никита– Будешь платить мне, если хочешь видеть внуков! – слова Маргариты Петровны врезались в тихий вечерний воздух кухни, словно осколки разбитого стекла. Ольга, только что допившая свой остывший чай, подавилась воздухом. Слова висели тяжелым, неприятным грузом, заставляя сердце замереть на мгновение, а потом забиться бешено, гулко.
В кухоньке, и без того маленькой и тесной, с поблекшими обоями в цветочек и стареньким деревянным столом, стало вдруг душно, хоть окно было распахнуто настежь. С улицы доносился приглушенный шум вечернего города – гудение машин, детские крики, где-то вдалеке лаяла собака. Но все эти обычные, привычные звуки словно отступили на второй план, померкли перед этой зловещей фразой, произнесенной ледяным, безапелляционным тоном.
Ольга моргнула, пытаясь понять, не ослышалась ли. Неужели это и правда сказала Маргарита Петровна? Та самая свекровь, которая еще недавно казалась такой благодушной, всегда готовой помочь и советом, и делом. Конечно, она всегда держалась несколько отстраненно, с легким налетом снисходительности, но Ольга списывала это на разницу в возрасте и поколении. Никогда бы не подумала, что за этой внешней благопристойностью скрывается… вот это.
Она перевела взгляд на лицо свекрови. Оно было искажено злобой и какой-то странной, алчной решимостью. Высокая прическа, ладно сбитая и залакированная, казалась сейчас каким-то карикатурным украшением, а неестественный блонд лишь подчеркивал резкие черты лица, делая его похожим на маску. В глазах, обычно спрятанных за тяжелыми веками с нависшими тенями, сейчас плясали злые огоньки, словно угольки в затухающем костре.
– Маргарита Петровна, – повторила Ольга, уже более уверенно, хоть внутри все еще дрожало от возмущения. – Простите, я не расслышала. Что вы сказали? Насчет… насчет платы?
Свекровь тяжело вздохнула, словно Ольга была совсем тупая и не понимала простых вещей.
– Да что тут неясного-то? – процедила она сквозь зубы, еще больше поджимая и без того тонкие губы. – Я сказала прямо и ясно. Хочешь, чтобы я с внуком сидела, помогала тебе… ну, и вообще, чтобы видела Ваню… плати мне деньги. Ежемесячно. Сумму мы еще обсудим, но рассчитывай на приличную.
Ольга молча смотрела на нее, не веря своим ушам. В голове гудело, словно рой пчел, мысли путались и сталкивались, не находя выхода. «Это бред какой-то… Так не бывает… Это же мать Димы, бабушка Вани… Она же должна любить внука просто так, бескорыстно… Разве нет?»
А свекровь ждала ответа, не моргая, сверля Ольгу тяжелым, немигающим взглядом. В нем читалась уверенность в своей правоте, в непоколебимости своего решения. И еще – скрытая угроза. «Не заплатишь – увидишь».
– Но… почему? – тихо спросила Ольга, чувствуя, как к горлу подступает ком. – За что? Вы же… вы же бабушка! Вы же должны…
– Должна? – перебила ее свекровь с ядовитой усмешкой. – Ничего я тебе не должна. И твоему сыну тоже. Я своего сына вырастила, на ноги поставила. Все, считаю, свой долг выполнила. А теперь пусть он мне помогает. А раз уж ты его жена, значит, и ты тоже отвечаешь за мою старость. Так что нечего тут сопли распускать. Решайте, будете платить или нет. У меня еще есть дела.
Она встала из-за стола, тяжело опираясь на трость, хоть на инвалида никак не походила. Скорее, на властную, самовлюбленную даму, которая привыкла, чтобы все плясали под ее дудку.
– Маргарита Петровна, – Ольга тоже поднялась, чувствуя, как в груди нарастает волна гнева и обиды. – Это… это просто возмутительно! Как вы можете так говорить? Мы же… мы же семья! Дима – ваш сын, Ваня – ваш внук! Разве можно… разве можно так… цинично торговаться внуками?
Свекровь остановилась у двери кухни, повернулась к Ольге и презрительно скривила губы.
– Семья? – передразнила она. – Какая вы мне семья? Ты – жена моего сына, не более того. Пришла – ушла. Сегодня есть, завтра нет. А сын – он мой сын навсегда. И он обязан меня содержать. А ты, если хочешь быть в нашей семье, тоже должна вносить свой вклад. Деньгами. Иначе… иначе не видать тебе моих внуков. Вот и все. Думай.
С этими словами Маргарита Петровна вышла из кухни, хлопнув дверью так, что в шкафу задребезжала посуда. Ольга осталась стоять посреди кухни, словно оглушенная ударом. В ушах звенело, перед глазами все плыло. Она не могла поверить, что это произошло на самом деле. Неужели эта женщина серьезно намерена шантажировать ее внуком? И ради чего? Ради денег?
Она подошла к окну, вдохнула свежий вечерний воздух, пытаясь успокоиться. Внизу, во дворе, шумели дети, играя в догонялки. Слышался смех, крики, топот маленьких ножек. Обычная, мирная картина семейного вечера. И как же далеко, как же чуждо этот мир света и радости отстоял от той темноты и цинизма, которыми только что окутала ее свекровь.
В груди зашевелилось горькое чувство обиды и несправедливости. Обидно за себя, за Ванюшку, за Диму, который вот-вот должен вернуться с работы. Что он скажет? Как отреагирует на эти чудовищные слова матери? Ольга хорошо знала слабый характер мужа, его вечную нерешительность и боязнь обидеть мать. Скорее всего, он попытается сгладить конфликт, уговорить Ольгу уступить, лишь бы избежать скандала. «Мама же пожилой человек, ей тяжело, надо понять и простить…» – вот примерно так он и скажет. И тогда… тогда что ей делать?
Ольга подошла к детской колыбельке, где мирно спал ее Ванюшка. Маленький, беззащитный комочек, свернувшийся калачиком под одеяльцем. Ее сын. Ее кровиночка. И кто-то посмел поставить цену на возможность видеть его? Кто-то решил, что может торговать внуками, как мешком картошки?
Нет. Этого не будет. Ольга поклялась себе, смотря на сонное личико сына. Она не позволит никому шантажировать ее семью. Она будет бороться за своего ребенка, за свое право на счастье, на спокойную жизнь. Пусть свекровь думает, что сильна своими деньгами и манипуляциями. Ольга покажет ей, что есть сила посильнее – сила материнской любви. И платить за встречи с собственным сыном… нет, это не только унизительно, это просто невозможно. Никогда.