Я всегда ценила уют. Нет, наверное, не так. Я обожала уют. Для меня дом – это не просто стены и крыша. Это крепость, убежище, место силы, где можно отдохнуть душой и телом. Я вкладывала в нашу с Сергеем квартиру всю себя, каждую свободную минуту превращая ее в то самое гнездышко, о котором мечтала. Каждая подушечка на диване, каждый цветок на подоконнике, каждая картина на стене – все было выбрано с любовью и расставлено со смыслом. Это было моё пространство, наше с Сергеем пространство, где царили мир и покой. Или мне так казалось.
В тот день я вернулась с работы раньше обычного. Какая-то неприятная суета навалилась в офисе, и шеф, видя мое усталое лицо, отпустил меня домой, сказав, что «мир от меня сегодня не рухнет». Я благодарно улыбнулась, предвкушая тихий вечер в своей крепости, с чашкой травяного чая и любимой книгой. Сергей должен был задержаться на работе – у них там что-то с отчетами. Я представила, как он вернется позже, усталый, но довольный завершенным делом, и как мы вместе поужинаем в тишине, обсуждая прошедший день.
Открыв дверь своим ключом, я сразу почувствовала что-то неладное. В прихожей стояли чужие пальто, небрежно брошенные на вешалку, и две пары незнакомой обуви – аккуратные ботиночки и какие-то старомодные туфли на устойчивом каблуке. Сердце неприятно кольнуло. Неужели Сергей кого-то пригласил, не предупредив меня? Это на него совсем не похоже. Он всегда был таким… предупредительным, что ли. Слишком предупредительным, иногда даже до занудства.
Проходя в гостиную, я услышала приглушенные голоса, доносившиеся из-за полуоткрытой двери. Мужской голос Сергея я узнала сразу, а вот два других, женских, были мне незнакомы, хотя смутно казались знакомыми. Любопытство и какое-то непонятное предчувствие заставили меня неслышно подойти к двери и заглянуть внутрь.
То, что я увидела, заставило меня замереть на пороге, словно громом пораженную. В моей гостиной, в моей уютной гостиной, словно вихрь пронесся. Подушки с дивана валялись на полу, журнальный столик был отодвинут в сторону, а на ковре, среди этого хаоса, восседали свекровь, Елена Петровна, и ее сестра, тетя Тамара. Обе чувствовали себя как дома – развалившись на моем диване, словно на троне, и деловито перебирая стопки белья, вываленные из шкафа. Сергей сидел на краешке кресла, съежившись и виновато поглядывая на меня.
– Ну вот, Тамара, смотри, это Иринино, – торжественно провозгласила Елена Петровна, разворачивая передо мной кружевную наволочку, которую я так долго искала под цвет штор. – Куда ей столько? Ей одной-то зачем? А вот это, – она подцепила пальцем вышитую скатерть, которую мне подарила бабушка, – ничего так, крепенькая. На дачу пойдет, нечего тут добру пропадать.
Тетя Тамара, поправляя очки на носу, придирчиво оглядела скатерть.
– Да, для дачи самое то, – согласилась она, кивая головой. – А вот эти, – она показала на стопку моих полотенец, – махровые какие… В самый раз для баньки. Заберем?
– Конечно, заберем, – отрезала свекровь, махнув рукой, как будто решала судьбу какого-то бесхозного имущества. – У них тут вон сколько, видишь? Нам не обеднеют.
Они говорили так, словно меня не существовало, словно я была невидимой прислугой, а моя квартира – складом ненужных вещей, которые можно растащить, как только подвернется удобный случай. И самое ужасное – Сергей молчал. Сидел, опустив голову, и смотрел в пол, как побитый пес. Ни слова упрека, ни попытки остановить этот беспредел.
Мой мир, который я так тщательно выстраивала, дал трещину. Моя крепость рушилась на глазах, разбиваясь на мелкие осколки. Я стояла, парализованная ужасом и негодованием, не в силах произнести ни слова. В голове билась только одна мысль: «Что происходит? Что они себе позволяют?»
– Ирина? – робко произнес Сергей, поднимая на меня виноватые глаза. – Ты чего так рано?
Его вопрос прозвучал настолько глупо и неуместно, что я едва не рассмеялась от истерического напряжения. «Чего рано? Я рано вернулась в свой собственный дом, чтобы застать твою мать и тетку, которые делят мою квартиру, как будто это трофей, добытый в бою?» Но слова застряли в горле, превратившись в ком обиды и гнева.
Свекровь и тетя Тамара, заметив мое появление, наконец оторвались от своего занятия. Елена Петровна окинула меня снисходительным взглядом, словно оценивая какой-то предмет интерьера.
– А, Иринка, – протянула она сладким голосом, который я терпеть не могла. – А мы тут… пришли помочь вам с Сергеем. Видишь, сколько у вас тут всего? Захламились совсем. Вот мы и решили немножко порядок навести, помочь избавиться от ненужного.
Тетя Тамара поддакнула, лукаво улыбаясь.
– Да-да, хотели как лучше, деточка. Мы же опытные, жизнь прожили. Видим, что вам нужно, а что лишнее.
«Как лучше для кого? Для вас, чтобы пополнить свои дачные запасы моим добром?» – хотелось мне закричать, но я все еще пыталась сохранять видимость спокойствия, хотя внутри все клокотало от ярости.
– Елена Петровна, тетя Тамара, – стараясь держать голос ровным, начала я, – спасибо, конечно, за заботу, но… вы как-то… не так поняли. У нас все в порядке, мы сами разберемся со своими вещами. И вообще… это моя квартира, если вы забыли. И здесь все – мои вещи.
Свекровь округлила глаза, изображая крайнее удивление и обиду.
– Как – твоя? А Сережа где живет, по-твоему? На улице, что ли? Это же семья, Ирочка! У нас все общее. Что твое – то и Сережино, а значит, и наше общее семейное добро. Мы же самые близкие люди! Хотим как лучше для всех.
Тетя Тамара закивала в подтверждение слов сестры.
– Вот-вот, Иринка, не жадничай. Семья должна друг другу помогать. А у тебя вон сколько всего – целый склад! Нам тоже пригодится. Не пропадет добро.
Сергей продолжал молчать, словно он был не здесь, а где-то очень далеко, в каком-то другом измерении. Его молчание раздражало меня больше, чем наглая болтовня свекрови и тети Тамары. Неужели он не понимает, что происходит? Неужели ему не стыдно сидеть и смотреть, как его родные бесцеремонно хозяйничают в моем доме?
Я почувствовала, как внутри меня нарастает волна кипящей ярости. Спокойствие улетучилось окончательно, уступив место праведному гневу. Хватит! Больше я не буду играть в вежливость и терпение. Хватит молчать и смотреть, как разрушают мой дом и мою жизнь.
– Стоп! – мой голос прозвучал резко и громко, рассекая лицемерную болтовню родственниц. – Я вас очень прошу остановиться и выслушать меня внимательно. Это – моя квартира. Моя личная собственность, купленная мной до брака. И все вещи здесь – мои. Вы не имеете никакого права распоряжаться ими без моего разрешения. И тем более – делить их между собой в моем присутствии! Это не просто невежливо – это наглость и хамство!
Свекровь и тетя Тамара оторопели, словно их облили холодной водой. Елена Петровна даже откинулась на спинку дивана, разинув рот от изумления. Тетя Тамара перестала улыбаться и нахмурилась, как провинившаяся школьница.
– Да ты что себе позволяешь, Иринка? – возмущенно воскликнула свекровь, нарушив минуту молчания. – Как ты с матерью разговариваешь? Я тебе добра желаю, помогаю как могу, а ты – хамка неблагодарная! Сережа, скажи ей что-нибудь! Поставь жену на место! Это же недопустимо – так с матерью обращаться!
Сергей вздрогнул от материнского окрика, словно получил оплеуху. Он посмотрел на меня полными ужаса глазами, потом перевел взгляд на мать и пробормотал тихим, виноватым голосом:
– Мама… ну может… не надо так… Ирина просто… немного нервничает…
– Нервничает она! – передразнила его Елена Петровна с презрением. – А я тут для кого стараюсь? Для себя, что ли? Я же хотела как лучше для вас обоих! А она… неблагодарная… не ценит заботы!
Тетя Тамара, оправившись от первого шока, решила подлить масла в огонь.
– Вот видишь, Лен, я тебе говорила! – зашептала она свекрови на ухо, глядя на меня с неприязнью. – Яблочко от яблони недалеко падает. Мать у нее тоже характерная была… знаем мы таких! Независимые слишком – вот и все беды! С ними по-хорошему нельзя – только кнутом!
Я понимала, что бороться с ними словами бесполезно. Они жили в своем мире, где старшие всегда правы, а младшие должны беспрекословно подчиняться и благодарить за любую «помощь», даже если эта помощь больше похожа на вторжение и грабеж. Слова не дойдут – нужны действия.
Вздохнув глубоко, чтобы успокоить дрожащие нервы, я собрала остатки самообладания и решительно зашагала к шкафу. Не говоря ни слова, я начала складывать белье, которое они так старательно перебирали, обратно в стопки и класть на полки. Свекровь и тетя Тамара следили за мной в немом оцепенении, не понимая, что происходит.
– Ирина, что ты делаешь? – наконец спросила Елена Петровна недоуменно.
– Я убираю свои вещи на место, – спокойно ответила я, не останавливаясь. – И прошу вас обеих покинуть мою квартиру. Немедленно. Сейчас же.
– Как – покинуть? – свекровь вскочила с дивана, словно ее ужалила оса. – Ты нас выгоняешь? Из квартиры сына? Да ты соображаешь, что говоришь?
– Елена Петровна, – повернулась я к ней, глядя прямо в глаза, – я выгоняю вас из моей квартиры. И вас, тетя Тамара, тоже. Потому что вы ведете себя здесь непозволительно и нагло. Я не позволю вам хозяйничать в моем доме и распоряжаться моими вещами. Пожалуйста, собирайтесь и уходите. Сейчас же.
Мой тон был твердым и решительным, не допускающим возражений. Свекровь и тетя Тамара поняли, что шутки кончились. В их глазах читалась злость и обида, но в то же время и некоторое уважение к моей неожиданной твердости. Они переглянулись, пожали плечами и начали нехотя собираться. Свекровь бормотала что-то себе под нос про неблагодарность и хамство, тетя Тамара язвительно заметила, что «не долго ей такой характер поможет в жизни». Но я уже не слушала. Я просто хотела, чтобы они исчезли из моего дома как можно скорее.
Сергей все еще сидел в кресле, не сводя с меня глаз. Когда свекровь и тетя Тамара ушли, хлопнув дверью на прощание, он поднялся и виновато подошел ко мне.
– Ирин… прости… – пробормотал он, не решаясь поднять голову. – Я… не знал, что они так…
– Не знал? – повторила я его слова с горечью. – Сергей, ты видел все сам! Они пришли и начали делить мою квартиру у меня на глазах! И ты молчал! Ты ничего не сказал, не сделал, чтобы их остановить! Ты просто сидел и смотрел, как они хозяйничают в моем доме! Как ты мог?
– Ну мама же… ты же знаешь… она же хотела как лучше… – оправдывался Сергей, не глядя мне в глаза. – Я… не хотел ее обижать… и тебя не хотел… получилось как-то… неловко…
– «Неловко»?! Сергей, это не «неловко», это ужасно! Это унизительно! – я не сдержалась, и голос мой сорвался на крик. – Это мой дом! Моя крепость! Мое личное пространство! И ты позволил им растоптать его, разрушить его в моих глазах! Ты позволил им унизить меня в собственном доме! И ты говоришь «неловко»?
Сергей молчал, опустив голову еще ниже. В его позе была вся его беспомощность и неспособность противостоять материнскому давлению. И в этот момент я поняла страшную вещь: мой муж – слабак. Он готов угождать матери во всем, даже ценой унижения собственной жены. Он не способен отстоять ни меня, ни наш общий дом от материнского произвола. И эта мысль обожгла меня холодным огнем разочарования.
– Сергей, – уже спокойнее, но от этого еще более холодно, сказала я, – я хочу, чтобы ты понял одну вещь. Это больше не должно повториться. Никогда. Твоя мать и ее сестра больше не войдут в мой дом без моего приглашения. И если ты еще хоть раз позволишь им вести себя подобным образом, наш брак просто не выдержит. Я не смогу жить с человеком, который не способен защитить свою семью от наглого вторжения родственников. Ты меня понял?
Сергей кивнул, все еще не поднимая глаз. В его позе не было решимости, только покорность и испуг. Сможет ли он измениться? Сможет ли научиться отстаивать свои границы и границы нашей семьи? Я не знала. Но одно я знала точно: теперь мне придется быть сильнее. Сильнее ради себя и ради сохранения того немногого, что еще осталось от моего разбитого мира. Крепость рухнула, но на ее месте должно вырасти что-то новое. И строить эту новую крепость мне придется самой. Или без него. Время покажет.
