Женя смотрит на кастрюлю, где варятся три картофелины и лук с морковкой. Бульон почти прозрачный, пару куриных шеек для навара — только желтоватый оттенок от морковки. «Суп» — громко сказано. Водичка с овощами.
Дочка Аня принесла из школы записку: «Необходимо приобрести тетради — 6 штук в линейку, 6 в клетку. Альбом для рисования».
Вот уже третий день сын Костя кашляет. Нужны сиропы, таблетки, что-то от температуры.
И вот главное — холода начались, а куртка на Косте короткая, рукава едва доходят до запястий. Вырос за лето.
Женя выдыхает, трёт глаза.
Как. Это. Всё. Купить.
Зарплата от уборки в школе — копейки. Плюс те девять тысяч, что даёт Игорь. Итого едва хватает на еду и коммуналку.
А теперь счёт за свет пришёл — почти вдвое больше обычного. За воду — тоже подняли. Интернет, который едва ловит. И это только начало осени. Зимой будет хуже.
Хлеб, молоко, крупы, масло, сахар — всё уходит моментально. А если покупать фрукты детям? Или мясо хотя бы раз в неделю?
А ведь нужно хотя бы на куртку сыну накопить, не говоря о лекарствах, тетрадках и сапогах.
Женя качает головой и вздыхает.
За окном серое небо. Пронизывающий ветер гонит жёлтые листья по грязной дороге.
В маленьком селе работы для женщин почти нет. Школа, магазин, почта, фельдшерский пункт — всё. И везде места заняты. Кто успел устроиться десять-пятнадцать лет назад, держатся.
Жене повезло — взяли уборщицей в школу. Два класса и коридор. С семи утра до девяти, потом с часу до трёх. В промежутке она бежит домой — суп, уборка, стирка.
Стирает вручную — машинки нет. Вода нагревается в кастрюле на плите. Холодная вода — из колонки во дворе.
Игорь работает на стройке в соседнем селе. То есть, когда есть заказы. А когда нет — сидит дома или пропадает где-то. Зарабатывает он прилично в сравнении с ней. Но домой приносит только девять тысяч.
— На хозяйство, — коротко бросает он.
А остальное? Остальное уходит на бензин для мотоцикла, на встречи с друзьями, да на «свои нужды».
Вчера Женя нашла в кармане его куртки чек из сельпо. Купил какие-то дорогие детали для мотоцикла. На них можно было купить зимние сапоги Косте.
Но она промолчала. Спрашивать бесполезно. Ответ всегда один:
— Тебе какое дело? Я заработал — я потратил.
Женя помнит, как три года назад к ним приезжала родная тётка Игоря.
— На, возьми, — сказала она, протягивая пакет. — Сынок мой вырос, а вещи почти новые.
Женя заглянула внутрь: джинсы с протёртыми коленками, футболки с растянутыми воротниками, кроссовки с почти отклеенной подошвой.
Что-то кольнуло внутри. Гордость? Но выбора не было.
— Спасибо, Валентина Михайловна.
С тех пор это стало регулярным. Соседка Галина привозит от родственников из города поношенные вещи. Другая соседка, Нина Петровна, отдала старую посуду и постельное бельё — застиранное до серого оттенка, с катышками.
Женя принимает всё. А что делать? Новое не купишь. Приходится подшивать, зашивать, выворачивать.
А недавно Нина Петровна принесла подушки — пыльные, с жёлтыми пятнами.
— Возьми, деточка. У меня новые, а эти выбрасывать жалко.
Женя смотрела на эти подушки и чувствовала, как что-то мерзкое поднимается к горлу. Взяла. Три дня проветривала во дворе, потом постирала. Но запах всё равно остался — затхлый, чужой.
И вот теперь её дети спят на этих подушках. А что делать?
В прошлую субботу приехала дальняя родственница из города. Привезла пакет с одеждой. Достаёт:
— Смотри, халат почти новый. Только рукав немного прожжён утюгом…
— Эти джинсы моей дочке малы стали, а твоей Аньке, думаю, будут в самый раз…
— А вот свитер. Немного скатался, конечно, но ещё можно носить…
Женя улыбалась и кивала. А внутри всё сжималось. Чужое, ношеное, простиранное сотню раз.
Когда родственница уехала, Женя долго сидела над раскрытым пакетом и плакала. В нос ударял запах чужого дома, чужой жизни. Одежда даже не была выстирана перед тем, как её отдали.
Потом она вытерла слёзы и понесла вещи стирать. На новые всё равно денег нет.
Вчера в школе была родительское собрание. Классная объявила:
— На Новый год нужно сдать по 500 рублей на подарки детям.
Женя словно примёрзла к стулу. 500 рублей. Это же…
— А ещё по 300 на украшение класса, — продолжала Мария Ивановна. — И по 200 на чаепитие.
Тысяча рублей. Просто так. На какие-то шарики и конфеты.
— А если нет возможности? — тихо спросила Женя.
Все мамочки обернулись. Смотрели как на прокажённую.
— Что значит «нет возможности»? — удивилась классная. — Всего тысяча рублей. Это же для наших детей.
Женя промолчала. Ей тысячу рублей нужно отложить на ботинки Ане. Нога растёт, старые уже жмут. А в чём ходить зимой?
После собрания она шла домой вдоль забора, молясь, чтобы никто из родителей не догнал. Но Вика, мама Оли, самой богатой девочки в классе, всё-таки нагнала.
— Ты что, правда не можешь тысячу рублей найти? — спросила она с любопытством. — Совсем туго?
Женя кивнула, глядя под ноги.
— Ну хочешь, я за тебя сдам? — предложила Вика. — Только ты потом отработай. Приберись у меня дома, например.
Женя остановилась. В груди что-то сжалось. Горячее, колючее.
— Спасибо, но я сама, — сказала она и быстро пошла вперёд.
Слёзы текли по щекам. От стыда, от унижения, от бессилия.
Игорь приходит с работы поздно. От него пахнет чем-то резким, глаза мутные, движения размашистые.
— Ужинать будешь? — тихо спрашивает Женя.
— Буду! — он с грохотом и шумом плюхался за стол. — Что там у тебя?
Она молча ставит перед ним тарелку с супом.
Игорь смотрит в тарелку, крутит ложкой по поверхности.
— Это что?
— Суп.
— Это не суп, это вода с картошкой!
Женя молчит. Что тут скажешь? Так и есть — вода с картошкой.
— Где мясо? Я мужик — мне мясо надо — Игорь стучит ложкой по краю тарелки.
— Мяса нет.
— Как это нет?! — он поднимает голову, глаза сужаются. — Куда деньги дела?
У Жени внутри поднимается волна. Не злость даже — усталость, глухое отчаяние.
— Я купила хлеб, молоко для детей. Косте нужны лекарства от кашля. А ещё счета за свет и воду…
— Тебе 9000 на месяц не хватает?! — возмущается муж. — А на что ты тогда тратишь, если мяса даже нет?!
Женя открывает холодильник. Там — почти пустые полки. Половина пачки маргарина, бутылка молока на донышке, две морковки.
— Вот, — говорит она тихо. — Вот на что я трачу. На это. И на счета за свет. На хлеб. На лекарства.
Игорь хмурится:
— Не выдумывай. Люди и на меньшие деньги живут! Ты же тоже зарплату получаешь!
— Костя вырос из куртки. Скоро снег пойдёт, а ему не в чем ходить. И сапоги малы стали. Ане нужны тетради в школу…
— Опять деньги, деньги! — Игорь отодвигает тарелку. — Только и умеешь, что ныть!
Женя сжимает руки.
— Я работаю. И ты работаешь. Почему же денег постоянно не хватает?
Игорь вскакивает, сердито хватает куртку.
— Так иди, ещё где-нибудь работай! Руки-ноги есть? Вон, к Петровичу пойди, он говорил, ему помощница на ферму нужна.
— Я и так встаю в пять утра и ложусь в двенадцать ночи. Когда мне ещё работать? А дети? А дом?
Но Игорь уже не слушает. Хлопает дверь — и тишина.
Сквозь окно видно, как он идёт по улице к другу Серёге. Там они просидят до ночи — нахрюкаются. А завтра он проснётся с головной болью, будет злой и раздражительный.
Зима всегда приходит внезапно. Вот ещё вчера была морозная, но сухая осень, а сегодня уже метель.
Женя смотрит в окно. Снег валит стеной. Утром нужно идти на работу, а сапоги у неё старые, с трещиной на подошве. Вода заливается внутрь.
Она заклеила подошву суперклеем, но это временно. А новые… Новые стоят больше двух тысяч. У неё таких денег нет.
И у детей обувь не лучше. У Ани — разношенные красные сапоги от соседской дочки, на два размера больше. У Кости — осенние ботинки, которые промокают.
Женя открывает шкаф. Достаёт свою старую шаль. Может, разрезать её и обмотать детям ноги под сапогами? Для тепла.
В дверь стучат. На пороге Нина Петровна, соседка.
— Женечка, я тут котлет нажарила. Возьми деткам, — она протягивает тарелку.
Женя вдыхает запах мяса. Настоящие котлеты. С лучком, с чесночком.
— Спасибо, Нина Петровна, — говорит она, принимая тарелку, и чувствует, как к горлу подкатывает комок.
Нина Петровна заглядывает ей в лицо:
— Что такое, девонька? Случилось что?
И тут Женю прорывает. Слёзы текут по щекам.
— Ничего не случилось. Просто… просто деньги кончились. А до зарплаты ещё неделя. И дети… у них ноги мокрые, а новые сапоги…
Нина Петровна охает, берет Женю за плечи:
— Ну-ну, не плачь. Что ж ты раньше не сказала? У меня есть немного денег отложено. Дам тебе в долг.
— Не могу, — качает головой Женя. — Я и так у вас брала в прошлом месяце. И не отдала ещё.
— Отдашь, когда сможешь. Не переживай. А муж-то что?
Женя отворачивается:
— А что муж… Он… занят.
Нина Петровна качает головой:
— Эх, Женька… Вечно ты его выгораживаешь. Все же видят, как он живёт. И с кем.
Женя вздрагивает:
— Что?
— Да ничего. Поговори с ним по-серьёзному. Или к матери своей уезжай, в город. Там работу нормальную найдёшь. И детям лучше будет.
— Куда уезжать? И на что? — Женя качает головой. — Да и мать моя сама еле концы с концами сводит.
Нина Петровна вздыхает:
— Тогда пусть Игорь работу нормальную ищет. Не на шабашках, а постоянную. И зарплату домой приносит полностью, а не…
Она не договаривает, но Женя и так понимает.
— Мам, когда мы пойдём покупать куртку? — спрашивает Костя за завтраком.
Женя гладит его по голове:
— Скоро, сынок. Вот получу зарплату.
— Ты уже месяц так говоришь.
— Знаю. Но сейчас правда денег нет.
— А папа?
Женя вздыхает:
— У папы тоже сейчас нет.
Костя морщит лоб:
— А почему Серёга говорит, что папа вчера всем в магазине покупал и угощал?
Женя замирает. Потом медленно отворачивается к плите.
— Доедай кашу, Костя. В школу опоздаешь.
В магазине Женя стоит возле полки со сладостями. Аня вчера попросила шоколадку — простую, маленькую. Как у всех детей в классе.
Дети должны есть сладкое. Дети должны быть «как все». Но выбор между шоколадкой и хлебом слишком очевиден.
— Опять экономишь? — слышит она за спиной голос. Это Вера Игнатьевна, мать Игоря.
— Здравствуйте, — говорит Женя, выпрямляясь.
— Здравствуй-здравствуй, — Вера Игнатьевна смотрит в её корзинку. — И это всё? На такую семью?
Женя молчит. В корзинке — пачка макарон, два хлеба, пакет молока.
— Игорь-то знает, что ты его детей впроголодь держишь? — продолжает свекровь.
Женя чувствует, как кровь приливает к лицу.
— Я не держу их впроголодь. Я…
— Да знаю я, знаю. Он тебе деньги даёт, а ты всё жалуешься, — Вера Игнатьевна качает головой. — Другая бы давно в город переехала. Корову завела. Хозяйство подняла.
— На какие деньги корову заводить? — тихо спрашивает Женя.
— А на те, что он тебе даёт! — восклицает свекровь. — Девять тысяч каждый месяц! И это при том, что ты сама зарабатываешь, а дрова он покупает!
Женя смотрит на неё в изумлении:
— Какие дрова? Какое жильё? Мы в моём доме живём, мне от бабушки остался. И дрова я в рассрочку у Степаныча беру.
Теперь настала очередь Веры Игнатьевны удивляться:
— Как это? А Игорь говорит, что за комуналку сам платит. И за дрова платит.
— Ничего он не платит, — тихо говорит Женя. — Он на гулянки свои все спускает.
До неё доходит это странное, давящее понимание. Игорь врёт. Врёт матери. Врёт ей. Но зачем? Куда ушли деньги?
Этой ночью Женя не спит. Лежит, глядя в потолок. В голове крутятся цифры, обрывки разговоров.
«А почему Серёга говорит, что папа вчера всех в магазине угощал?»
«Игорь говорит, что комуналку платит. И за дрова платит».
Куда уходят деньги? На другую женщину? На развлечения? Почему он столько врёт?
Утром, собирая детей в школу, Женя принимает решение. Она заходит к соседке:
— Нина Петровна, присмотрите за домом? Я в город поеду.
— Надолго?
— На день. Мне нужно кое-что узнать.
В городе Женя идёт на стройку, где Игорь якобы работает последние три месяца.
— Извините, — обращается она к прорабу. — Я ищу мужа. Игоря.
Прораб хмурится:
— Кого?
— Соколова. Игоря. Он у вас работает, подсобником.
— Первый раз слышу, — качает головой прораб. — У нас нет такого.
— А может, через бригадира?
— Через бригадира тоже нет. Я всех своих рабочих знаю.
Женя чувствует, как земля уходит из-под ног.
— А раньше? Может, он работал у вас раньше?
— Соколов… — задумывается прораб. — Был один, весной ещё. Но он недели две проработал и уволился.
Два часа Женя ходит по городу, заходит на все стройки. Нигде нет Игоря. Нигде о нём не слышали.
Но он каждый день уходит «на работу». Иногда приносит деньги. Откуда?
Вечером Женя сидит за столом с калькулятором и блокнотом. Впереди зима — самое тяжёлое время. Нужно дрова покупать. Одежду тёплую как ни крути придется покупать.
Она пишет в столбик всё, что нужно купить. Получается огромная сумма. Где взять столько денег?
А если Игорь вообще не работает? Если он всё это время… что?
Женя закрывает лицо руками. Выхода нет.
В субботу Игорь приходит домой раньше обычного. Молчаливый, хмурый.
— Что случилось? — спрашивает Женя.
— Работы не будет две недели. Заказчик отменил.
Женя смотрит на него долгим взглядом. В голове бьётся одна мысль: «Врёшь. Ты всё время врёшь».
— Я ездила в город, — говорит она тихо. — На стройку.
Игорь вздрагивает, но быстро приходит в себя:
— И что?
— Тебя там нет. И не было с весны.
— Да не на той стройке смотрела, — отмахивается он. — Я на Западной работаю, у Михалыча.
— Я была на Западной. И у Михалыча тоже. Нет тебя там, Игорь.
Он меняется в лице:
— Ты что за поиски устроила?
— Нет. Я пыталась понять, куда деваются наши деньги. Почему мы живём в нищете, а твоя мать думает, что ты нам комуналку платишь и за дрова платишь.
Игорь отворачивается:
— Да она старая уже, всё путает.
— Она не путает. Ты ей врёшь. И мне тоже.
— А как ты хотела? — он внезапно поворачивается к ней. — Ты думаешь, легко с вами? Вечно ноешь, вечно денег просишь! А мне что, нельзя расслабиться иногда? С друзьями посидеть?
— Расслабиться? — Женя качает головой. — Наши дети ходят в рваных сапогах. У них нет зимних курток. Мы едим макароны без масла. И ты называешь это «расслабиться иногда»?
Игорь смотрит на неё исподлобья:
— Значит, я виноват во всём? А ты у нас святая?
— Я не говорю, кто виноват. Я говорю, что детям нужна зимняя одежда. Что у нас из еды осталась картошка и немного крупы. Что мы не можем так больше.
— А как можем? — он подходит ближе. — Что ты предлагаешь? Денег всё равно нет!
— Устройся на настоящую работу. С нормальной зарплатой, которую платят вовремя, — говорит Женя тихо. — Перестань просиживать дни и ночи у Серёги. Оставь все деньги дома.
Игорь качает головой:
— Я вкалываю как проклятый! А ты только и делаешь, что пилишь меня и жалуешься!
Он хватает куртку и направляется к двери.
— Куда ты? — спрашивает Женя.
— К Серёге. Там хоть не ноют.
— Но у нас нет денег даже на еду.
— Найдёшь как-нибудь, — бросает он, не оборачиваясь.
Вечер. Дети спят. Женя сидит за столом, перед ней — тетрадный листок со списком покупок.
Куртка. Сапоги. Лекарства. Тетради.
И ровным счётом ничего из этого не куплено.
На столе — пустая банка из-под сгущёнки. Она давала детям по ложке перед сном, чтобы хоть чем-то порадовать. Теперь банка пуста.
Женя открывает кошелёк: мелкие купюры и монеты. Смотрит в окно — темнота. Где-то там Игорь. А здесь — она и дети. И бесконечный круг безденежья и лжи.
В который раз она думает: «Как дожить до конца месяца?»
И впервые за долгое время другая мысль пробивается сквозь усталость: «А может, есть другая жизнь? И как всё изменить?»
Женя медленно вытерла слёзы и подняла голову: она найдёт способ, обязательно найдёт.
