— Господи, что случилось? Где Глеб?
— Уехал… к другу. Помогать с ремонтом, — Вера попыталась улыбнуться, но вместо этого разрыдалась.
— Глеб, дай Родиона мне, — попросила Глафира Эдуардовна, видя, как неловко он держит сына. — А сам жену поддержи.
— Вера, врачи говорят, что нам повезло! И тебе, и малышу! — Глеб выглядел уставшим, но довольным, покачивая на руках запелёнатый свёрток с новорожденнымсыном.
Она слабо улыбнулась, опираясь на плечо соседки. Каждый шаг отдавался болью, словно тело разрывалось изнутри. От крыльца до третьего этажа — целая вечность. Глафира Эдуардовна поддерживала её намного крепче, чем муж, который уже успел трижды ответить на сообщения в телефоне, перекладывая сына с одной руки на другую.
— Осторожнее, милая, не торопись, — приговаривала Глафира Эдуардовна. — Три недели в больнице, две операции перенесла! Куда ж тебя так рано выписали?
Вера хотела ответить, но боль снова перехватила дыхание. Одиннадцать швов. Врачи говорили — чудо, что вообще встала на ноги. Малыш закряхтел, морща крохотное личико.
— Глеб, дай Родиона мне, — попросила Глафира Эдуардовна, видя, как неловко он держит сына. — А сам жену поддержи.
— Да она отлично справляется, — отмахнулся он, но ребёнка соседке отдал. — Скорее бы уже домой, я с ног валюсь. На работе завал, а тут ещё…
Не договорив, он снова уткнулся в телефон. Вера вдруг вспомнила, как три года назад он смотрел на неё с больничной койки — глаза, полные благодарности и обещаний вечной любви. Тогда она думала, что в его взгляде — всё её будущее счастье.
Наконец дошли до квартиры. Родион закапризничал, требуя кормления. Глеб открыл дверь и первым прошёл внутрь, даже не оглянувшись.
— Ну вот, теперь всё наладится, — бросил он через плечо, скидывая куртку мимо вешалки. — Дома и стены помогают!
Глафира Эдуардовна многозначительно покачала головой, помогая Вере улечься.
— Я кашку принесла, Верочка. И завтра загляну, помогу с малышом. Ты звони, если что.
Когда соседка ушла, Вера осталась с плачущим ребёнком и мужем, который уже включил телевизор.
Прошла неделя. Вера почти не спала. Родион, словно чувствуя своё непростое появление на свет, кричал часами, отказываясь брать грудь. Врачи говорили — последствия родовой травмы, нужно время и особый уход.
— Глеб, может, возьмёшь его на руки? Мне нужно хоть немного поспать, — попросила она, с трудом стоя в дверях комнаты.
Муж, не отрываясь от экрана ноутбука, покачал головой:
— Не могу, мне нужно отдохнуть. Я и так весь день телевизор смотрел без звука из-за вас. Тебе Глафира Эдуардовна завтра поможет, она обещала зайти. А мне тоже перерыв нужен.
— Но я правда больше не могу…
Телефон Глеба разразился громкой мелодией. Взглянув на экран, он мгновенно преобразился, буквально просияв.
— Тимур! Дружище! Сколько лет, сколько зим! — воскликнул он, вскакивая с кресла и даже не посмотрев на Веру.
Она медленно вернулась в спальню, где Родион наконец забылся хрупким сном. Разговор мужа с другом доносился сквозь полуоткрытую дверь:
— Да ты что! Новую квартиру взял? Круто! Трёшка? В центре?! Ремонт нужен? Ну, это не проблема, я помогу, конечно!
Вера прикрыла глаза, и память вдруг отбросила её на полтора года назад…
…Запах больничного коридора. Белые стены. Врач выходит из палаты, его лицо напряжено:
— Перелом позвоночника, множественные травмы. Нужна операция, дорогостоящая. Вы родственница?
— Я его девушка.
— Родителей нет?
— Умерли.
— Кто-то из родных может помочь с оплатой? Квота будет, но через полгода минимум. Счёт будет большой.
Она продала машину — старенькую, купленную на первые премиальные. Взяла кредит. Устроилась на вторую работу вечерами. Ночами сидела рядом с его постелью, разминала сведённые мышцы, читала вслух, когда он не мог уснуть от боли.
Его друзья заходили редко. Тимур появился дважды, принёс «Жигулёвского», которое Глебу нельзя было, и журнал про автомобили. Каждый раз задерживался минут на пятнадцать и исчезал со словами «дела, братан, сам понимаешь».
Шесть месяцев реабилитации. Страх остаться инвалидом. Первые неуверенные шаги. Её неизменное присутствие рядом.
— Верочка, я тебе жизнью обязан, — шептал Глеб, целуя её руки. — Без тебя я бы не справился. Выходи за меня? Я всё для тебя сделаю, клянусь!
Она отказалась от повышения в компании — нужно было переехать в другой город, а Глеб ещё не мог путешествовать. Нашла для него курсы переподготовки, помогла составить резюме. Бывший строитель учился заново жить — в офисе, за компьютером, на минимальной зарплате.
— Ничего! — говорила она. — Прорвёмся! Главное, ты здоров.
Они поженились скромно, без пышного торжества. Когда они узнали о грядущем пополнении, денег по-прежнему не хватало, но оба решили: это счастье, которое нельзя откладывать.
Воспоминания прервал плач Родиона. Телефонный разговор в соседней комнате всё продолжался — теперь уже о планах на выходные.
К вечеру Глафира Эдуардовна принесла куриный бульон и овощи. Вера с благодарностью приняла помощь соседки — первый раз за день она могла спокойно поесть, пока пожилая женщина укачивала Родиона.
— Вот так, маленький, вот так, — приговаривала Глафира Эдуардовна, осторожно покачивая младенца. — Голосистый какой! В оперные певцы пойдёт, точно тебе говорю.
— Спасибо вам, — Вера отставила пустую тарелку. — Без вас я бы не справилась.
Понятно. Вот переписанный фрагмент с учётом того, что Глеб находится в отпуске:
— А где же муж-то твой? Отдыхает где-то? — соседка поджала губы. — Да, прилёг… устал, — солгала Вера.
На самом деле Глеб закрылся в комнате час назад, сказав, что ему нужно «перезарядить батарейки». Через стену отчётливо слышался звук спортивной трансляции.
Когда Глафира Эдуардовна ушла, Вера заглянула к мужу. Он лежал на кровати, увлечённо следя за футбольным матчем.
— Спасибо, что хоть звук убавил, — устало сказала она.
— А? — он даже не повернул головы. — Да, да. Слушай, ты не могла бы закрыть дверь? Важный момент сейчас будет.
В эту ночь Родион просыпался каждый час. Глеб уснул, заткнув уши берушами.
На третий день после звонка Тимура утро выдалось особенно тяжёлым. Родион всю ночь не спал, плакал, отказываясь брать грудь. К рассвету у него поднялась температура, и Вера, еле держась на ногах от усталости, вызвала педиатра.
Врач, молодая женщина с усталыми глазами, осмотрела малыша и выписала лекарства.
— Ничего страшного, но за температурой следите, — сказала она, убирая стетоскоп. — И вам бы самой отдохнуть, мамочка. Выглядите очень утомлённой.
— Спасибо, я в порядке, — Вера натянуто улыбнулась, провожая врача до двери.
Когда она вернулась в спальню, Глеб уже вытащил из шкафа дорожную сумку и складывал вещи.
— Ты куда собираешься? — Вера не могла поверить своим глазам. — У Родиона температура!
— К Тимуру, я обещал помочь с ремонтом, — он даже не поднял головы, продолжая упаковывать вещи. — Что там с малым? Ничего серьёзного?
— Нет, но ему нужен уход. И я сама еле стою на ногах. Три ночи без сна, Глеб!
Вера пыталась накормить сына, чьи крики разносились по всей квартире.
— Ну что ты опять ворчишь? И так голова раскалывается, — недовольно бросил Глеб, запихивая в сумку джинсы. — Я всего на пару дней.
— А мы? — тихо спросила Вера, прижимая к себе малыша. — Я еле на ногах стою. Ты же знаешь, нам не на что нанять сиделку.
— Попроси Глафиру Эдуардовну. Она вроде не против помочь.
— Ей самой помощь нужна, у неё артрит. И потом, она не сможет остаться на ночь.
— Что ты от меня хочешь? — повысил голос Глеб. — Тимур купил квартиру, просит помочь с ремонтом. Я обещал.
— А мне ты что обещал? — Вера встала, поморщившись от боли. — Когда лежал парализованный, и я ночами сидела рядом? Когда продала машину, чтобы оплатить операцию? Когда отказалась от повышения, потому что тебе нужен был уход?
Родион кричал всё громче. Вера попыталась его успокоить, но он, чувствуя её напряжение, заходился ещё сильнее.
— То есть когда тебе нужна была помощь, я тебя выхаживала, а теперь ты бросаешь меня беспомощную одну? — она смотрела на мужа так, будто впервые его видела.
— Начинается! — Глеб раздражённо захлопнул сумку. — Вечно ты меня попрекаешь этим! Да, ты помогла, спасибо! Но я не собираюсь всю жизнь быть у тебя в долгу. Да и не бросаю я никого, просто съезжу помогу другу.
— Тому самому, который за полгода твоей болезни два раза на пятнадцать минут заглянул?
— Не преувеличивай! И хватит давить на жалость! — он уже стоял в дверях. — Вернусь через пару дней.
Хлопнула входная дверь. Вера медленно опустилась на пол, прижимая к себе ребёнка. Слёзы катились по её лицу, падая на пелёнку. Родион постепенно затих, словно поняв, что случилось что-то непоправимое.
Она не знала, сколько просидела так. Телефон разрядился. За окном стемнело. Боль становилась невыносимой. Кое-как добравшись до кровати, она положила сына рядом, обложив подушками, и набрала номер подруги.
— Марина? Прости, что так поздно… Можешь приехать? Пожалуйста…
Марина приехала через час. Ахнула, увидев Веру — бледную, с потрескавшимися губами, с кругами под глазами.
— Господи, что случилось? Где Глеб?
— Уехал… к другу. Помогать с ремонтом, — Вера попыталась улыбнуться, но вместо этого разрыдалась.
Марина обняла подругу, осторожно, стараясь не причинить боли. Потом молча ушла на кухню. Вернулась с чаем и бутербродами.
— Ешь. Потом рассказывай.
Позже, когда Родион снова уснул, а чай немного вернул Вере силы, она рассказала всё: как Глеб равнодушно отнёсся к её возвращению из больницы, как постоянно находил предлоги, чтобы не помогать с ребёнком, как ушёл, бросив их одних.
— И это после всего, что ты для него сделала? — Марина покачала головой. — Я помню, как ты сутками сидела у его постели. Как работала на двух работах, чтобы оплатить его лечение. Как боролась за каждую возможность помочь ему встать на ноги.
— Видимо, для него это ничего не значит, — тихо ответила Вера.
— Значит, тебе нужно думать о себе и Родионе. Собирай вещи, поедешь ко мне. Я живу одна, места хватит. И помощь будет. Моя мама с удовольствием посидит с малышом, ты же знаешь, как она обожает детей.
— Нет, я не могу так просто…
— Не можешь? — Марина взяла подругу за руки. — А он мог? Мог бросить тебя здесь одну, с температурящим ребёнком, когда ты сама еле на ногах стоишь? Вера, иногда нужно признать, что некоторые люди просто не стоят твоей жертвенности.
К утру решение было принято. Марина помогла собрать самое необходимое. Вера написала короткое письмо и оставила на столе. Проходя мимо их свадебной фотографии, она на секунду остановилась. С глянцевой поверхности на неё смотрели двое счастливых людей. Глеб тогда всё ещё ходил с тростью, но глаза его светились любовью и благодарностью.
— Что случилось с тем человеком? — прошептала она, закрывая за собой дверь.
Глеб вернулся через неделю, а не через обещанные два дня. Ключ привычно повернулся в замке. В квартире было подозрительно тихо.
— Вера? — позвал он, скидывая рюкзак. — Я привёз тебе шоколадку! И маленькие носочки для Родьки!
Тишина. На кухонном столе лежал конверт.
«Я уехала к Марине. Не ищи нас. Ключи оставлю у Глафиры Эдуардовны. Ты прав, я больше не буду попрекать тебя своей помощью. И тебе не придётся чувствовать себя должником. Мы квиты».
Глеб смял записку. Какая глупость! Подумаешь, уехал на неделю! Вера всегда любила драматизировать. Вернётся, куда она денется?
Но она не вернулась. Ни через неделю, ни через месяц. На звонки не отвечала. Подала на развод по интернету, указав причиной «непреодолимые разногласия». На заседание не явилась, прислав представителя. Глеб особо не сопротивлялся — к тому времени он уже встречался с коллегой из соседнего отдела.
— Да и к лучшему, — рассказывал он Тимуру за кружкой «Жигулёвского». — Постоянно пилила меня, попрекала. Я, видите ли, ей что-то должен! А ребёнок орал сутками. Какой от меня прок? Я не нянька.
Тимур согласно кивал, поглядывая на часы.
За следующие три года Глеб серьёзно продвинулся по карьерной лестнице. Он и сам не думал, что способен с нуля выстроить новую карьеру. Теперь он стал частью немалой компании, и денег на жизнь хватало, даже при том, что он выплачивал алименты на Родиона. А видеться с ним он не виделся. Зачем? Он же маленький совсем и не поймёт ничего, а воспитывать детей — это женская задача. Вот подрастёт, тогда… Может быть…
Корпоративная вечеринка затянулась. Глеб, изрядно выпив, пытался произвести впечатление на новую сотрудницу, показывая, как легко он может взбежать по лестнице.
Он не помнил, как упал. Очнулся уже в больнице. Диагноз прозвучал как жестокая ирония: компрессионный перелом позвоночника, почти идентичный тому, что был до свадьбы. Только в этот раз — тяжелее.
— Потребуется длительная реабилитация, — сказал врач. — Есть кому о вас позаботиться?
— Конечно! — уверенно заявил Глеб. — У меня полно друзей!
Первые дни друзья действительно навещали его. Тимур заходил трижды, каждый раз принося апельсины, которые Глеб не мог есть из-за проблем с желудком. Девушка из соседнего отдела продержалась две недели, а потом написала сообщение, что «так будет лучше для обоих». Постепенно палата опустела.
— У всех свои дела, братан, ты же понимаешь, — сказал Тимур в свой последний визит. — Работа, семья… Не до больниц.
На операцию пришлось продать машину. Сбережений хватило на три месяца оплаты сиделки. Работу он потерял — компания не могла держать позицию. Через полгода Глеб оказался в государственной больнице, в палате на четверых, с таблеткой обезболивающего раз в день и ироничной усмешкой судьбы, эхом отдающейся в ушах.
На ноги он так и не встал, хотя бился за себя два года, но без поддержки толку от этого было мало. Теперь он жил в небольшой комнатушке на пенсию по инвалидности, передвигался на инвалидной коляске и из дома почти не выходил. Это было слишком тяжело. Продукты ему доставлял соцработник.
Он бесцельно смотрел в окно, когда увидел её. Вера шла по аллее парка, который располагался через дорогу от больницы. Рядом с ней семенил мальчик лет пяти, слегка прихрамывая. Родион. Его сын.
Они выглядели счастливыми. Мальчик что-то восторженно рассказывал, размахивая руками. Вера смеялась, откинув голову назад — Глеб и забыл, какой красивой она была, когда смеялась. Рядом шёл мужчина, высокий, в светлом пальто. Он держал Веру за руку, а в другой нёс яркий воздушный шарик, который время от времени передавал мальчику.
Они выглядели как настоящая семья. Та самая, которую Глеб мог бы иметь.
Он хотел окликнуть их, но что-то остановило его. В тот момент, глядя на них сквозь запылённое стекло, он с беспощадной ясностью понял: единственного человека, который был готов жертвовать собой ради него, он оттолкнул своими же руками.
То, что казалось ему обузой тогда — забота о жене и ребёнке — на самом деле было самым ценным, что у него когда-либо было. А теперь рядом не осталось никого, кто мог бы просто подать стакан воды.
«Я не хотел быть должником», — оправдывался он тогда сам перед собой. Но теперь, сидя в одиночестве, он наконец понял: дело было не в долге. Дело было в любви. В той самой, которую он принял как должное, а потом выбросил, не задумываясь о цене.
Ночью ему приснилась Вера. Она сидела у его кровати, как тогда, и читала вслух его любимый детектив. В другой руке она держала маленького Родиона. Сквозь сон Глеб потянулся к ним, но пальцы схватили лишь пустоту. Он проснулся в слезах, впервые за много лет.
В окно било яркое утреннее солнце. Новый день для всех. Новый день без семьи для него.
— Я всё потерял, — прошептал он. — Всё самое важное.
