эти две полоски на тесте и его холодный взгляд во время их последней встречи.
— Я женат, Вика. У меня двое детей, — слова, перевернувшие всю её жизнь.
— А кольцо где? — только и смогла спросить она тогда.
— Я его снимаю, когда… — он запнулся, и в этой паузе было столько всего.
— Когда идёшь на охоту? — холодно закончила она.
Последовавший разговор был коротким и жёстким. «Я не готов разрушить семью. Вот деньги на… решение проблемы. Прости».
Но Вика решила оставить ребёнка. Через неделю её уволили из ресторана. «Клиенты жалуются, что ты невнимательная», — сказала управляющая, но Вика видела в её глазах, что настоящая причина в другом. Игорь был другом владельца.
Телефон снова зазвонил, вырывая Вику из горьких воспоминаний. «Бабуля» — высветилось на экране.
— Привет, бабуль! — Вика постаралась придать голосу бодрость, которой совершенно не чувствовала.
— Здравствуй, Викуша, — тёплый голос Анны Петровны звучал как спасительная соломинка для утопающего. — Как ты там, в своей столице Сибири?
— Всё… нормально, бабуль, — Вика старалась говорить ровно, но голос предательски дрогнул.
В трубке повисла пауза.
— Давай-ка рассказывай, что случилось, — твёрдо произнесла бабушка. — Мать твоя звонила, что-то там прокудахтала, но я толком и не поняла ничего. У тебя голос странный.
И тут Вику прорвало:
— Бабуль, я во всём виновата… Я беременна, четвёртый месяц. Он оказался женатым, кольцо снимал, когда со мной встречался. Меня уволили, денег почти не осталось, хозяин квартиры грозится выселить… — Голос срывался на рыдания. — Я матери позвонила, попросила помочь, а она… она сказала, что мне должно быть стыдно у неё деньги просить…
— Чтоб её! — неожиданно резко произнесла обычно сдержанная Анна Петровна. — Стыдно матери должно быть, когда дочь в беде бросает! Вот что я тебе скажу, Викуша…
Она замолчала на мгновение, словно собираясь с мыслями.
— Так, слушай меня внимательно. Собирайся, я тебе денег на билет сейчас же переведу. Приезжай ко мне.
— Бабуль, не надо… У тебя и так пенсия маленькая…
— Цыц! — строго оборвала Анна Петровна. — Я ещё сама решаю, на что мне тратить свои деньги. И не спорь со старшими! Завтра жду тебя. И точка.
— Куда поедем? На кладбище? — съехидничал таксист, заметив адрес на окраине маленького городка.
— Если не нравится, могу другого вызвать, — отрезала Вика, доставая телефон.
— Да ладно, ладно, шутка неудачная, — примирительно поднял руку водитель и включил радио.
Старенький дом на тихой улице казался ей сейчас единственным местом на земле, где её ждали. Анна Петровна стояла у калитки — маленькая, сухонькая, с гладко зачёсанными седыми волосами, собранными в тугой пучок, в выцветшем ситцевом переднике поверх домашнего платья.
— Господи, до чего ж худющая стала! — всплеснула руками бабушка, когда Вика вышла из такси. — Идём в дом, кормить тебя буду.
Маленькая кухня встретила запахами детства — пирожки с капустой, яблочный компот, домашние соленья. Вика жадно ела, чувствуя, как впервые за много дней отступает вязкий комок тревоги. Анна Петровна смотрела на внучку с тёплой улыбкой, подкладывая добавку.
— Бабуль, я так больше не могу, — сказала Вика, когда с ужином было покончено. — Я всё испортила. И не знаю, что делать дальше.
— Идём-ка, — Анна Петровна взяла её за руку и повела в маленькую гостиную.
Они сели на старенький диван, и Вика, как в детстве, положила голову на колени бабушки. Анна Петровна гладила её волосы, а Вика смотрела на фотографии на стене — вот она в первом классе с огромными бантами, вот они с матерью на море, вот бабушка с дедом в день своей свадьбы…
— Я знаешь что подумала, глядя на тебя, — неожиданно сказала Анна Петровна. — Что ты вся в меня пошла. Характером, внешностью… судьбой.
— В каком смысле? — Вика приподняла голову.
— А в таком, что я тоже когда-то забеременела от женатого мужчины. Твоя мать, Лидия, она ведь не от деда Серёжи.
Вика резко села.
— Что?!
— Да-да, — спокойно продолжила Анна Петровна. — Я тогда молодая была, горячая. Влюбилась по уши в заезжего инженера. Он на нашем заводе оборудование налаживал. Роман был — голова кругом. А потом выяснилось, что женат он, и детишки у него… Исчез, будто и не было. А я с животом осталась. Двадцать лет мне было, чуть младше, чем тебе сейчас.
— А дедушка? — ошарашенно спросила Вика.
— А Серёжа… он меня потом уже полюбил. И Лиду моею как родную принял. Я ему перед свадьбой во всём призналась, думала — уйдёт. А он только рукой махнул: «Эка невидаль, Нюра. Ребёнок — он и есть ребёнок. Раз уж я тебя люблю, то и дитя твоё любить буду». Так всю жизнь и прожили душа в душу, — тихо закончила бабушка.
— А мама знает?
— Знает, — кивнула Анна Петровна. — Когда ей шестнадцать исполнилось, Серёжи уже не было — в аварию попал. Я ей всё рассказала. И знаешь, с того дня она словно другим человеком стала. Замкнулась, ожесточилась. Мне потом с горечью бросила: «И ты туда же, обманщица! Всю жизнь я считала, что у меня нормальная семья, а я, оказывается, байстрючка!»
Анна Петровна тяжело вздохнула.
— А когда твой отец от вас ушёл, Лида совсем очерствела. Всё твердила: «Вот видишь, мама, все мужики одинаковые — приходят, получают своё и уходят. Я теперь никому не поверю, сама справлюсь». И тебя так же растила — чтобы сильная была, независимая. Только перегнула палку, как всегда.
Вика смотрела на бабушку широко раскрытыми глазами.
— И ты никогда не говорила мне… Я не знала…
— А зачем было травмировать? — пожала плечами Анна Петровна. — Пока всё хорошо было, незачем ворошить. А сейчас, раз уж так сложилось… — она потрепала Вику по щеке. — Жизнь, Викуша, она длинная. И в ней всякое бывает. Но я вот что тебе скажу: родить — не значит стать матерью. Иногда мать не та, что выносила и родила, а та, что рядом была. И нет в этом её вины, все мы разные. Ты на мать зла не держи.
— Но как так можно? — всхлипнула Вика. — Я же её дочь!
— У тебя я есть, я помогу, — твёрдо сказала бабушка. — Не переживай ты так, всё образуется.
Весна была в разгаре, когда Вика окончательно переехала к бабушке. Живот уже заметно округлился, и по вечерам она часто сидела в старом кресле-качалке у окна, поглаживая его и разговаривая с малышкой – УЗИ показало, что будет девочка.
— Что думаешь насчёт имени Алиса? — спросила она однажды у бабушки.
— Хорошее имя, — кивнула Анна Петровна, не отрываясь от вязания крошечного чепчика. — Звонкое, красивое. Только вот отчество какое будет?
Вика отвернулась к окну.
— Игоревна, — тихо сказала она. — В свидетельстве о рождении будет указан отец. Я ему сказала, что от алиментов отказываться не собираюсь.
— И правильно, — одобрительно кивнула бабушка. — Ребёнок не виноват в грехах родителей. А ты с ним… общаешься?
— Нет, — покачала головой Вика. — Только через юриста. Он согласился выплачивать алименты в обмен на то, что я не буду звонить и писать ему лично. Жене своей боится признаваться, трус.
Они обустроили маленькую комнатку рядом с кухней под детскую. Анна Петровна достала с чердака старую, но крепкую кроватку, в которой когда-то спала сначала Лидия, а потом и сама Вика. Соседки, узнав историю молодой женщины, не осуждали, а наоборот, помогали кто чем мог — приносили детские вещи, оставшиеся от внуков, делились советами.
— Виктория Андреевна! — окликнул её почтальон, когда она развешивала во дворе бельё. — Вам заказное письмо, распишитесь.
В конверте было уведомление о зачислении алиментов и короткая записка: «Прости. Игорь». Вика скомкала записку и выбросила в мусорное ведро. Слишком поздно для извинений.
Лидия Михайловна не звонила и не писала. Однажды Вика не выдержала и сама набрала её номер, но, услышав холодное «Алло?», не смогла произнести ни слова и сбросила вызов.
— Не мучай себя, — сказала ей бабушка. — Даст Бог, одумается ещё.
Алиса родилась в жаркий июльский полдень — маленькая, крикливая, с тёмными волосами, как у матери. Анна Петровна не отходила от Вики в первые дни, показывала, как ухаживать за младенцем.
— Бабуль, я боюсь, что не справлюсь, — призналась Вика однажды ночью, когда Алиса, наконец, заснула после долгого плача. — Что если я буду плохой матерью, как… — она не закончила фразу.
— Не будешь, — уверенно сказала Анна Петровна. — Я же вижу, как ты на дочку смотришь. В тебе столько любви, Викуша. А с остальным — справишься. Не ты первая, не ты последняя. Бабы испокон веков рожали и детей растили, и ничего, управлялись.
В день выписки у больницы их встречал только старенький сосед дядя Коля на своих «Жигулях». Лидия Михайловна не приехала.
Время летело незаметно. Алисе исполнился год — она уже пыталась ходить, держась за мебель, и произносила первые слова: «баба» и «мама». Вика устроилась на работу в местную библиотеку — платили немного, но директор, добрая женщина предпенсионного возраста, разрешила оборудовать небольшой детский уголок за стойкой выдачи. Там на чистом коврике с игрушками Алиса проводила время, пока мама работала. Посетители библиотеки, в основном пожилые женщины, часто задерживались, чтобы поворковать с девочкой, угостить её самодельным печеньем или фруктовым леденцом.
Однажды вечером, уложив Алису спать, Вика застала бабушку за сбором документов.
— Бабуль, ты что делаешь?
Анна Петровна подняла на внучку спокойный взгляд.
— Сядь-ка, Викуша. Поговорить нам надо.
Сердце Вики ёкнуло от нехорошего предчувствия.
— С тобой всё хорошо? — встревоженно спросила она.
— Да, здорова как лошадь, — усмехнулась бабушка. — Просто решение я приняла. Вот, смотри, — она протянула Вике папку с документами. — Дом я на тебя переписала. Все документы оформлены. А сама в пансионат переезжаю.
— Что?! — Вика вскочила. — Какой ещё пансионат? Зачем?!
— Не кричи, Алису разбудишь, — спокойно сказала Анна Петровна. — Пансионат хороший, для пожилых людей. Я давно туда собиралась — там и медсестра круглосуточно, и компания моего возраста. А вам с Алисой целый дом нужен, чтобы расти и развиваться. Девочке двор нужен, огород, воздух.
— Бабуль, но… мы же справляемся! Нам хорошо вместе! Этот дом — наш дом, твой дом!
Анна Петровна взяла руки внучки в свои.
— Викуша, мне уже семьдесят восемь. Я своё пожила, этот дом я построила с дедом твоим, счастлива здесь была. А теперь ваша очередь счастливыми быть. Живите, девочки. Строй свою жизнь, не оглядываясь. А я рядом буду, навещать будете.
Вика смотрела на бабушку сквозь слёзы. Сколько раз за этот год она думала о том, как ей повезло, что у неё есть Анна Петровна. Без неё она бы не справилась.
— Я тебя люблю, бабуль, — прошептала Вика, обнимая хрупкие плечи.
— И я тебя, внученька. И тебя, и Алисочку. Вы — моё продолжение.
Прошло ещё полгода. Вика с Алисой каждое воскресенье навещали бабушку в пансионате. Анна Петровна, казалось, помолодела — щёки порозовели, в глазах появился блеск. Она с удовольствием рассказывала о новых знакомых, о кружке вязания, который сама организовала, о докторе, который «совсем ещё мальчишка, но толковый».
В один из таких визитов, когда они сидели в уютном дворике пансионата, наблюдая, как Алиса гоняется за бабочкой, Анна Петровна вдруг сказала:
— Лида звонила вчера.
Вика замерла.
— И… что она сказала?
— Спрашивала, как вы. Я рассказала. Говорит, может, приедет на днях.
Вика молчала, глядя на дочь, которая, забыв о бабочке, теперь увлечённо ковырялась в песочнице.
— Не знаю, бабуль… Я не уверена, что хочу её видеть.
Анна Петровна накрыла руку внучки своей.
— Знаешь, Викуша, злость — она как яд. Сначала травит того, на кого злишься, а потом и тебя самоё. Не держи в сердце. Встреться с матерью, поговори. Может, и поймёте друг друга наконец.
На следующий день в дверь дома Вики позвонили. На пороге стояла Лидия Михайловна — осунувшаяся, с новыми морщинками у глаз, но все такая же прямая и подтянутая.
— Здравствуй, дочка, — сказала она, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Можно войти?
Вика молча посторонилась, пропуская мать в дом. Алиса, сидевшая на полу с игрушками, с любопытством посмотрела на незнакомую женщину.
— Это… это она? — спросила Лидия Михайловна, кивая на девочку.
— Да, это Алиса, — сухо ответила Вика. — Твоя внучка, если тебе интересно.
Лидия Михайловна сделала неуверенный шаг к ребёнку, но Вика преградила ей путь.
— Зачем ты приехала? — резко спросила она. — Денег я у тебя больше не прошу, не волнуйся.
— Вика, я… — Лидия Михайловна запнулась, что было совсем на неё не похоже. — Я была неправа. Я поступила… плохо. И пришла извиниться.
Вика скрестила руки на груди.
— Что изменилось? Почему вдруг?
Лидия Михайловна тяжело опустилась на стул.
— Я была у врача на днях. У меня… нашли кое-что нехорошее. И знаешь, что я подумала? Что умру, а моя дочь и внучка будут помнить меня как чёрствую эгоистку, которая бросила их в трудную минуту. — Она подняла глаза на Вику. — Я не хочу так, дочка. Не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки.
— Какие ещё ошибки? — нахмурилась Вика.
— Я думала, что делаю тебя сильнее, когда отказывала в помощи. Думала, что ты должна научиться справляться сама, как когда-то я. Но я ошибалась. — Она вздохнула. — Моя мать рассказала тебе свою историю, да?
Вика кивнула.
— Когда я узнала правду о своём отце, я возненавидела весь мир. Решила, что никогда не позволю себе зависеть от мужчины, никогда не буду уязвимой. — Лидия Михайловна горько усмехнулась. — Когда твой отец ушёл от нас, это лишь укрепило мою уверенность. Я растила тебя, как крепость — неприступную, гордую, самодостаточную. И сама не заметила, как стены этой крепости стали тюрьмой — для тебя и для меня самой.
Алиса, устав от игрушек, подползла к ним и, ухватившись за ногу Лидии Михайловны, встала, улыбаясь беззубой улыбкой.
— Привет, маленькая, — неожиданно мягко сказала Лидия Михайловна, осторожно касаясь пухлой щёчки внучки. — Какая красавица…
Вика смотрела на эту сцену и чувствовала, как что-то внутри неё медленно оттаивает.
— Знаешь, что мне сказала бабушка? — тихо произнесла она. — Что родить — не значит стать матерью. Иногда мать не та, что выносила и родила, а та, что рядом была.
Лидия Михайловна вздрогнула.
— Она… она права, — с трудом выговорила она. — Я не была рядом, когда ты нуждалась во мне. Но… но если ты позволишь, я хотела бы исправить это. — Она посмотрела на Вику с надеждой. — Может, мы начнём сначала?
Вика не ответила, лишь подошла к кухонному столу и начала готовить чай. Но когда она вернулась с двумя чашками, на её лице уже не было прежней холодности.
— Алиса очень любит книжки с картинками, — сказала она, протягивая чашку матери. — Особенно про животных. Может… может, ты почитаешь ей перед сном?
Лидия Михайловна приняла чашку, и впервые за много лет Вика увидела, как в глазах матери блеснули слёзы.
— С удовольствием, — сказала она. — С большим удовольствием.
В этот момент Вика поняла, что, несмотря на все трудности, она находится там, где должна быть. У неё есть главное — любовь, которую она получила от бабушки и теперь могла передать своей дочери. И, может быть, ещё не поздно восстановить разорванную связь с матерью. Ведь жизнь — она разная бывает. Иногда даёт второй шанс. Иногда позволяет исправить ошибки. И самое главное — она продолжается, что бы ни случилось.
