Хлопок! Екатерина Андреевна вошла в нашу квартиру с чемоданом и наглой ложью о плесени в её однушке. Якобы врачи диагностировали ей аллергию и запретили там находиться.
Я, Лена, сразу почувствовала неладное. Три месяца назад она просила нас помочь с доплатой в 4 миллиона для покупки новой квартиры — деньги, которых у нас не было после только что закрытой ипотеки.
Её месть началась незаметно. Мои блюда вдруг стали несъедобными — то пересоленными, то невероятно острыми. И каждый раз Алексей смотрел на меня с разочарованием, а свекровь — с притворным сочувствием.
Затем начала ломаться техника. И всегда оказывалось, что последней её использовала я. Однажды я застала свекровь у нашей бытовой техники в подозрительный момент, но доказательств не было.
Её коронным номером стала «избирательная глухота». Она не слышала моих вопросов с близкого расстояния, но отлично улавливала шепот внучки через всю комнату. Стоило мне повысить голос — и Алексей получал жалобу на мою «невыносимую грубость».
Наша гостиная превратилась в её территорию. Дети спрашивали, почему бабушка стала главной в доме. А я начала сомневаться в себе.
После двух месяцев этой изматывающей игры я случайно наткнулась на объявление о продаже её квартиры, датированное задолго до её «вынужденного» переезда к нам а именно за 2,5 месяца.
Вся история про аллергию и плесень оказалась хорошо продуманной схемой.
Но она совершила ошибку — главную ошибку — недооценив меня. Игра окончена. Пора показать Алексею, кто на самом деле его мать.
От волнения я даже набрала номер риэлтора, указанный в объявлении. Представилась потенциальной покупательницей.
— Квартира ещё доступна? — спросила я, пытаясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Да-да, показы идут! — бодро ответил женский голос. — Хозяйка очень мотивирована продать, переезжает жить к сыну. Мы с ней уже больше месяца работаем.
— А когда можно посмотреть?
— Хоть завтра! У нас всё готово к сделке, документы в порядке. Вы только скажите время.
Я сбросила звонок. Значит, всё это время она врала.
Это объясняло всё — её настойчивые попытки рассорить нас с Алексеем, и саботаж моих попыток наладить быт, и даже саму «болезнь». Екатерина Андреевна просто расчищала себе плацдарм для постоянного проживания.
Я была настолько шокирована, что даже не сразу поняла смысл происходящего. Она подала объявление ПЕРЕД тем, как появилась у нас «из-за аллергии»! Всё было спланировано! Жалобы на плесень, внезапная болезнь… Она никогда не собиралась возвращаться в свою квартиру! Она с самого начала планировала продать её и остаться с нами — либо заставить нас купить ей новую!
Я лихорадочно соображала. Она освобождала себе территорию для постоянного проживания.
Дома у меня руки тряслись от ярости и одновременно — от облегчения. Я не сошла с ума. Всё, что происходило эти два месяца, было частью её манипуляции.
Теперь мне нужно было решить, как преподнести новость Алексею. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понимать: он не поверит в такой коварный план своей матери, если я просто расскажу об этом. Мне нужны были неопровержимые доказательства.
Я решила подождать. Собрать больше информации, выяснить детали. И главное — дождаться удобного момента. Если я выступлю сейчас, Екатерина Андреевна представит это как мою паранойю, ревность, желание избавиться от неё. Мне нужно было, чтобы она сама себя выдала.
И такой момент наступил раньше, чем я ожидала.
Вечером, когда дети уже спали, Екатерина Андреевна снова завела свою любимую пластинку под вечерний чай с печеньем про то, как ей тяжело одной в своей «сырой квартире с плесенью». На этот раз я была готова. Незаметно включила диктофон на телефоне и положила его на стол экраном вниз.
— Екатерина Андреевна, — начала я осторожно, — а вы не думали, может, стоит продать вашу квартиру, раз уж она такая проблемная?
Свекровь подняла на меня глаза и на секунду растерялась. Что-то промелькнуло в её взгляде — то ли испуг, то ли подозрение. Но она быстро справилась с собой и снова надела маску несчастной женщины.
— Ой, ну что ты такое говоришь, Леночка, — она нервно поправила воротник блузки. — Я ведь всю жизнь там прожила… Столько воспоминаний…
Она сделала паузу и вздохнула с наигранной грустью.
— Хотя, если уж говорить начистоту…
— Давайте наконец поговорим начистоту, — перебила я, не отводя взгляда. — Скажите честно, Екатерина Андреевна. Сколько вы ещё планируете жить у нас? Неделю? Месяц? Или… навсегда?
Она отвела взгляд:
— Пока не решится вопрос с моей квартирой. Это ведь временно же.
— А что именно должно решиться? — я старалась, чтобы мой голос звучал невинно. — Может, нужно сделать качественный ремонт? Мы могли бы помочь, раз вы одна так долго его там делаете.
— Ремонт? — она нервно рассмеялась. — Нет-нет, там всё сложнее.
— И тогда вы вернётесь к себе?
— Ну… — она замялась. — Видишь ли, Леночка, в моём возрасте жить одной уже тяжело. Тут и давление скачет, и сердце пошаливает…
Я чувствовала, как закипает кровь, но продолжала спокойно:
— То есть, вы хотите остаться жить с нами? Навсегда?
— Ну как тебе сказать, остаться навсегда — не хотелось бы конечно…
Я молча кивнула, будто соглашаясь. А потом, как бы между прочим, спросила:
— Кстати, а как продвигается продажа вашей квартиры? Есть уже покупатели?
Тишина. Екатерина Андреевна застыла, словно её облили ледяной водой.
— Что… о чём ты говоришь?
— О вашей квартире, которая уже 2,5 месяца как выставлена на продажу, — я улыбнулась, наблюдая, как меняется выражение её лица. — «Срочная продажа в связи с переездом к родственникам» — так, кажется, написано в объявлении?
Маска доброй свекрови мгновенно слетела с её лица. Теперь передо мной сидела совсем другая женщина — расчётливая и холодная.
— Ты копалась в моих вещах? — прошипела она.
— Не пришлось. Объявление висит в интернете, его кто угодно может увидеть. Вот только Алексею вы почему-то не сказали, что продаёте квартиру. Почему?
— Не твоё дело! — она резко встала. — Это между мной и сыном!
— Между вами и сыном? А как же вся эта история с плесенью и аллергией? Это тоже было «между вами»? Или просто способ переехать к нам, а потом поставить перед фактом, что ваша квартира уже продана?
Её глаза сузились:
— Да, я продаю квартиру! И что? Имею право! Я старый человек, мне нужна забота! А с вырученных денег я хочу купить себе нормальное жильё, а не эту конуру, которая у меня сейчас! Алёша мой сын! Он обязан заботиться о матери, он обязан дать мне деньги на квартиру, а ты ему не даешь это сделать!
— Вы сами только что сказали, что не хотите жить одна. Значит, вы планировали остаться с нами? Или заставить Алексея купить вам новую квартиру?
— Сын должен помогать матери! — она уже почти кричала. — Это естественно! Тебе, конечно, выгоднее держать его подальше от меня, настраивать против родной матери! А я только и хотела, чтобы он помог мне с покупкой жилья! Во всем ты виновата — правильная нашлась! Деньгами сына моего родного решила распоряжаться! А я всю жизнь на него положила!
— Но почему нельзя было просто попросить? Зачем весь этот спектакль с болезнью?
Екатерина Андреевна горько рассмеялась:
— Попросить? Как я уже просила осенью? Когда он отказался помочь мне с новой квартирой? — её голос дрожал от ярости. — Я знаю, это ты его настроила! Это из-за тебя он выбралне меня!
— То есть это была месть? — я не верила своим ушам. — Вы специально переехали, чтобы отравлять нам жизнь? Портили еду, ломали технику, настраивали Алексея против меня — и всё это из-за денег на квартиру?
— А ты думала, он навсегда твой? — её лицо исказилось в злобной гримасе. — Он мой сын! Я вырастила его, а не ты! И он должен в первую очередь заботиться о матери! Если бы не ты, он давно бы купил мне квартиру получше!
Я молча смотрела на неё. Как много злобы, зависти и расчёта скрывалось за маской заботливой матери.
— Что ж, Екатерина Андреевна, — наконец сказала я, беря телефон со стола, — спасибо за откровенность. Теперь Алексей сможет услышать всё это сам.
Я показала ей экран телефона с работающим диктофоном. Секунду она не понимала, что происходит. А потом её лицо исказилось от ужаса.
— Ты… записывала? — её голос упал до шёпота. — Отдай телефон!
— Нет, — я отступила на шаг, пряча телефон за спину. — Алексей должен знать правду.
— ПОМОГИТЕ! — вдруг истошно закричала она и начала бить кулаками по столу. — НЕ ПОДХОДИ! НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!
Я застыла на месте, не веря своим глазам. Екатерина Андреевна металась по кухне, как в припадке, опрокидывая стулья, стуча зпо мебели.
— Что вы делаете?! — я была в шоке. — Прекратите сейчас же!
— ЛЮДИ! ЛЮДИ, ПОМОГИТЕ! — орала она, стуча кулаками по стене, хотя дома никого кроме нас и спящих детей не было. — ОНА СОШЛА С УМА!
Я вскинула телефон и дрожащими пальцами нажала на запись. Сердце колотилось так сильно, что отдавалось в ушах пульсирующим шумом.
Екатерина Андреевна, заметив камеру, на секунду замерла, глаза расширились от ужаса. А потом её крик перешёл в настоящий вой:
— ПОМОГИТЕ! ОНА СУМАСШЕДШАЯ!
В этом вопле было столько ярости, что у меня мурашки побежали по коже. Свекровь метнулась к двери, разбрасывая всё на своём пути — чашки, журналы, мою сумку. Она напоминала актрису в дешёвой мелодраме — настолько наигранным был весь этот спектакль.
Её пальцы почти коснулись дверной ручки, когда она зацепилась ногой за край нашего бежевого ковра. Время словно замедлилось. Я видела, как её тело накренилось вперёд, как руки беспомощно взмахнули в воздухе, хватаясь за пустоту. Её рот открылся в немом крике.
А потом — грохот. Оглушительный грохот. Екатерина Андреевна рухнула на пол всем своим весом, неестественно подвернув ногу. Звук был такой, будто сломалась сухая ветка.
Крик оборвался, сменившись тихим, жутким стоном.
Её лицо исказилось от настоящей боли.
— Моя нога, — простонала она. — О господи, я сломала ногу!
Я тут же бросилась к ней. Как врач, я понимала, что падение в её возрасте может быть опасным. Как бы я ни злилась на свекровь, я не хотела ей реального вреда.
— Не двигайтесь, — я осторожно ощупала её ногу, отметив неестественный угол. — Кажется, перелом. Я вызываю скорую.
Всю дорогу до больницы она стонала и бормотала, что я толкнула её. В приёмном покое она даже попыталась рассказать это врачам. Но не нашла поддержки — запись всё расставила по местам. Рентген подтвердил перелом бедра.
Я позвонила Алексею. Он был у друзей в гостях.
— Лёш, твоя мама… — я запнулась, не зная, как сказать. — Она упала. Мы в больнице.
Он примчался через сорок минут.
— Где она? Что случилось?
Его взгляд метался между мной и дверью палаты.
— Перелом бедра, — сказала я. — Она…, но…
Алексей уже не слушал. Вломился в палату, даже не постучав. Екатерина Андреевна, увидев сына, сразу заохала и задрожала.
— Алёшенька… — её голос звучал надтреснуто. — Наконец-то…
Она протянула к нему руки, искривив лицо в гримасе боли.
— Выйди, — бросил он мне через плечо, садясь рядом с матерью. — Я хочу поговорить с ней.
Я прислонилась к стене в коридоре. Внутри всё кипело. Что она там ему наговорит?
Через пятнадцать минут дверь распахнулась. Алексей вышел с таким лицом, что у меня внутри всё оборвалось. Он долго молчал, не глядя на меня.
— Ты правда на неё… напала? — наконец выдавил он.
У меня перехватило дыхание. Вот оно что.
— Что?
— Она говорит… — его голос сорвался. — Говорит, вы поругались из-за денег. Что ты кричала, чтоб она убиралась… и толкнула её.
— И ты веришь?
— Я… не знаю, — он потер лицо руками. — Я уже ничего не понимаю, Лен.
Я молча достала телефон.
— Послушай, — только и сказала я.
Я включила запись. Сначала он слушал с недоверием, потом лицо застыло. Когда дошло до криков матери и грохота падения, он вздрогнул.
— Господи, — прошептал он, когда запись закончилась. — Зачем она… Я не могу в это поверить.
Он оперся о стену, как будто его ноги больше не держали.
— Всё это время… она врала? Всё это подстроено?
Я кивнула, боясь, что от любого слова он снова бросится защищать мать.
— Мне нужно… — он сглотнул. — Мне нужно подумать.
В этот момент к нам подошёл лечащий врач:
— Вы родственники Екатерины Андреевны? У меня есть результаты обследования.
— Да, я её сын, — Алексей встрепенулся. — Как она?
— С переломом всё понятно, но меня беспокоило её состояние при поступлении. Ваша жена говорила о каких-то хронических проблемах — астме, гипертонии, аллергиях… Мы провели первичное обследование, и знаете что? С ней всё в полном порядке. Давление в норме для её возраста, лёгкие чистые, никаких следов аллергических реакций. Она в отличной форме для своих лет, если не считать перелома.
Алексей посмотрел на меня потерянным взглядом, а потом перевёл его на дверь палаты матери. В этом взгляде читалось глубокое разочарование и осознание горькой правды.
Екатерина Андреевна вернулась в СВОЮ квартиру после двухнедельного пребывания в больнице. Мы с Алексеем оплатили ей реабилитацию и сиделку, но о покупке новой квартиры речи больше не шло.
Наш дом постепенно возвращался к нормальной жизни. Дети снова смотрели мультфильмы в гостиной. Алексей избавился от своих розовых очков и теперь видел мать такой, какая она есть. А я… я просто защитила свою семью.
На днях моя подруга Машка поинтересовалась, как я не свихнулась от всех этих манипуляций свекрови.
— Знаешь, поначалу я действительно думала, что схожу с ума, — призналась я, раскачивая бокал в руке. — Каждый день просыпалась и не знала, что она выкинет. Испорченная еда, сломанная техника, жалобы мужу… И постоянное ощущение, что это я во всём виновата.
Я сделала глоток чая и улыбнулась.
— А потом просто поняла, что мне не с кем воевать. Свекровь думала, что играет в шахматы, а сама даже правил не знала. Хотела устроить мне проверку на прочность, а не прошла её сама. В итоге осталась и без квартиры, и без сына, который теперь видит её настоящую. Иногда справедливость всё-таки существует.
И в этой фразе была вся правда. Когда человек строит козни против других, он часто сам падает в вырытую яму. Екатерина Андреевна хотела манипулировать сыном, получить новую квартиру. А в итоге потеряла самое главное — доверие единственного человека, который был всегда на её стороне и здоровье.
