никитаВ народе говорят — пришла беда, отворяй ворота. Только вот иногда эта самая беда носит маску, да такую искусную, что не сразу и разглядишь её истинное лицо.
В палате пахло лекарствами и тоской. На узкой больничной койке, утонув в белизне подушек, лежала женщина. Взгляд остекленевший, в никуда. Правая рука плетью вытянута поверх одеяла, рот скривился, будто от постоянной боли. От прежней Зинаиды Петровны, властной и гордой, осталась лишь тень — блеклая, почти прозрачная.
– Мама! – Игорь влетел в палату, задыхаясь от быстрого бега по больничным коридорам. Наташа замерла в дверях, комкая в руках сумку.
Зинаида Петровна еле заметно повернула голову на подушке. Что-то мелькнуло в её потухших глазах при виде снохи — не поймёшь, то ли проблеск радости, то ли тень недовольства.
– Сыночек… – голос едва слышен, как шелест осенних листьев. – Приехал…
Наташа застыла у порога. В памяти эхом отдавались все обидные слова, все упреки, пустующий стул на свадьбе… Но разве это сейчас важно? Человеку плохо — значит, надо помочь. Всё остальное подождёт.
– Зинаида Петровна, – тихо сказала она, – мы прилетели, как только узнали. Как вы себя чувствуете?
Свекровь только прикрыла глаза, словно от боли. Игорь присел на край кровати, взял мать за руку – ту, что еще двигалась.
– Что говорят врачи, мам?
– Пло… хо, – с трудом выговорила Зинаида Петровна. – Совсем… плохо…
В этот момент в палату вошел врач – немолодой мужчина с усталым, но внимательным взглядом.
– Родственники? – спросил он. – Пройдемте со мной.
Тусклые больничные лампы гудели над головой, заливая коридор мертвенно-бледным светом. Доктор — немолодой мужчина с седыми висками и усталыми глазами — говорил негромко, то и дело поправляя очки на переносице. Инсульт, слава богу, оказался не из тяжёлых, но впереди маячили долгие месяцы восстановления. Массажи, упражнения, бесконечные процедуры — целая гора забот, от одного перечисления которых начинала кружиться голова.
– Самое главное сейчас – постоянное внимание и забота, – доктор снял очки, устало протер стекла краем халата. – Дома справитесь?
Игорь переглянулся с Наташей. Та без колебаний кивнула:
– Конечно, справимся. У нас трехкомнатная квартира, места хватит. Я работаю дома, смогу присматривать.
– Мам, – сказал Игорь, вернувшись в палату, – мы забираем тебя к нам.
Зинаида Петровна слабо качнула головой:
– Нет… не надо… в богадельню…
– Какая богадельня, мама? Это наш дом. Твой дом тоже теперь.
Наташа подошла ближе, осторожно поправила подушку под головой свекрови:
– Зинаида Петровна, вам нужно поправляться. А дома и стены помогают, правда?
Но та только отвернулась к стене.
Через неделю Зинаиду Петровну выписали. Игорь с Наташей подготовили для неё самую светлую комнату в квартире – с большим окном, выходящим в тихий двор. Купили специальную кровать с подъемным механизмом, удобное кресло, все необходимые приспособления.
Наташа с головой окунулась в заботы о свекрови. Она научилась делать массаж, освоила основы ЛФК, готовила специальную диету. Игорь помогал по вечерам и выходным, но основная нагрузка легла на плечи молодой женщины.
– Горячо! – морщилась Зинаида Петровна, когда Наташа приносила суп.
– Остыло совсем, – жаловалась она через пять минут.
– Подушка жесткая…
– Простыня в складках…
– Свет слишком яркий…
– Темно, читать не могу…
Наташа терпела. Ради мужа, ради их общего будущего, ради той семьи, о которой они мечтали на Санторини. Но иногда, оставаясь одна, она тихонько плакала в ванной, включив воду, чтобы никто не услышал.
Однажды вечером, когда они с Игорем сидели на кухне, она решилась сказать:
– Знаешь, мне кажется… что-то здесь не так.
– В каком смысле? – Игорь поднял на неё усталые глаза.
– Я много читала про восстановление после инсульта. И… показатели твоей мамы какие-то странные. Вроде бы все плохо, но при этом…
– При этом – что?
– Помнишь, позавчера я уронила поднос с чашками? Она так быстро повернула голову на звук. А ведь обычно ей требуется несколько секунд, чтобы просто голову повернуть.
Игорь нахмурился:
– Ты думаешь…
– Я не знаю, что думать, – призналась Наташа. – Может, мне кажется. Может, я просто устала…
В этот момент из комнаты Зинаиды Петровны раздался громкий стук и крик:
– Игорёчек! Сыночек! Помоги!
Они бросились в комнату. Зинаида Петровна полулежала на кровати, простыни сбились, стакан с водой опрокинут.
– Водички хотела… – прошептала она. – Не дотянулась…
Дни тянулись медленно, превращаясь в недели. Наташа старалась не подавать виду, но подозрения не отпускали её. Маленькие детали, незаметные на первый взгляд, складывались в странную картину.
Однажды утром она зашла в комнату свекрови неожиданно рано – забыла телефон на тумбочке. Зинаида Петровна спала, но во сне её «парализованная» рука лежала как-то неестественно свободно, пальцы слегка подрагивали. Стоило Наташе приблизиться, рука безвольно обмякла.
В другой раз, протирая пыль, Наташа заметила на прикроватной тумбочке свежие царапины от ногтей – со стороны «парализованной» руки. Когда она принесла обед, царапины уже были заботливо прикрыты салфеткой.
Всё это могло бы показаться паранойей, если бы не случай с телефоном. В тот день Игорь задержался на работе – сложный проект требовал его присутствия допоздна. Наташа готовила ужин, когда услышала из комнаты свекрови приглушенный разговор.
– Да, Машенька, представляешь… – голос Зинаиды Петровны звучал необычно бодро. – Эта лохудра теперь за мной ухаживает, а что делать? Надо же контроль над ситуацией держать…
Наташа замерла у двери, не веря своим ушам.
– Нет, ходить-то я давно могу, – продолжала свекровь. – Но пока не время. .. Пусть эта выскочка попляшет… А то ишь, решила моего сына окрутить! Думала, квартира есть – значит, всё можно?
В этот момент половица предательски скрипнула под ногой Наташи. В комнате мгновенно воцарилась тишина.
– Кто там? – испуганно спросила Зинаида Петровна уже своим обычным, болезненным голосом.
– Это я, – Наташа вошла в комнату. – Ужин принесла.
Свекровь лежала с привычным страдальческим выражением лица. Телефон лежал на тумбочке.
– Поставь на тумбочку, – слабым голосом произнесла Зинаида Петровна. – Что-то мне нехорошо…
Наташа молча поставила поднос и вышла. В голове шумело. Что делать? Сказать Игорю? Но поверит ли он? Да и как доказать? Слово против слова, а мать есть мать…
Вечером, когда Игорь вернулся с работы, Наташа пыталась завести разговор:
– Милый, тебе не кажется странным…
– Что именно? – он устало опустился на кухонный стул.
– Твоя мама… Мне кажется, она…
Договорить она не успела. Из комнаты свекрови раздался грохот и душераздирающий крик.
Они бросились на звук. Зинаида Петровна лежала на полу, вокруг были разбросаны книги с упавшей полки.
– Пить хотела… встать попробовала… – всхлипывала она. – Ой, больно как…
Игорь бережно поднял мать, уложил на кровать.
– Наташа, вызови врача! – крикнул он. – И принеси обезболивающее!
К приезду медиков Зинаида Петровна уже пришла в себя, только изредка тихонько всхлипывала в подушку. Пожилой врач в мятом халате долго щупал пульс, мерил давление, светил фонариком в глаза. Потом, поцокав языком, нацарапал на бланке рецепт — почерк, как у всех докторов, разобрать невозможно. Напоследок погрозил пальцем: чтоб без фокусов, с постели только с помощью родных, никакой самодеятельности.
– Видишь? – сказал потом Игорь жене. – А ты что-то там себе придумываешь… Она же совсем беспомощная.
Наташа промолчала.
Через неделю после этого случая они вернулись домой раньше обычного. Игорь забыл важные документы и заехал за ними в обеденный перерыв. Наташа была с ним – они планировали вместе пообедать в любимом кафе.
Открыв дверь своим ключом, они услышали из комнаты свекрови музыку – тихую, но отчетливую. Это был вальс «На сопках Маньчжурии» – любимая мелодия Зинаиды Петровны.
Игорь замер на пороге. Наташа схватила его за руку – то, что они увидели, не укладывалось в голове.
Посреди комнаты стояла Зинаида Петровна. Стояла – не шаталась, не держалась за стену. Просто стояла, чуть покачиваясь в такт музыке. Её «парализованная» рука грациозно двигалась, словно дирижируя невидимым оркестром. На губах играла мечтательная улыбка.
Она разговаривала по телефону.
– Да, Машенька, представляешь, – говорила она, чуть ли не пританцовывая, – эта лохудра прилипла к моему сыну как банный лист к мягкому месту. Но ничего, я её быстро на место поставлю. Знаешь, я ведь давно уже хожу, просто не говорю об этом Игорьку. Надо же контроль над ситуацией держать…
Музыка играла, Зинаида Петровна плавно двигалась по комнате, и вся её «болезнь» рассыпалась как карточный домик.
– Мама? Это заканчивай свой танец с конями? .. – голос Игоря прозвучал как удар хлыста.
Зинаида Петровна обернулась. Телефон выпал из её руки, с глухим стуком ударившись о ковер. На лице промелькнула целая гамма чувств: удивление, страх, досада и… что-то похожее на облегчение.
– Игорёк… – она попыталась схватиться за спинку кресла, изображая слабость, но было уже поздно.
– Не надо, мама, – тихо сказал Игорь. – Хватит спектаклей.
Наташа молча стояла в дверях. Она должна была чувствовать торжество – ведь её подозрения подтвердились. Но вместо этого ощущала только бесконечную усталость и что-то похожее на жалость.
– Я всё объясню, – Зинаида Петровна опустилась в кресло, но уже не изображая беспомощность. – Присядьте, дети…
– Объяснишь? – Игорь горько усмехнулся. – Что именно, мама? Как ты месяцами издевалась над нами? Как заставляла Наташу ухаживать за собой, унижала её, изводила придирками? Как заставляла меня переживать, мучиться от беспокойства?
– Я хотела защитить тебя! – вскинулась Зинаида Петровна. – Ты же мой единственный сын! Я должна была убедиться…
– В чём убедиться, мама? В том, что моя жена – добрый, заботливый человек? Что она готова ухаживать даже за той, кто её ненавидит? Что она ни разу, слышишь, ни разу не сказала о тебе плохого слова, даже когда ты довела её до слёз?
– Игорь, – тихо сказала Наташа, – не надо…
– Надо, Наташа. Давно надо было всё это сказать.
Он повернулся к матери:
– Знаешь, что самое страшное, мама? Не то, что ты притворялась больной. А то, что ты не смогла порадоваться моему счастью. Не смогла принять человека, которого я люблю. Предпочла устроить этот… этот цирк.
Он устало потёр лицо руками:
– Собирай вещи, мама. Такси я тебе вызову.
– Игорь! – Наташа шагнула вперёд. – Может…
– Нет, Наташ. Хватит. Пусть идёт домой и подумает над своим поведением. Как говорится, спектакль окончен.
Зинаида Петровна медленно встала. Теперь она не играла – просто старая женщина, загнавшая себя в угол собственной ревностью и страхами.
– Прости меня, сынок, – сказала она. – И ты, Наташа… если сможешь…
Наташа молча отошла от двери, пропуская свекровь. Та быстро собрала вещи, а «парализованная» рука прекрасно справлялась с застёжками чемодана.
Когда за Зинаидой Петровной закрылась дверь, Игорь обнял жену:
– Прости меня. Ты ведь давно догадывалась, да?
– Догадывалась, – кивнула она. – Но не хотела расстраивать тебя. Знаешь, мне её даже жаль…
– Жаль?
– Да. Представляешь, как нужно бояться одиночества, чтобы придумать такое? Как нужно не верить в себя, чтобы цепляться за сына такой ценой?
Игорь крепче прижал её к себе:
– Ты удивительная, знаешь? Даже сейчас находишь в душе сочувствие…
– Просто я верю, что у любой истории может быть хороший конец. Может быть, это как раз тот случай? Теперь, когда все карты раскрыты…
Он поцеловал её в макушку:
– Может быть. Но сначала пусть мама научится уважать наш выбор. И тебя.
За окном опускались сумерки. Где-то вдалеке всё ещё играла музыка – но уже не вальс «На сопках Маньчжурии», а что-то новое, современное. Словно сама жизнь намекала: пора двигаться дальше, оставив прошлое позади.
Впереди их ждала непростая дорога. Раны затягиваются медленно, а обиды отпускают ещё медленнее. Но главное — они шли по этой дороге вдвоем, рука об руку, плечом к плечу. И где-то в глубине души теплилась вера: однажды все страхи и недомолвки останутся позади. Останутся только они — живые, настоящие, умеющие любить без условий и оговорок.
А что же Зинаида Петровна? Жизнь — мудрый учитель, пусть и суровый порой. Рано или поздно каждому приходится усвоить простую правду: сыновнее сердце не удержишь цепями притворства. Его можно только отпустить — с доверием, с уважением, с верой. Кто знает, может быть, именно сейчас, в тишине пустой квартиры, эта истина наконец достучалась и до её сердца.