— Женя должна отказаться от своей доли в новой квартире! Трёшка должна принадлежать только моему сыну, — эти слова, словно смачный шлепок по щеке, прозвучали за обеденным столом. Я даже вилку уронила. Звякнула она о тарелку, будто подчеркивая всю колкость сказанного. Свекровь, Тамара Петровна, сидела напротив, спина прямая, взгляд – тяжелый, как чугунная гиря. По ее лицу ни одна мышца не дрогнула, только губы тонюсенькой ниточкой сжались. А Сергей, мой муж, сын ее единственный, смотрел в тарелку с таким видом, будто там сейчас откроется портал в другое измерение, только бы не встречаться взглядом ни со мной, ни с матерью.
Мы вообще-то собрались отметить новоселье. Купили, наконец, трешку, в ипотеку влезли по самое горло, зато своя, родная. До этого ютились в однушке, которую мне еще бабушка оставила. Сергей все говорил, мол, не мужское это дело, жить в квартире жены. Я, конечно, фыркала, но в глубине души понимала – хочет человек свое гнездо вить, кто ж против. Вот и вили. Два года экономили на всем, отпуск на даче у моих родителей провели, зато ключи от новенькой квартиры вчера получили. Радовались, как дети. Сергей аж подпрыгивал, когда я коробки распаковывала. А сегодня… Сегодня вот такое «поздравление».
— Тамара Петровна, вы… вы это серьезно? – спрашиваю, а голос дрожит, как осиновый лист на ветру. И ведь знала же, чувствовала, что что-то не так витает в воздухе. Последнее время свекровь какая-то особенно ласковая стала, звонила чуть ли не каждый день, советовалась по пустякам. Я еще подумала, может, оттаяла ко мне, а оно вот как вышло. «Ласковый теленок двух маток сосет», – как говорила моя бабка. Прямо в точку, как в воду глядела.
— А разве я шучу, Евгения? – в голосе – ледяной металл. — Я сказала то, что сказала. Квартира должна быть записана на Сергея. Он – мужчина, он – глава семьи. А ты… ты женщина, тебе и так место найдется.
Слушаю ее и не верю своим ушам. Я, значит, место «найдется»? А я кто тогда, мебель, что ли? Я, которая пахала как лошадь, две работы взяла, чтобы первоначальный взнос побольше был, я, которая ночами не спала, думая, как бы подешевле плитку в ванную купить, я теперь – «место найдется»? Да я эту квартиру, можно сказать, на себе вытащила! Не то чтобы я Сергея упрекала, нет. Он тоже старался, крутился. Но зарплата у него… не будем о грустном. Мои «женские» подработки оказались весьма кстати.
— Тамара Петровна, простите, но это наша общая квартира, — стараюсь говорить спокойно, хотя внутри все клокочет. — Мы покупали ее вместе, в браке. Это законно нажитое имущество.
— Законно, законно, — передразнивает она противным голосом. — Законы они для кого написаны? Для чужих людей, а мы – семья! В семье должно быть доверие. А какое доверие может быть, если квартира записана на тебя? Вдруг ты разведешься с Сережей и уйдешь, а он что, на улице останется?
Вот оно что! Значит, я уже мысленно разведенная, изменница и разлучница в одном флаконе. Сергей все еще молчит, только ложку в тарелке ковыряет, будто что-то там ищет особенно ценное. Муж называется! Хоть бы слово молвил, заступился. Хотя, какой с него спрос? Маменькин сынок он и есть маменькин сынок.
— Мама, ну что ты такое говоришь? — наконец подает голос Сергей, но как-то невнятно, будто нехотя. — Женя моя жена, мы вместе…
— Вместе вы пока, — обрывает его мать жестко. — Сегодня вместе, а завтра разбежались. Жизнь – она штука длинная и непредсказуемая. А я хочу, чтобы мой сын был защищен. Это что, такое непонятное желание?
— Мама, да никто никуда не собирается разбегаться! — уже громче говорит Сергей, но как-то все равно без напора, без уверенности. — Мы любим друг друга.
— Любовь… — тянет Тамара Петровна с таким выражением, будто говорит о чем-то гнилом и тухлом. — Любовь – дело наживное. Сегодня любишь, а завтра разлюбил. А квартира – она вещь серьезная. Вот вы поживите еще лет десять, тогда и посмотрим. А пока – пусть квартира будет на Сереже. Так будет правильно.
Правильно ей, видите ли! А мое мнение, значит, ничего не значит? Мои чувства, мои усилия – все прахом? Я смотрю на Сергея, жду хоть слова поддержки, но он все сидит, потупившись, будто не знает, куда глаза деть. И тут меня прорывает. Обида, гнев, несправедливость – все в один комок сбивается и вырывается наружу.
— Знаете что, Тамара Петровна? – говорю, стараясь держать голос ровным, но в груди все кипит. — Вот вы говорите про доверие в семье. А где же ваше доверие ко мне? Вы меня за кого держите? За какую-то хищницу, которая хочет отжать квартиру у вашего сына? Да я Сергея люблю! И квартиру мы покупали для нас, для нашей семьи. И если вы так боитесь, что я его брошу и оставлю без штанов, то может быть, вам стоит не мне не доверять, а вашему сыну? Может, это он у вас такой ненадежный, что его надо все время под крылом держать и от меня защищать?
Тамара Петровна смотрит на меня с такой ненавистью, будто я ей всю соль в щи пересыпала. Сергей поднимает глаза, смотрит испуганно, будто я сейчас дымом задымлюсь. А я не могу остановиться. Меня прорвало, как плотину.
— И еще, Тамара Петровна, раз уж мы такие семейные и доверительные, скажите честно, это ведь ваша идея? Это вы Сергею напели, чтобы он меня уговорил отказаться от доли? Или он сам до этого додумался? Только честно, как на духу.
Свекровь молча сверлит меня взглядом. Сергей опять уставился в тарелку. В комнате нависает такое тяжелое молчание, что кажется, его можно ножом резать. И вдруг Сергей вздыхает тяжело, поднимает голову и смотрит на меня виновато.
— Жень, мам… Ну правда, это мама сказала. Она беспокоится…
— Беспокоится она! — вспыхиваю я снова. — Обо мне она не беспокоится? О моих чувствах, о моем труде, о том, что я тоже хотела свой дом и семью крепкую построить? Вы понимаете, что вы сейчас делаете? Вы рушите нашу семью своими собственными руками! Из-за чего? Из-за какой-то квартиры? Да грош цена такой квартире, если она на костях наших отношений построена!
Встаю из-за стола, слезы уже душат, горло перехватывает. Иду в комнату, хлопаю дверью так, что стены дрожат. Сажусь на новенький, еще не распакованный диван и ревную белугой. Обидно до жути. За себя, за Сергея, за наши разбитые мечты. Неужели все это было зря? Неужели мы не сможем построить свое счастье под надзором вечно недовольной свекрови?
Сижу так долго, наверное, час проходит. В комнату тихонько заходит Сергей. Вид у него помятый, глаза красные. Видно, тоже переживает.
— Жень… — тихо зовет он меня, присаживается рядом. — Прости меня, пожалуйста. Я не знал, что так выйдет. Мама просто… она хотела как лучше.
— Как лучше для кого? Для себя или для тебя? Или она думает, что для нас лучше быть несчастными, но с квартирой, записанной только на тебя? — говорю сквозь слезы, но уже спокойнее. Первая волна гнева отхлынула, осталась только горькая осадок разочарования.
— Нет, ну что ты говоришь… Мама… она просто боится за меня. Она всегда обо мне заботилась. Ты же знаешь.
Знаю я. Знаю, как она «заботится». С детства его как тепличный цветок растила, от всего ограждала, решения за него принимала. А теперь вот и семью нашу хочет под свой контроль взять.
— Сереж, послушай меня, — беру его руку в свои. — Я твоя жена. Я хочу быть тебе опорой и поддержкой, а не врагом, которого нужно опасаться. Квартира – это наш общий дом, наше семейное гнездо. И я не собираюсь отказываться от своей доли. Не потому что мне нужны деньги или имущество, а потому что это вопрос принципа. Это вопрос уважения к себе и к нашим отношениям. Если ты готов под давлением мамы отказаться от меня и от нашего общего будущего, то скажи честно. Только не надо врать, хорошо?
Сергей молчит, смотрит мне в глаза долгим и тяжелым взглядом. Вижу, как в нем борется сын и муж. Как материнское влияние тянет его назад, в детство, а мужская гордость и любовь – вперед, ко мне, в нашу совместную жизнь. И этот выбор, который он сейчас делает, решит все. Решит судьбу нашей семьи.
Проходит несколько мучительных минут молчания. Наконец Сергей вздыхает глубоко, берет обе мои руки в свои и смотрит прямо в глаза, твердо и решительно, как никогда раньше.
— Жень, ты права. Это наша квартира. Наша семья. И никто, даже мама, не имеет права вмешиваться в наши отношения. Я поговорю с ней. Объясню ей, что она не права. И что я тебя люблю. И что мы вместе все решим. И что квартира будет записана на нас обоих. Потому что так правильно. Потому что мы – семья.
Смотрю на него и не верю своим ушам. Неужели он сказал это сам, по своей воле? Неужели он выбрал меня, нас, наше будущее? В груди разливается тепло и надежда. Слезы высыхают, на душе становится легче. Кажется, еще не все потеряно. Кажется, мы сможем выстоять и против материнского давления, и против любых других невзгод. Потому что мы вместе. Потому что у нас есть любовь и доверие. А квартира… квартира – это всего лишь стены. Главное – что в этих стенах живет наша семья. И мы будем беречь ее от всех ветров и непогод. Вместе. Всегда.
А Тамаре Петровне придется смириться. Или нет. Это уже ее выбор. Но мой выбор сделан. И Сергей свой выбор сделал. И это – главное. А квартиру мы обустроим. Обязательно. И будем жить в ней долго и счастливо. Несмотря ни на что. Вопреки всему. Потому что мы любим друг друга. И это – самое ценное, что у нас есть.
