Забавно, как некоторые люди умеют превращать «временную прописку» в пожизненную проблему. Особенно если эти люди – ваша «любимая» свекровь.
Я стояла на своей кухне – в квартире, купленной на собственные деньги – и слушала, как Галина Петровна виртуозно превращает меня из хорошей невестки в в монстра в человеческом обличье. И всё из-за какой-то «пустяковой просьбы» – всего-то прописать её младшенького в МОЮ квартиру.
– Мариночка, – проворковала она с наигранной лаской, присаживаясь за мой кухонный стол. – Ты же знаешь, как сейчас тяжело молодым. Димочка институт закончил, работу в городе нашёл… – Она сделала драматическую паузу. – Неужели тебе жалко помочь брату мужа? Временно же просим!
Ах, это волшебное слово – «временно»! Как же. Знаю я эти истории, когда «временная» прописка затягивается на десятилетия, а потом родственнички начинают качать права на квадратные метры. Нет уж, спасибо.
Муж, как настоящий «глава семьи», героически молчал, уткнувшись в телефон. Видимо, там было что-то невероятно важное. Настолько важное, что он предпочел не замечать, как его мать превращает нашу уютную кухню в в эпицентр семейной драмы.
– Галина Петровна, но эта квартира… – начала я.
– ЗНАЮ! – перебила она. – Твоя! Купленная до свадьбы! – Её голос дрожал от праведного гнева. – Боже, какая же ты меркантильная! А я-то думала, мы семья!
«Семья!» – фыркнула я про себя. – «Особенно когда дело касается чужой собственности».
Свекровь продолжала наступление, словно танк на парад Победы. Каждое её слово било точно в цель:
– А ты знаешь, сколько стоит сейчас аренда? Димочке с его начальной зарплатой и на еду не хватит! – она картинно всплеснула руками. – Неужели у родного брата мужа не может быть крыши над головой?
Андрей наконец оторвался от телефона. По его лицу было видно – сейчас выдаст что-то «гениальное»:
– Может, правда, стоит помочь? Всё-таки брат…
Я чуть не поперхнулась чаем. Предсказуемо, как сериал по России-1.
– Конечно, сынок! – воспряла свекровь. – Вот ты всегда был понимающим! Не то что некоторые… – она метнула в меня взгляд, достойный финала «Санты Барбары».
В голове пронеслось: «Дай палец – откусят руку». Сколько историй я наслушалась на работе: сначала временная прописка, потом «а куда я денусь?», а в финале – делёж квартиры через суд. Нет уж, такой сценарий не для меня.
– Знаете что, – я поставила чашку на стол. – Давайте начистоту. Эта квартира – мой тыл. Я не собираюсь превращать её в проходной двор.
Свекровь побледнела, будто увидела квитанцию за коммуналку в январе.
– Проходной двор? ПРОХОДНОЙ ДВОР? – свекровь подскочила, как будто села на ежа. – Ты мою семью называешь проходным двором?
– Мам, успокойся, – Андрей наконец-то включился в разговор. Правда, толку от этого было как от зонтика в торнадо.
– Нет, ты послушай, что твоя жена несёт! – она уже перешла на ультразвук. – Мы для неё, значит, никто? А кто тебе, Марина, с ремонтом помогал? Кто шторы выбирал? Кто салаты на новоселье делал?
«Ага, теперь пошёл классический список всех добрых дел со времён сотворения мира», – подумала я.
– Я ценю вашу помощь, – спокойно ответила я. – Но давайте будем честными: помощь с ремонтом не даёт права на мою жилплощадь.
– Какая же ты… расчётливая, – свекровь выплюнула это слово, как косточку от оливки. – А если бы у тебя ребёнок был, ты бы его тоже на улицу выставила? Тоже бы не прописала?
И тут я не выдержала:
– А вот детей не трогайте. Знаете, в чём разница? Ребёнок – это ответственность. А ваш Дима – взрослый мужик. Пусть учится решать свои проблемы сам, а не прятаться за мамину юбку.
В кухне повисла тишина. Такая густая, что её можно было намазать на хлеб.
Андрей смотрел на меня так, будто я только что объявила, что улетаю на Марс. А свекровь… О, это надо было видеть! Она побагровела, как светофор на оживлённом перекрёстке.
– Да как ты… – начала она, но я перебила:
– Вот давайте без этих сцен из индийского кино. У вас трёхкомнатная квартира. Почему Дима не может жить там?
– Потому что… потому что ему нужно учиться самостоятельности! – выпалила свекровь.
Я чуть не расхохоталась:
– Самостоятельности? Через прописку в чужой квартире? Потрясающая логика. Просто «Нобелевка» по воспитанию.
– Мариш, ты перегибаешь, – встрял Андрей.
– Правда? А по-моему, это твоя мама перегибает. Сначала прописка, потом что? Может, мне ещё ключи отдать и на диване в коридоре спать?
Свекровь вскочила, как ошпаренная:
– Всё! Я поняла! Ты просто злая, бессердечная женщина! Андрюша, сынок, как ты можешь это терпеть? Она же разрушает нашу семью!
«Семью она разрушает,» – передразнила я мысленно. – «А кто пришёл качать права на чужую собственность?»
– Андрей, – я повернулась к мужу. – Скажи честно: ты правда считаешь, что я должна прописать Диму?
Он заёрзал на стуле, как первоклассник у доски:
– Ну… это твоя квартира, конечно… но он же мой брат…
– Который пять лет сидел на шее у матери и не работал даже летом, – отрезала я. – А теперь хочет пересесть на нашу шею.
– Как ты смеешь! – взвизгнула свекровь. – Мой Димочка…
– Ваш Димочка уже большой мальчик. Пусть снимает квартиру, как все нормальные люди. Или живёт с вами, раз вы так печётесь о его благополучии.
– Значит, так, – свекровь встала, держась за сердце, как за спасательный круг. – Я всё поняла. Запомни, Марина: ты об этом пожалеешь. Андрюша, собирайся. Поехали домой.
– Мам, ну куда… – промямлил муж.
– Я сказала – домой! Не хочу находиться под одной крышей с этой… этой…
«Этой собственницей, которая не даёт развалить свою жизнь?» – мысленно закончила я за неё.
Вечер закончился громким хлопаньем дверью и тишиной, звенящей в ушах как после контузии. Андрей уехал с матерью – «успокоить» и «поговорить». Я осталась одна в своей крепости, которую так отчаянно защищала.
Телефон разрывался от сообщений. Родственники мужа, как стервятники, слетелись на свежую драму. «Как ты можешь так с семьёй?» «Неужели тебе не стыдно?» «Вот я в твои годы…» Прямо фестиваль непрошеных советов и осуждения.
Особенно постаралась тётя Люда, сестра свекрови: «Девочка, ты совершаешь ошибку! Семья – это святое! Мы вон всю жизнь в однушке впятером жили, и ничего, не развалились!» Ага, зато теперь судитесь за эту однушку третий год. Спасибо, но такое «святое» мне даром не нужно.
Андрей вернулся за полночь. От него несло легким амбре и мамиными пирожками.
– Ты это… зря так с мамой, – выдал он, привалившись к дверному косяку. – Она же добра желает.
– Кому желает? – я скрестила руки на груди. – Диме? Мне? Или себе?
– Всем! – он патетически взмахнул рукой и чуть не упал. – Мы же семья!
– Семья – это когда уважают границы друг друга, – отчеканила я. – А не когда мама решает, кому где жить.
– Но Димка… он же без работы сейчас…
– А что мешает ему найти работу в своём городе? Или снять комнату, как делают тысячи других людей?
– У него нет денег…
– А у меня нет желания становиться спонсором его «самостоятельной» жизни!
Муж посмотрел на меня мутным взглядом:
– Знаешь… мама права. Ты какая-то… чёрствая стала.
Вот оно. Я ждала этого момента. Когда маменькин сынок наконец скажет то, что ему вложили в голову за этот вечер. Что ж, карты на стол:
– Хорошо, давай начистоту. Если я чёрствая, потому что не хочу отдавать свою квартиру чужому человеку – пусть так. Если я плохая, потому что ценю то, что заработала своим горбом – окей. Но знаешь что? Лучше быть чёрствой, чем безвольной тряпкой, которая прогибается под любым чужим «хочу».
В его глазах мелькнуло что-то похожее на понимание. Или мне просто хотелось в это верить.
Утро встретило меня тишиной и пустой постелью – Андрей ушёл на работу, не разбудив. На кухонном столе записка: «Поговорим вечером». Почерк нервный, буквы скачут, как буйные тараканы под дихлофос. Ну-ну, поговорим так поговорим.
День тянулся, как резиновый. На работе я путала цифры в отчётах, а в обед чуть не посолила кофе. Коллеги косились – видимо, круги под глазами выдавали мою бессонную ночь.
– Что, проблемы? – участливо спросила Ленка из бухгалтерии.
– Свекровь решила расширить жилплощадь за мой счёт, – буркнула я.
– А, классика! – хмыкнула она. – Моя тоже пыталась. Сначала племянницу прописать, потом внучатую тётю… Еле отбилась.
– И как?
– Просто! Развелась, – она рассмеялась. – Шучу. Муж сам всё понял, когда его драгоценная мамочка начала делить нашу квартиру, как пирог на дне рождения.
К вечеру телефон взорвался сообщением от свекрови: «Дима нашёл отличную работу в вашем офисе! Платят мало, но это временно. Так что прописка ему нужна срочно!»
Андрей пришёл поздно, трезвый и серьёзный:
– Мы должны помочь брату.
– Должны? – я подняла бровь. – Кому должны?
– Марин, ну пойми…
– Нет, это ты пойми. Я не против помочь – давай скинемся на первый месяц аренды. Или поможем найти нормальную работу. Но превращать мою квартиру в ночлежку я не собираюсь.
– При чём тут ночлежка? – взвился он. – Речь о родном брате!
– Который за пять лет учёбы палец о палец не ударил, чтобы заработать хоть копейку. А теперь хочет въехать на готовенькое?
– А знаешь, что самое смешное? – я начала закипать. – Твоя мама даже не спросила, есть ли у меня планы на эту квартиру. Может, я детскую хотела обустроить. Или кабинет. Или, может, просто хочу жить в своём доме, где никто не считает мои чашки и не роется в моём холодильнике!
Андрей замер. Слово «детская» явно попало в цель.
– Ты… ты что, беременна?
– Нет. Но когда-нибудь буду. И знаешь что? Я хочу, чтобы у моего ребёнка был свой угол. А не диван в прихожей, потому что дядя Дима занял детскую.
В дверь позвонили. На пороге – о чудо! – сама Галина Петровна с заплаканными глазами и пирогом. За её спиной маячила фигура Димы – долговязого детины под тридцать с щенячьим взглядом.
– Вот, – свекровь шмыгнула носом, – пришли мириться. И заодно Диме квартиру посмотреть…
Я чуть не задохнулась от такой наглости:
– А может, сразу ключи отдать и вещи собрать?
– Марин, ну чего ты… – подал голос Дима. – Я ж не насовсем. Годик поживу, осмотрюсь…
– Годик? – я расхохоталась. – А потом что? «Ой, а куда я денусь? У меня же прописка!» Нет уж. Снимай квартиру, как все нормальные люди.
– Но это же такие деньги! – всплеснула руками свекровь.
– Именно! – я повернулась к ней. – Деньги. Которые я зарабатывала пять лет, каждую копеечку копила , чтобы купить СВОЮ квартиру. Не семейный приют, не гостиницу для родственников, а СВОЁ жильё.
На кухне повисла тишина. Даже чайник, кажется, перестал шуметь.
– Знаешь, доченька, – вдруг тихо сказала свекровь, – а ведь я тоже когда-то так же стояла. Защищала свой угол. От свекрови.
Я моргнула. Такого поворота никто не ожидал.
– Только у меня духу не хватило отказать. Пустила деверя, думала – временно. – Она горько усмехнулась. – Он у нас пять лет прожил. А потом ещё и жену привёл. В мою спальню! И знаешь, что самое обидное? Когда они съехали, свекровь мне сказала: «Эх ты, бесхребетная…»
Дима переминался с ноги на ногу, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Андрей смотрел на мать так, будто впервые её видел.
– И что же изменилось? – спросила я осторожно.
– Да ничего, – она вздохнула. – Просто… когда ты отказала, я себя молодую вспомнила. Какой я была до той истории с деверем. Гордой. Принципиальной.
Она повернулась к сыну:
– Димка, собирайся. Поедем домой.
– Но мам…
– Никаких «но»! Завтра пойдём искать тебе комнату. Хватит за мамкину юбку держаться.
Я не верила своим ушам. Галина Петровна встала и направилась к выходу. У двери обернулась:
– Прости меня, Марина. Ты права – твой дом, твои правила. Я… я просто забыла, каково это – быть молодой и гордой.
Тем вечером мы долго говорили с Андреем. Впервые за всё время он рассказал, как рос с вечно недовольной матерью и братом-нытиком. Как мечтал о собственном угле, где не будет этого постоянного «а вот Димочка…»
– Знаешь, – признался он, – когда ты отказала маме, я сначала разозлился. А потом… потом вспомнил, как сам мечтал о личном пространстве. О месте, где можно просто быть собой, без оглядки на чужие хотелки.
Через неделю Дима снял комнату. Недорогую, в получасе езды от работы. Свекровь, конечно, причитала про «клоповник», но его это, кажется, только раззадорило.
– Нормальная хата, – заявил он при встрече. – И соседи адекватные. А главное – сам всё решаю. Первый раз в жизни, представляешь?
А ещё через месяц он познакомился с соседкой по этажу. Теперь они вместе снимают однушку и копят на свою квартиру. Говорит, никогда не был так счастлив.
