Я всегда ценила свой дом. Не стены, конечно, хотя и их тоже – высокие потолки сталинки, паркет ёлочкой, доставшийся в наследство от бабушки, – всё это грело душу. Но дело было не в этом. Моя квартира была моим личным пространством, крепостью, куда я возвращалась после работы, усталости, жизненных передряг. Местом, где можно было просто быть собой. До замужества это ощущение было особенно острым. Я сама заработала на эту двушку, сама обставила её с любовью, каждый уголок дышал мной.
А потом появился Олег. Любовь, свадьба, все дела. Он, конечно, переехал ко мне. Квартира была больше, чем его холостяцкая берлога на окраине. Я не возражала, глупо было бы. Любимый человек, семья – это же главное. Но где-то в глубине души ёкнуло: «Моё пространство… теперь наше?» Я быстро отогнала эту мысль. Глупости.
Поначалу всё было замечательно. Олег оказался неприхотливым, хозяйственным. Вещи свои разложил аккуратно, в мои порядки не лез. Мы как-то быстро притёрлись, нашли общий язык. Да и с его мамой, Тамарой Ивановной, отношения складывались ровно. Редкие звонки, поздравления по праздникам – вежливый нейтралитет. Меня это вполне устраивало. Я вообще не из тех, кто стремится к тесному общению с родственниками.
Но потом заболела мама. Мама жила в области, одна. Возраст, болячки – всё навалилось разом. Ситуация становилась всё хуже, и я забрала её к себе. Вариантов, честно говоря, особо не было. В сиделку я не верила, в дом престарелых – тем более. Мама – это мама. Ей нужен был уход, забота, тепло родного дома. Пусть даже этот дом теперь делили мы с Олегом.
Мама переехала тихо, скромно, как будто извиняясь за своё присутствие. Заняла маленькую комнату, старенький диванчик. Старалась не шуметь, не мешать. Я уговаривала её не стесняться, чувствовать себя как дома. Но чувство неловкости, как мне казалось, не покидало её.
А вот Тамара Ивановна, свекровь моя, как раз стесняться не умела. Первый звоночек прозвенел через пару недель после маминого переезда. Она позвонила, как бы невзначай, узнать, как дела. И между делом так, как будто о погоде, поинтересовалась:
– Ну, как там мама твоя? Всё кашляет?
– Да, что-то затяжной кашель, – ответила я, насторожившись от тона.
– А долго она у тебя собирается гостить? – вопрос прозвучал уже как-то… требовательно, что ли.
– Мама теперь со мной жить будет, – сказала я, стараясь сохранить спокойствие. – Ей нужен уход, да и одной ей тяжело.
В трубке повисла тишина. А потом Тамара Ивановна выдала таким тоном, будто я ей личное оскорбление нанесла:
– Как это – жить? Насовсем?! Лена, ты подумала вообще, что ты делаешь?
Я опешила.
– А что не так? Мама – мой самый близкий человек. Ей нужна помощь. Где же ей ещё быть, как не со мной?
– Ну… я понимаю, конечно, – протянула она, но по тону было ясно, что ни черта она не понимает. – Но вы же молодая семья! У вас своя жизнь, свои планы! А тут – посторонний человек в квартире… Это же неудобно!
– Мама мне не посторонний человек, Тамара Ивановна, – уже с нажимом сказала я. – И квартира моя, если уж на то пошло. Я не думаю, что мы кому-то мешаем.
– Твоя квартира… – протянула она как-то странно. – Ну-ну… Это мы ещё посмотрим. Ты подумай хорошенько, Леночка. Пока не поздно.
И бросила трубку. Я стояла как громом поражённая. Что значит «посмотрим»? Что значит «пока не поздно»? Она что, решила меня из моей же квартиры выселить? Бред какой-то.
Я поделилась этим разговором с Олегом вечером. Думала, он скажет что-нибудь успокаивающее, посмеётся над мамиными заскоками. Но он как-то помрачнел и промямлил:
– Ну, мама у меня женщина прямая, что в голову взбредёт, то и скажет. Ты не обращай внимания. Переживёт.
Переживёт? Это меня «переживёт»? Или маму? Я почувствовала неприятный холодок внутри. Неужели Олег и правда считает, что мама – это… лишняя в нашей жизни? В моей квартире?
Дальше – хуже. Тамара Ивановна начала названивать Олегу чуть ли не каждый день. Жаловалась, ныла, требовала. Я краем уха слышала их разговоры. «Маме твоей неудобно… Квартира маленькая… Вы молодые, вам личное пространство нужно… А тут старуха под боком…»
Олегу, видимо, было неудобно перед матерью. Он пытался увиливать от разговоров, но Тамара Ивановна наседала как танк. В итоге, он начал меня уговаривать. Мягко так, издалека. «Лен, ну может, правда, маме твоей в деревню поехать? Свежий воздух, тишина… Ей бы лучше там было.»
В деревню?! Маме, которая еле ходит, у которой давление скачет, которая ночью задыхается от кашля? В деревню, где ближайшая больница в часе езды?
– Олег, ты вообще в своём уме? – не выдержала я. – Ты представляешь, что ты говоришь? Мама больна! Ей нужен постоянный уход! Какая деревня?!
– Ну, я не знаю… Мама говорит… – замялся он. – Может, сиделку тогда нанять? Пусть мама дома сидит, а сиделка присматривает.
– А ты в курсе, сколько сиделка стоит? – рявкнула я. – И ты думаешь, я чужому человеку свою маму доверю? Серьёзно?
Олег обиделся. Надулся, отвернулся. А я поняла, что мы с ним на разных планетах. Что он, вроде бы любя меня, совершенно не понимает, что для меня значит моя мама. И мой дом.
А потом заявилась золовка, Светлана. Сестра Олега, старшая, лет на пять. Тоже «обеспокоенная» маминым звонками. Пришла «проведать», а на самом деле – учить меня жизни.
– Лен, ну ты пойми, – начала она тоном опытной воспитательницы, – мама же права. Вам молодым надо жить отдельно. И твоей маме… ну, тоже лучше отдельно. Ну, зачем вам эти стеснения?
– Света, ты сейчас серьёзно? – уставилась я на неё. – Кто кого стесняет? Мама моя никому не мешает. Она тише воды, ниже травы. А квартира… квартира вообще-то моя.
– Ну, формально твоя, – скривилась Света. – Но ты же теперь жена Олега. Значит, и квартира… как бы… общая. Семейная.
Вот тут меня прорвало. «Семейная»?! Она ещё скажет, что это их семейная квартира, а я тут – временно живущая!
– Послушай меня внимательно, Света, – сказала я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – Квартира эта – моя. Я купила её до брака. Никакого отношения к вашей «семье» она не имеет. Поняла? И мама моя будет жить здесь столько, сколько я посчитаю нужным. Потому что она – моя мать. А ты и твоя мама можете идти… – я запнулась, подбирая слова, чтобы не опуститься до ругани, – …можете идти в свою «семейную» квартиру и там устанавливать свои порядки. В моей квартире командовать буду я. И только я.
Света вытаращила глаза. Такого отпора, видимо, не ожидала. Захлопала глазами, покраснела, забубнила что-то про «неуважение к старшим» и «неблагодарность». Хлопнула дверью и убежала, как обиженный ребёнок.
Я осталась стоять посреди комнаты, дрожа от гнева и унижения. Как они смеют?! Как они могут лезть в мою жизнь, в мой дом, с такими наглыми требованиями? «Твоя мать – лишняя…» Да как такое вообще можно произнести?!
Вечером пришёл Олег. Хмурый, надутый. С порога заявил:
– Мама звонила. Света в слезах. Ты чего там устроила? На сестру накричала, маму расстроила… Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?
– А ты понимаешь, что делает твоя мама и твоя сестра? – взорвалась я. – Они мне тут войну объявляют! Они мою мать из моей же квартиры выселить хотят! И ты… ты их ещё и поддерживаешь?!
– Я никого не поддерживаю, – забормотал он. – Я просто хочу, чтобы всё было мирно. Чтобы не было скандалов. Мама волнуется, Света…
– А моя мама не волнуется?! А я не волнуюсь?! – перебила я его. – Тебе нормально, что твоя мать считает мою мать… лишней в моём доме? Тебе это кажется… мирным и спокойным?
Олег замолчал. Отвёл глаза. И тут меня осенило. Он же не просто «хочет мира». Он… он согласен с ними! Где-то в глубине души он и сам считает, что моя мама – это обуза, помеха, «посторонний человек». Просто не решается сказать это вслух.
Меня словно кипятком ошпарило. Отвращение, обида, разочарование – всё смешалось в один горький ком. Я посмотрела на Олега, и вдруг увидела перед собой… чужого человека. Не любимого мужа, а чужого, равнодушного мужчину, который ставит интересы своей мамочки и сестрички выше интересов своей жены и её больной матери.
– Знаешь что, Олег, – сказала я тихо, но каждое слово резало как бритва. – Я больше не хочу это обсуждать. Это моя квартира. Моя мать живёт здесь, и будет жить. Точка. Если тебя что-то не устраивает… ну, ты сам знаешь, где дверь.
Олег опешил. Видно, не ожидал такой резкости. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но я подняла руку, останавливая его.
– Всё, Олег. Разговор окончен. Иди к маме, к Свете, жалуйся им, если хочешь. Но меня больше не трогай. У меня есть дела поважнее, чем выслушивать бредни твоих родственниц.
Он молча развернулся и ушёл. И я даже не почувствовала облегчения. Только глухую, ноющую боль в груди. Боль от предательства, от непонимания, от рухнувших надежд.
Но в тот момент, когда за Олегом закрылась дверь, я вдруг почувствовала… силу. Силу отстаивать своё, защищать своих близких, не позволять никому топтать мои личные границы. Моя квартира – мой дом. И я сама буду решать, кто здесь гость, а кто – хозяин. И уж тем более, кто – лишний. Моя мама – точно не лишняя. Она – моя семья. А вот некоторые «родственники»… тут ещё надо подумать.
