Тяжёлые бархатные шторы в гостиной едва пропускали тусклый свет промозглого осеннего дня. Воздух пах нафталином и старостью. Анна Петровна сидела в потёртом кресле, медленно перебирая старые фотографии, то и дело нервно поправляя очки дрожащими пальцами. На пожелтевших снимках её сын Михаил в разные годы: вот он делает первые шаги, держась за отцовскую руку, вот идёт в первый класс с огромным букетом астр, а здесь — выпускной в институте.
— Господи, какой же ты был красивый, — прошептала она, поглаживая фотографию. — Весь в отца… Только характером, слава богу, другой.
Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. На пороге стояла невестка Марина с младенцем на руках. От её когда-то идеальной причёски после дождя остались жалкие влажные пряди. Анна Петровна поджала губы, пропуская их в квартиру.
— Явилась всё-таки, — процедила она вместо приветствия. — А я думала, опять не соизволишь прийти.
— Я же обещала Мише, что буду приходить каждую неделю, — Марина попыталась говорить спокойно, неловко раздеваясь одной рукой.
— Мише, значит, обещала… — Анна Петровна прищурилась. — А мне, значит, необязательно? Я ведь всего лишь бабушка твоего ребёнка. Хотя…
— Что вы имеете в виду? — Марина почувствовала, как предательски задрожали колени.
— А ты сама не догадываешься? — свекровь демонстративно взяла со стола фотографию Михаила. — Вот посмотри — мой сын в том же возрасте. Ни одной похожей черты! Ни единой!
— Анна Петровна, давайте не начинать… — Марина прижала проснувшегося малыша крепче к груди.
— А что не начинать? — повысила голос свекровь. — Правда глаза колет? Думаешь, я слепая? Думаешь, не вижу, как ты бегаешь на работу при полном параде? К своему начальничку?
— Прекратите! — Марина почувствовала, как к горлу подступает ком. — Вы же знаете, что это неправда!
— Знаю? — Анна Петровна горько усмехнулась. — Я много чего знаю. Например, как ты на корпоративе с этим своим Виктором Сергеевичем обжималась.
— Что?! Да как вы смеете! — Марина побледнела. — Мы просто танцевали! Один танец!
— Ну-ну, — свекровь прошла на кухню, демонстративно гремя чашками. — Один танец, девять месяцев, и вот результат — ребёночек. Только вот на кого похож — большой вопрос.
Малыш, словно почувствовав напряжение, заплакал. Его крик эхом отразился от стен старой квартиры.
— Успокой ребёнка! — раздражённо бросила Нина Петровна. — В кого он только такой крикливый? Мой Мишутка в детстве был спокойным, как ангел.
— У детей бывает колика, — тихо ответила Марина, укачивая сына. — Это нормально.
— Нормально? — свекровь резко развернулась, едва не расплескав чай. — По-твоему, нормально, что ребёнок ни капли не похож на отца? Что у него чужие глаза, чужой нос, чужой подбородок?
— У моего папы тоже карие глаза, — в который раз попыталась объяснить Марина. — И у бабушки…
— Не смей сравнивать! — оборвала её Анна Петровна. — Я насквозь тебя вижу! Думаешь, не понимаю, почему ты так рвёшься на работу, хотя малышу и трёх месяцев нет? К кому спешишь?
Маленькая кухня наполнилась удушливой тишиной. За окном моросил дождь, капли монотонно стучали по жестяному подоконнику, словно отсчитывая секунды до неизбежного взрыва. Старые ходики на стене, ещё те, что отец Андрея повесил двадцать лет назад, надрывно тикали, отдаваясь в висках.
— Помню, как вы впервые пришли сюда, — внезапно произнесла Анна Петровна, поглаживая пожелтевшую фотографию. — Ты была в том голубом платье… Мишутка светился от счастья.
Марина стиснула чашку дрожащими пальцами. В памяти всплыло то весеннее утро: букет сирени, нервное ожидание, тёплая ладонь Миши.
— Я тогда сразу поняла — что-то здесь не так, — продолжала свекровь, не глядя на невестку. — Слишком уж ты была… правильная. Как по учебнику — «Как понравиться будущей свекрови».
— Я просто хотела…
— Знаю, что ты хотела! — резко перебила Анна Петровна. — Окрутить моего мальчика! Он же у меня такой… доверчивый. Весь в отца.
Она резко встала, подошла к серванту и достала ещё одну фотографию.
— Вот, посмотри! — она почти швырнула снимок на стол. — Это мы с его отцом. Тоже были молодые, счастливые. Тоже думали — навсегда.
— Анна Петровна, но я-то здесь при чём? — Марина попыталась успокоить начавшего хныкать малыша.
— При том! — свекровь в волнении заходила по кухне. — Думаешь, я не вижу эти взгляды? Эти улыбочки твоему начальнику? Точно так же началось и у нас. Сначала «просто коллеги», потом «рабочие встречи», а потом…
— Прекратите! — Марина резко встала. — Вы не имеете права проецировать свою личную трагедию на мою семью!
— Не смей! — Анна Петровна побелела. — Не смей говорить о том, чего не понимаешь! Ты знаешь, каково это — узнать, что муж годами водил тебя за нос? Что у него «другая семья»? Что есть «другие дети»?
— Знаете, что я вам скажу? — Марина покачала головой. — Вы не защищаете сына. Вы мстите. Мстите всем женщинам за то, что когда-то вас предали.
— Да как ты… — задохнулась от возмущения свекровь.
— А так! Вы не видите очевидного — я люблю Мишу! По-настоящему люблю! И никогда, слышите, никогда не предам его!
— Любишь? — Анна Петровна горько усмехнулась. — А может, расскажешь тогда, почему ты прошлой весной задержалась на работе до полуночи? Почему удалила все сообщения в телефоне? Почему…
— Боже мой, — простонала Марина, — да это был сюрприз! Мы с коллегами готовили Михаилу подарок на день рождения! Видеопоздравление от всего отдела!
— Конечно-конечно, — свекровь презрительно скривила губы. — И ребёночек, значит, тоже «сюрприз»? Только вот от кого?
Малыш, словно почувствовав напряжение, разразился громким плачем. Марина прижала его к груди, пытаясь успокоить, но слёзы уже катились по её щекам.
— Знаете что? — тихо произнесла она. — Мне жаль вас. Правда жаль. Вы настолько отравлены своей болью, что готовы отравить жизнь собственному сыну.
— Не смей меня жалеть! — вскинулась Анна Петровна. — Я мать! Я вижу, как он мучается, как смотрит на этого ребёнка, пытаясь найти в нём свои черты!
— Миша любит своего сына! И никогда не сомневался…
— Своего? — свекровь издала короткий злой смешок. — А ты в этом уверена?
Входная дверь распахнулась с такой силой, что задрожали стёкла в серванте. В проёме кухни появился Михаил — бледный, с растрёпанными от дождя волосами и пятнами воды на куртке. Его взгляд метнулся от заплаканной Марины к застывшей матери.
— Я всё слышал, — его голос звучал непривычно хрипло. — Стоял под дверью и слушал этот… этот допрос.
— Мишенька, — Нина Петровна шагнула к сыну, протягивая руки. — Я только хотела…
— Что ты хотела, мама? — он отшатнулся от её прикосновения. — Уничтожить мою семью? Отравить мне душу подозрениями? Заставить усомниться в жене, в сыне?
— Ты не понимаешь! — в глазах Анны Петровны блеснули слёзы. — Я защищаю тебя! Как мать…
— Нет, — Михаил покачал головой. — Ты не защищаешь. Ты мстишь. Всем и каждому. За своё прошлое, за свои обиды.
— Не смей! — она побелела. — Не смей говорить об этом!
— А как же иначе? — он шагнул к матери. — Ты видишь измену в каждом взгляде, в каждом жесте. Ты отравлена этим ядом настолько, что готова отравить и меня.
— Посмотри же на ребёнка! — Анна Петровна схватила сына за руку. — Неужели ты не видишь? Он же совсем…
— Вижу! — Михаил повысил голос так, что малыш на руках Марины вздрогнул. — Вижу своего сына! Вижу в нём себя, вижу Марину, вижу наши черты. А знаешь, что ещё я вижу? Как ты пытаешься разрушить самое дорогое, что у меня есть!
— Самое дорогое? — всплеснула руками Анна Петровна. — Ты живёшь во лжи! Она обманывает тебя, как когда-то…
— Как папа обманул тебя? — тихо закончил Михаил. — Это ты живёшь во лжи, мама. В плену своих страхов, своей боли. Ты так и не простила его, да? И теперь мстишь всем мужчинам через меня, а всем женщинам — через Марину.
Анна Петровна пошатнулась, словно от удара. Её лицо исказилось.
— Замолчи! — прошептала она. — Не смей даже…
— А как же иначе? — Михаил горько усмехнулся. — Ты хотела правды? Вот она — твоя правда. Ты настолько боишься предательства, что готова увидеть его даже там, где его нет. Но Марина — не папа. И я — не ты.
— Уходи, — глухо произнесла Анна Петровна, опускаясь на стул. — Уходи и забирай… забирай свою семью.
— Нашу семью, мама, — Михаил подошёл к жене, нежно обнял её за плечи. — И твою тоже, если ты найдёшь в себе силы отпустить прошлое.
Малыш на руках Марины вдруг перестал плакать и потянул крошечные ручки к отцу. В его глазах, карих, как у Марининого отца, отразился свет лампы — тёплый, живой, родной.
Малыш на руках Марины завороженно смотрел на отца своими карими глазами — такими же теплыми и глубокими, как у деда по материнской линии. Михаил осторожно взял сына на руки, и тот сразу притих, уткнувшись крошечным носом в отцовское плечо.
— Пойдём домой, — тихо сказал Михаил жене, бережно укутывая ребёнка. — Здесь слишком много призраков прошлого.
Анна Петровна безвольно опустилась на стул, наблюдая, как сын помогает невестке надеть пальто, как заботливо поправляет одеяльце внука. Её взгляд остановился на старой фотографии, лежащей на краю стола: молодой мужчина с такой знакомой улыбкой точно так же когда-то укутывал маленького Мишеньку перед прогулкой. А потом… потом он ушёл, оставив их вдвоём с недоверием к миру и вечным страхом предательства.
В прихожей что-то упало — наверное, та самая фотография соскользнула со стола. Звук разбудил в памяти другой момент: как много лет назад в этой же прихожей её муж в последний раз закрыл за собой дверь, а она, молодая женщина с ребёнком на руках, осталась наедине с разбитой жизнью и горьким привкусом обмана на губах.
— Миша, — позвала она дрогнувшим голосом, поднимаясь со стула на внезапно ослабевших ногах.
Сын медленно обернулся в дверях. В его взгляде читалась та же решимость, с которой когда-то его отец уходил к другой семье. Но было в этих глазах и что-то другое — боль за неё, за мать, которая так и не смогла отпустить свои обиды.
— Прости меня, — прошептала Анна Петровна, и горячие слёзы покатились по её морщинистым щекам. — Я… я просто не хотела, чтобы тебе было также больно, как было мне.
— Я знаю, мама, — тихо ответил Миша. — Но ты должна понять: моя жизнь — это не повторение твоей истории. И мой сын — это новая страница, а не призрак твоего прошлого.
Он на мгновение замолчал, затем добавил:
— Когда будешь готова принять это, приходи к нам. Дверь всегда будет открыта.
Входная дверь мягко закрылась. На столе осталась остывшая чашка недопитого чая и та самая фотография: на ней маленький мальчик с доверчивой улыбкой держит за руку молодую женщину, в глазах которой ещё нет страха и подозрительности — только любовь и надежда на счастье.
Анна Петровна медленно подняла фотографию. За окном начинал падать крупными хлопьями первый снег, укрывая город белым покрывалом — словно давая всему живому шанс начать с чистого листа.
