Вот представьте: вы только-только родили, организм похож на выжатый лимон, а душа — на пробитую камеру велосипеда. И тут в вашей жизни появляется она… Нет, не фея-крёстная. Свекровь с собственным ключом от вашей квартиры.
Моя зовётся Алла Васильевна. Имя обычное, но в её устах оно звучит как титул, требующий немедленного подчинения. В моей личной классификации домашних вредителей она занимает отдельную категорию — что-то среднее между вечно работающей дрелью соседа и специально обученной ищейкой, которая находит беспорядок даже там, где его в принципе быть не может. Появляется без предупреждения, сметает всё на своём пути и оставляет после себя выжженную землю.
Всё началось, когда нашему Мирославу исполнилось два месяца. Тогда я ещё думала, что декрет — это такое время, когда женщина может вдоволь выспаться, пока малыш спит. Ха! Три раза «ха»!
Первое появление свекрови было обставлено как визит королевы — с пакетами продуктов и горделивой осанкой.
— Ну что, Полина, показывай, как ты тут справляешься, — она буквально прошествовала в квартиру, не дожидаясь приглашения. — Ой, а почему у вас так темно? Это ж вредно для ребёнка!
И не успела я моргнуть, как она распахнула все шторы, впуская в комнату беспощадный дневной свет. Мирослав, только что заснувший после трёхчасовых колик, естественно, проснулся и заорал.
— Вот видишь, — победоносно заявила Алла Васильевна, — ребёнок даже плачет от недостатка солнца!
Я попыталась объяснить, что свет разбудил малыша, но куда там. Свекровь уже хозяйничала на кухне, грохоча кастрюлями.
— Ты что, совсем не готовишь? — её голос резал слух не хуже звука металла по стеклу. — Бедный мой Родион, он же работает весь день! Мужчине нужно нормально питаться!
Родион — это мой муж. Тот самый, который клялся, что его мама «всегда уважает чужие границы» и «никогда не будет вмешиваться». Ха! Ещё три раза «ха»!
И вот так, день за днём, Алла Васильевна становилась неотъемлемой частью нашего жилища. Она приходила не как гость — она приходила как ревизор, проверяющий, все ли мои решения были неправильными со вчерашнего дня.
— Ты что, опять эту смесь даёшь? — восклицала она, заглядывая через плечо, когда я кормила Мирослава. — От неё же газики! Я тебе уже говорила, что мой Родик в этом возрасте кушал только разбавленное козье молоко!
Я улыбалась, как китайский болванчик, и мысленно считала. Цифры в голове множились быстрее, чем претензии Алла Васильевны.
А ещё она обожала телевизор. Нет, не просто любила — у неё с ним был какой-то странный симбиоз. Она включала его мгновенно, как будто от этого зависела её жизнь, и выбирала программы громче, чем рёв самолёта при взлёте.
— Ты только посмотри, что творится! — вопила она, тыкая пальцем в экран, где очередной эксперт из размахивал руками. — Весь мир против нас, а ты тут сидишь и не знаешь ничего!
А я сидела с Мирославом, который пытался заснуть, и думала: «Да, Алла Васильевна, я ничего не знаю. Например, не знаю, как выбросить вас из квартиры так, чтобы не испортить отношения с мужем.»
Родион возвращался поздно и, конечно, заставал идиллическую картину: его мать с внуком на руках, горячий ужин на плите и я — растрёпанная, замученная, но с дежурной улыбкой.
— Ты не представляешь, как твоя мама помогает, — говорила я, стараясь, чтобы сарказм не капал с этой фразы слишком явно.
Родион довольно кивал, словно всё так и должно быть. А свекровь лучилась от гордости, как начищенный самовар.
— Я же говорила, что без меня вы пропадёте, — она похлопывала сына по плечу. — Твоя жена ещё неопытная, а я всё-таки целых 30 лет в детском саду отработала!
И вот тут ключевой момент — она действительно работала в детском саду. Завхозом. То есть считала себя экспертом по детям, хотя главной её задачей было следить за инвентарём.
Я пыталась. Клянусь, я пыталась!
— Алла Васильевна, мне бы хотелось самой решать, как кормить Мирослава, — мягко начинала я.
— Конечно-конечно, — она махала рукой. — Только ты ещё молодая, а я опытная. Вот у соседки Верки дочка тоже всё сама хотела делать — и что? Ребёнок вырос с кривыми ногами!
Логика, достойная Аристотеля. Не накормишь ребёнка сомнительной кашей — вырастет кривоногим. Спорить с таким аргументом — всё равно что пытаться объяснить кошке, почему нельзя точить когти о диван.
И всё же я пыталась устанавливать границы. Разными способами.
Способ первый: вежливо намекать.
— Алла Васильевна, мы с Мирославом сегодня планируем побыть вдвоём…
— Отлично! Я как раз хотела показать тебе, как правильно делать массаж младенцу!
Способ второй: прямо говорить.
— Алла Васильевна, мне нужно личное пространство…
— Какое пространство? Ты что, в космос собралась? У тебя ребёнок маленький! Отдыхай же, когда я у вас!
Способ третий: создавать неудобства.
Я перестала готовить. Вообще. Холодильник зиял пустотой.
— Господи, что у вас тут происходит? — восклицала свекровь, открывая пустой холодильник. — Как вы живёте?
— Экономим, — пожимала я плечами. — Денег не хватает.
— Так бы и сказала! — И она мчалась на рынок, давая мне час выдохнуть, чтобы вернуться с полными сумками продуктов и торжествующим видом спасителя человечества.
А я стояла у окна, наблюдая, как она идёт к дому, нагруженная, как верблюд перед дальним переходом, и думала: «Ну почему ты не можешь просто спросить, нужна ли твоя помощь?»
Я стала носить наушники. Постоянно. Даже когда ничего не слушала. Просто чтобы иметь уважительную причину не реагировать на бесконечные комментарии свекрови.
— Ты меня слышишь? — она возмущённо дёргала меня за рукав, когда я не реагировала на её монолог о том, как правильно стирать детские вещи.
— Простите, я слушала аудиокнигу по уходу за детьми, — невинно отвечала я, вытаскивая один наушник.
— Лучше бы меня послушала! — фыркала она. — Я тебе бесплатно всё расскажу, а не какая-то там книжка!
«Бесплатно» — это ключевое слово. Алла Васильевна действительно раздавала советы бесплатно. Тоннами. И я была единственным несчастным получателем этой щедрости.
Хуже всего было, когда она оставалась до прихода Родиона. А оставалась она ВСЕГДА, когда приходила.
— Сынуля! — её голос становился на октаву выше, когда в дверях появлялся Родион. — А я тут вашу Полину учу, как быть хорошей мамой!
И Родион, вместо того чтобы заметить мои взывающие о помощи глаза, просто улыбался:
— Спасибо, мама. Что бы мы без тебя делали?
«Жили бы спокойно,» — хотелось крикнуть мне. Но я молчала, потому что семейный мир дороже. Наверное.
Моё терпение лопнуло в тот вечер, когда Алла Васильевна превзошла сама себя. Мирослав плохо спал всю ночь, я была похожа на ходячего зомби, а она ворвалась в квартиру в 8 утра, громко хлопнув дверью. Родион всегда уходил очень тихо и даже завтракать перестал дома — только чтобы дать мне поспать пару часиков. Но свекровь…
— Вы ещё спите? — возмутилась она, врываясь в спальню без стука. — День пропадает! Вставайте, я оладушки принесла!
Мирослав, естественно, проснулся и разразился плачем. Я, словно зомби, поплелась его успокаивать, пока свекровь на кухне гремела тарелками и включала телевизор на полную громкость.
— Ну вот, теперь вы нормально позавтракаете, — она торжественно выставила на стол тарелку с оладьями, словно это был как минимум Грааль. — А я-то смотрю, у вас опять пусто в холодильнике!
День прошёл в обычном режиме: свекровь командовала, я пыталась заниматься ребёнком, телевизор орал, а моё терпение таяло быстрее, чем мороженое в духовке.
Вечером, дождавшись Родиона, Алла Васильевна устроила настоящий спектакль:
— Я к вам почти каждый день прихожу, всё делаю, готовлю, убираю, с ребёнком сижу, — она драматично вздохнула, прижимая руку к груди. — А вы даже спасибо не скажете! Как должное все! Я уже как будто прописалась у вас, чес слово!
И тут что-то щёлкнуло в моей голове. Громко и отчётливо, как выключатель в тёмной комнате.
— А знаете, Алла Васильевна, — я улыбнулась так спокойно, что сама удивилась. — Вы правы. Вы ж действительно как будто прописались у нас.
Свекровь удовлетворённо кивнула, не чувствуя подвоха.
— Раз так, — продолжила я всё тем же ровным тоном, — давайте обсудим финансовые вопросы. Коммунальные платежи у нас выросли в два раза с тех пор, как вы стали бывать здесь практически ежедневно.
Родион поперхнулся чаем, который как раз пил.
— Что ты такое говоришь? — прошипел он.
— Простую арифметику, — я пожала плечами. — Алла Васильевна включает телевизор на 10 часов в день — это примерно 300 рублей в месяц. Чайник кипятит по 6-7 раз — ещё 200. Готовит на нашей плите — 500. Плюс вода, свет в ванной, зарядка для телефона… Получается, примерно 1500 рублей в месяц. Я вам сейчас квитанцию принесу, как раз вчера пришла. Или вы можете наличкой мне отдать…
Лицо Аллы Васильевны вытянулось, как резиновый жгут. Глаза у нее стали размером с чайные блюдца, а челюсть, казалось, вот-вот отвалится. Родион рядом сидел с выражением человека, неожиданно обнаружившего, что его тихая и покладистая жена вдруг отрастила острые клыки и когти.
— Ты… ты что такое говоришь? — наконец выдавила свекровь. — Я к вам со всей душой, а ты…
— Со всей душой — это когда спрашивают, нужна ли помощь, — я аккуратно поправила чашку на столе. — А вы, Алла Васильевна, приходите без звонка, командуете в моём доме, высиживаете до одиннадцати вечера, когда мы уже валимся с ног, и ещё считаете, что делаете нам одолжение. Знаете, за такие одолжения обычно либо платят деньгами, либо хотя бы уважают личные границы. Но у нас почему-то ни того, ни другого.
— Полина! — Родион вскочил со стула. — Извинись немедленно!
— За что? — я посмотрела на него так невинно, что сама себе удивилась. — Твоя мама сама сказала, что прописалась у нас. А прописка подразумевает участие в расходах. Элементарная логика.
Алла Васильевна побагровела, как свёкла в борще. Её руки задрожали, и она вцепилась в скатерть так, словно это был спасательный круг.
— Значит, вот как ты со мной… — голос её дрожал от возмущения. — Я для тебя всё, а ты…
— Алла Васильевна, — я прервала её монолог, чувствуя, как внутри закипает что-то острое и колючее, — я не против ваших визитов. Просто хватит уже вести себя так, будто эта квартира — филиал вашего дома. Звоните перед приходом, как делают все нормальные люди. Уважайте наше расписание — у нас, представьте себе, есть своя жизнь. И ради всего святого, прекратите врубать телевизор на полную, когда Мирослав спит! А если действительно хотите помочь — просто спросите, чем. Не так уж сложно, правда?
Свекровь поднялась так резко, что стул покачнулся.
— Родион! Твоя жена меня выгоняет! — она театрально прижала руки к груди. — Ты это слышал?
— Никто вас не выгоняет, — я улыбнулась. — Я всего лишь предлагаю уважать друг друга. Разве это плохо?
Родион метался взглядом между мной и матерью, как теннисный мячик. Было видно, что он разрывается между мамой и пониманием, что я говорю вполне разумные вещи.
— Мама, Полина не это имела в виду, — наконец промямлил он. — Просто нам иногда нужно побыть втроём, как семье…
— Как семье?! — взвилась Алла Васильевна. — А я кто? Чужая, что ли? Я мешаю что ли?..
— Вы — бабушка, — спокойно сказала я. — И мы будем рады видеть вас в гостях. По договорённости.
Через три секунды тишины, от которой звенело в ушах, хлопнула входная дверь. Алла Васильевна ушла, не попрощавшись. Я посмотрела на Родиона. Он выглядел так, словно перед ним внезапно открылась пропасть, через которую предстояло перейти по очень тонкой веревке.
— Ты… ты зачем так с ней? — выдавил он.
— А как с ней? — я пожала плечами, глядя ему прямо в глаза. — Я десять месяцев ходила на цыпочках, улыбалась, намекала, просила и практически умоляла. И что? Ноль. Абсолютный, сверкающий ноль. Иногда приходится резать по живому, если хочешь, чтобы тебя наконец услышали. И говорить прямо.
Родион рухнул на стул и долго молчал, уставившись в одну точку. Потом медленно поднял на меня глаза:
— Знаешь, она просто привыкла быть главной. И ей трудно принять, что у нас своя жизнь.
— Я понимаю, — кивнула я. — Но это не повод превращать нашу квартиру в филиал её дома. Мне нужно пространство, чтобы быть матерью. Собой. Твоей женой, в конце концов.
В ту ночь мы с Родионом долго разговаривали. Впервые за много месяцев — действительно разговаривали, а не обменивались дежурными фразами между его приходом с работы и моим отрубанием от усталости.
Три дня Алла Васильевна не появлялась и не звонила. На четвёртый раздался звонок — не в дверь, а на мобильный.
— Полина? — её голос звучал непривычно тихо. — Я тут подумала… Может, зайду в воскресенье? Пирог испеку. Если вы не заняты, конечно. — тут она немного съехидничала…
Я чуть не выронила телефон от удивления.
— Конечно, Алла Васильевна, — ответила я. — Приходите к двум, мы будем дома. И спасибо, что позвонили заранее.
— Ну… так правильно же, — буркнула она.
Когда в воскресенье она пришла — с пирогом, с цветами для меня (!) и без ключа от нашей квартиры — я поняла, что мир не рухнул. Она немного натянуто улыбалась, но вела себя совсем иначе. Спрашивала, можно ли включить телевизор. Интересовалась, не пора ли ей уходить. И — о чудо! — ни разу не раскритиковала, как я держу Мирослава.
Когда она ушла — в шесть вечера, а не в одиннадцать! — Родион обнял меня сзади и прошептал на ухо:
— Ты была права. Просто я боялся её обидеть.
