никитаВ новой квартире пахло молоком и детской присыпкой. Алина качала трёхмесячного Кирюшу, напевая колыбельную. За окном накрапывал дождь — типичный московский март, когда весна никак не может победить зиму.
«Наконец-то уснул,» — она осторожно положила сына в кроватку. На цыпочках вышла из детской, прикрыв дверь.
На кухне Павел листал что-то в телефоне. Перед ним остывала чашка кофе — третья за утро, она уже начала замечать эти детали. Как и его нервные взгляды, когда он думал, что она не видит.
«Может, погуляем сегодня? Дождь вроде утихает,» — Алина присела рядом.
«М-м?» — он поднял глаза от экрана. «А, да, можно. Слушай… а у тебя в роду блондины были?»
Она удивлённо моргнула:
«Вроде нет. А что?»
«Да так… просто Кирюша какой-то светленький. И глаза серые. Не в меня совсем.»
«В мою бабушку, наверное. У неё тоже серые были.»
«А, ну да,» — он снова уткнулся в телефон, но пальцы заметно подрагивали.
Вечером приехала его мама, Валентина Ивановна. Привезла связанный своими руками комбинезон — жёлтый, с оленями.
«Ой, спасибо, не стоило…» — начала Алина.
«Стоило-стоило,» — свекровь прошла на кухню. «Паша дома?»
«В душе. Сейчас выйдет.»
Валентина Ивановна достала из сумки альбом:
«Вот, нашла Пашины детские фотографии. Хотела показать… сравнить.»
Алина почувствовала, как внутри что-то сжалось.
Павел вышел из ванной, на ходу вытирая волосы полотенцем:
«Мам? Ты чего не предупредила, что приедешь?»
«А что, нельзя навестить внука?» — она раскрыла альбом. «Вот, смотри. Тебе тут три месяца. Темненький такой…»
«Мам, ну хватит,» — он нервно сложил полотенце. «Мы уже обсудили.»
«Что обсудили?» — Алина выпрямилась.
«Да ничего,» — Павел отвернулся к окну. «Просто… ну, знаешь… Может, стоит сделать тест ДНК? Для уверенности?»
Мир будто застыл. В детской тихо посапывал Кирюша, на плите закипал чайник, а она стояла и не могла поверить своим ушам.
«Ты сомневаешься во мне?»
«Нет, что ты! — он попытался улыбнуться. — Просто для спокойствия. Разве тебе есть что скрывать?»
Валентина Ивановна закивала:
«Правильно, сынок. В наше время надо быть уверенным…»
«Уверенным?» — Алина медленно повернулась к свекрови. «А вы уверены, что хотите поднимать эту тему?»
«Что ты имеешь в виду?» — свекровь напряглась.
«Ничего. Просто думаю — раз уж мы заговорили о ДНК, может, стоит проверить всё? По-семейному?»
В кухне повисла тишина. Только чайник продолжал свистеть, но никто не спешил его выключать.
Через два дня за семейным обедом стало совсем невыносимо. Валентина Ивановна переглядывалась с мужем, нервно теребила салфетку, а свёкор Николай молча смотрел в тарелку, будто боялся поднять глаза.
«Паша, сынок,» — свекровь прочистила горло. «Ты не забыл о нашем… деликатном разговоре?»
Алина с грохотом поставила чашку на блюдце. По белому фарфору пошла трещина.
«Нет, мам, не забыл. Мы с Алиной всё обсудили. Завтра идём сдавать анализ ДНК.»
«Вот и славно,» — свекровь промокнула губы салфеткой. «Правильное решение.»
«Только есть одно условие,» — Алина подняла глаза. «Вы с Николаем Петровичем тоже сдаёте.»
Звон вилки о тарелку прорезал тишину. Валентина Ивановна побелела:
«Что за глупости? Какая в этом нужда?»
«А какая нужда проверять моего сына?» — Алина улыбнулась. «Раз уж мы взялись искать правду, давайте искать её до конца.»
«Это… это оскорбительно! — свекровь вскочила. — Мы точно знаем, кто наш сын!»
«А мы точно знаем, кто отец Кирюши. Но вам же нужны доказательства?»
«Валя, сядь,» — голос Николая Петровича прозвучал неожиданно твёрдо. «Девочка права. Раз проверяем одно, проверим всё.»
«Коля! — Валентина Ивановна схватилась за сердце. — Ты с ума сошёл?»
«Нет, дорогая. Просто хочу, чтобы все были… спокойны.»
В его голосе прозвучало что-то такое, отчего свекровь осела на стул, как проколотый воздушный шарик.
«Мам, пап, вы чего?» — Павел переводил растерянный взгляд с одного на другого. «Что происходит?»
«Ничего, сынок,» — Николай Петрович поднялся. «Завтра в десять все вместе едем в лабораторию. И точка.»
Вечером, укладывая Кирюшу, Алина услышала, как на кухне Павел разговаривает по телефону:
«Мам, может, не надо? Что за цирк устроили… Да, я понимаю… Нет, не сомневаюсь, просто… Мам? Алло?»
В трубке звучали короткие гудки.
На следующее утро они собрались у подъезда. Валентина Ивановна куталась в шарф, хотя март выдался тёплым. Николай Петрович курил одну за другой — он бросил пять лет назад, но сегодня почему-то достал старую пачку.
В лаборатории пахло антисептиком. Медсестра в голубом халате достала четыре запечатанных набора для забора ДНК:
«Процедура простая — нужно провести ватной палочкой по внутренней стороне щеки. По очереди, пожалуйста.»
«Начнем с малыша,» — медсестра протянула первый стерильный набор.
Алина держала Кирюшу на руках, пока медсестра осторожно брала мазок с его щеки. Малыш только головой покрутил, заинтересованно разглядывая белую палочку.
«Теперь вы,» — она повернулась к Павлу.
Он провел зондом по слизистой — руки заметно дрожали, когда запечатывал пробирку.
«И последний,» — медсестра протянула набор Николаю Петровичу.
«Коля, не надо!» — Валентина Ивановна вцепилась в рукав мужа. «Прошу тебя!»
В её голосе прозвучал такой ужас, что все замерли.
«Я… я должна вам что-то сказать…»
И вдруг осела на пол, как подкошенная.
Валентина Ивановна рухнула на пол так внезапно, что никто не успел её подхватить. Медсестра бросилась к телефону вызывать дежурного врача, Николай Петрович опустился на колени рядом с женой.
«Мама!» — Павел метнулся к матери. «Что с ней?»
«Давление,» — пробормотала медсестра, нащупывая пульс. «Сейчас врач подойдёт. Помогите её на кушетку переложить.»
Алина помогла поднять свекровь — та была лёгкая, как пушинка, и вся дрожала.
Валентина Ивановна открыла глаза:
«Коля… не надо анализ…»
«Валя, хватит,» — Николай Петрович расправил плечи. «Я всё равно сдам.»
«Тогда я должна сказать… — она судорожно вздохнула. — Паша не твой сын.»
В кабинете стало так тихо, что было слышно, как в коридоре переговариваются пациенты.
«Что?» — Павел отшатнулся от матери.
«Это было давно… — Валентина Ивановна комкала в руках салфетку. — Ты тогда в командировки часто ездил. А я… я была молодая, глупая…»
«Кто?» — голос Николая Петровича звучал глухо.
«Игорь… из отдела. Я не знала тогда, чей ребёнок. Думала — твой. Надеялась… А потом Паша родился, и я поняла… У Игоря тоже карие глаза были. И ямочка на подбородке.»
«Тридцать лет…» — Николай Петрович медленно встал. «Тридцать лет ты молчала?»
«Я боялась!» — она протянула к нему руки. «Коленька…»
«Не трогай меня,» — он отступил к стене. «Лучше скажи — зачем тогда весь этот цирк с ДНК-тестом для внука устроила? Чтобы от себя подозрения отвести?»
«Чтобы вы не догадались… — она всхлипнула. — Думала, если все будут заняты тестом малыша, никто не предложит…»
«А я вот предложил,» — Николай Петрович усмехнулся горько. «И правильно сделал.»
«Пап…» — Павел смотрел на него потерянно.
«Не называй меня так.»
«Нет, послушай,» — Павел шагнул к нему. «Ты вырастил меня. Ты научил меня всему. Какая разница, чья кровь…»
«Помолчи,» — Николай Петрович поднял руку. «Просто… помолчи сейчас.»
Он повернулся к медсестре:
«Давайте вашу палочку. Закончим то, зачем пришли.»
«Коля!»
«Молчи, Валя. Тридцать лет молчала, и сейчас помолчи.»
Он спокойно взял мазок, запечатал пробирку. На его лице не дрогнул ни один мускул.
«Результаты будут через неделю,» — медсестра старательно смотрела в сторону, пока маркировала пробирки.
«Хорошо,» — Николай Петрович кивнул. «Пойдём, Валя. Дома поговорим.»
Павел стоял посреди кабинета, растерянный, как мальчишка. Алина молча взяла его за руку.
«Идёмте,» — Николай Петрович открыл дверь. «Нечего здесь больше делать.»
Неделя ожидания тянулась бесконечно. Алина видела, как муж каждое утро проверяет почту, как вздрагивает от каждого телефонного звонка. Валентина Ивановна пыталась дозвониться сыну, но он сбрасывал вызовы. Николай Петрович не появлялся и не звонил.
Результаты пришли в понедельник — два белых конверта с логотипом лаборатории.
«Открывай,» — Павел протянул первый конверт Алине. Его пальцы дрожали.
Она развернула бланк. Глаза сразу нашли главную строчку:
«Вероятность отцовства — 99,9999%»
«Кирюша твой сын,» — она показала мужу результат.
Он кивнул, словно и не сомневался. И потянулся ко второму конверту.
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Николай Петрович — осунувшийся, постаревший за эту неделю лет на десять.
«Можно?»
Павел молча пропустил его в квартиру.
«Валя дома ждёт,» — Николай Петрович тяжело опустился на стул. «Всю неделю плачет. Говорит, что любит меня, что тот случай ничего не значил…»
«А ты?»
«А я не знаю. Тридцать лет жизни… Это не сотрешь.»
Павел вертел в руках нераспечатанный конверт:
«Может, не будем?»
«Будем,» — Николай Петрович протянул руку. «Давай.»
Он аккуратно надорвал конверт, достал сложенный лист. Развернул.
В кухне повисла тишина. Только тикали часы на стене да гудел холодильник.
«Ну что?» — Павел привстал.
Николай Петрович медленно поднял глаза:
«Ты не мой сын.»
Алина видела, как побелели костяшки пальцев мужа, вцепившихся в спинку стула.
«И что теперь?»
«Теперь?» — Николай Петрович сложил бланк. «Теперь будем жить дальше.»
«Как?»
«Как жили. Я тридцать лет был тебе отцом. И остаюсь им.»
«Даже после…»
«Даже после. Знаешь, я всю неделю думал. Я тебя вырастил. И люблю. Ты мой сын. Не по крови — по жизни. А это важнее любых анализов.»
Павел смотрел на лист, и Алина видела, как дрожат его губы:
«Пап…»
«Ну вот и договорились,» — Николай Петрович встал. «А с матерью… это наши с ней дела. Разберёмся как-нибудь.»
«Останешься с ней?»
«Не знаю. Тридцать лет — это много. Но и ложь немаленькая.»
Он направился к выходу, но у двери остановился:
«Знаешь, что самое смешное? Я ведь, когда ты родился, тоже сомневался. Всё на тебя смотрел — ищу свои черты. А потом понял — какая разница? Главное, что ты мой. И Кирюшка теперь тоже мой — по-настоящему, без всяких тестов.»
Он ушёл, а они ещё долго сидели на кухне. Павел держал в руках два белых листа — один подтверждал, что он отец, второй — что не сын. Но почему-то второй уже не казался таким страшным.
«Знаешь,» — он наконец поднял глаза на Алину, — «я ведь правда его сын. И всегда им был.»
За окном накрапывал весенний дождь, в детской посапывал Кирюша, а они сидели рядом и молчали. Иногда слова не нужны — особенно когда правда наконец-то стала настоящей.