— А твоя-то подруга, Вера эта… Опять к нам собралась? — дочь подняла глаза от телефона, и в её взгляде промелькнуло что-то колючее. — Не пойму, как ты с ней столько лет дружишь.
Надежда Петровна замерла с лопаткой в руке. Пирог в духовке уже подрумянился, и кухня наполнилась запахом корицы и яблок.
— Что значит — как? — она отложила лопатку в сторону. — Сорок лет вместе, и ни разу…
— Да знаю я, — перебила дочь, махнув рукой. — Но ты не находишь, что странно выглядите? Ты такая… ну, ухоженная всегда, а она…
— Она что, Алёна? — Надежда почувствовала, как щёки начинают пылать.
— Ой, мам, только не начинай, — Алёна поднялась из-за стола. — Вы с ней как инь и янь. Только вот янь… слишком большой янь.
— Ты о чём сейчас?
— О том, что она толстая, мам! — Алёна раздраженно постучала пальцами по столу. — Три подбородка, руки как подушки. Юлька вчера спрашивала, почему ты с ней возишься.
— Юлька? При чем тут твоя подруга? — Надежда Петровна сжала полотенце в руках.
— Да все спрашивают! Думаешь, приятно, когда у твоей мамы подруга как… цирковой номер?
Надежда Петровна молча отвернулась к окну. За стеклом моросил мелкий осенний дождь, превращая асфальт в зеркало.
— Алёна, мы с Верой через такое прошли… — голос Надежды дрогнул. — Когда твой папа ушёл, когда денег совсем не было, она свою золотую цепочку продала, чтобы нам с тобой на зиму сапоги купить.
— Это было сто лет назад, — фыркнула дочь. — Я даже не помню.
— А я помню, — Надежда достала пирог и поставила его остывать. — И то, как ты с температурой лежала, а Вера через весь город с антибиотиками к нам в метель бежала. Тогда их в аптеках днем с огнём не найти было.
— Ты опять за своё!
— И никогда не забуду, как мы у неё жили, когда нашу квартиру затопило. Три недели! А она на раскладушке спала, нам кровать отдала.
Алёна закатила глаза.
— Господи, да не про это речь! Можно быть благодарной и при этом… ну… не таскать её по всем семейным посиделкам.
— По посиделкам? — Надежда бросила полотенце на стол. — Да она мне как сестра! Какие посиделки?
— Мам, у меня завтра подруги придут, мы проект обсуждать будем. А ты опять эту… Веру пригласила. Ты вообще подумала, как я выгляжу?
— Как ты выглядишь? — Надежда растерянно посмотрела на дочь.
— Как девушка с мамой, у которой странная подруга, от которой несёт нафталином! — выпалила Алёна. — И эти её вязаные кофты вечные, и эти… пирожки её несчастные!
Надежда Петровна почувствовала, как что-то внутри обрывается. Сорок лет дружбы. Сколько всего было: и похороны её мамы, и развод, и Верин инсульт три года назад.
— Вера завтра не придёт, — сказала она тихо. — Она в больнице. Сердце. Врачи говорят, ничего страшного, но… она просила тебе привет передать.
— Ну вот, теперь давить на жалость, — Алёна схватила сумку. — Я к Юльке, вернусь поздно.
Когда дочь хлопнула дверью, Надежда Петровна тяжело опустилась на стул. В голове крутились слова дочери. Может, Алёна права? Может, их дружба и правда выглядит странно со стороны? Наверное, Вера сама замечает эти взгляды, когда они вместе в кафе сидят. Надежда всегда стройная была, а Вера — за троих. «Как инь и янь», — горько усмехнулась она.
—
Следующим утром Надежда Петровна проснулась с головной болью. Она обвела взглядом комнату и заметила, что телефон мигает. Сообщение от Веры.
«Надюш, не приходи сегодня, у них обход. Завтра буду дома, забери меня, родная? Доктор говорит, всё нормально».
Надежда отложила телефон и подошла к шкафу. На верхней полке стояла шкатулка, которую она раньше прятала от дочери. Коробочка с памятью — так они её называли. Внутри хранились старые фотографии, билеты в кино, даже засушенный василёк с той самой поляны, где они с Верой познакомились на турслёте заводского комсомола. «Ух, дылда!» — крикнула тогда Вера, когда Надежда пыталась перепрыгнуть ручей. «Сама коротышка!» — огрызнулась она. Так и подружились — через шутку, через смех.
Надежда достала фотографию: институтский выпускной, они с Верой обнимаются. Обе красивые, молодые. Вера тогда ещё стройная была, это потом — гормоны, болезнь, стрессы. Сколько раз Надежда водила её по врачам, но судьба распорядилась иначе.
Из кухни послышался звук открывающейся двери холодильника. Алёна проснулась. Надежда поспешно убрала шкатулку и вышла из комнаты.
— Доброе утро, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
— Угу, — Алёна достала йогурт. — А где пирог?
— В вазе на столе, — Надежда включила чайник.
— Девчонки сегодня в два придут, — Алёна зевнула. — Мы до вечера будем работать, ты не помешаешь?
— Не беспокойся, я в больницу собиралась.
— К своей… — Алёна запнулась, видимо вспомнив вчерашний разговор. — К Вере?
— Нет, меня просили не приходить, у них обход.
В комнате повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов и шумом закипающего чайника.
— Слушай, мам, — Алёна вздохнула, — я вчера погорячилась. Просто Юлька такая… она всегда обращает внимание на людей, которые выглядят… ну…
— Как Вера? — тихо спросила Надежда.
— Да, наверное, — Алёна пожала плечами.
Надежда почувствовала, как внутри что-то переворачивается. Она всегда считала, что воспитала дочь правильно, но сейчас засомневалась. Где были её слова о доброте, о верности, о настоящей дружбе?
— Когда приедут твои подруги? — спросила она, глядя в окно.
— Я же говорю, в два, — Алёна удивлённо посмотрела на мать. — Ты правда не будешь нам мешать?
— Нет, Алёна, — Надежда налила чай в старую кружку с отколотой ручкой, подарок Веры с шутливой надписью «Пей, но знай меру!». — Я даже обещаю, что не буду вам мешать.
—
В половине второго зазвенел звонок. Надежда Петровна стояла у зеркала в коридоре, поправляя причёску. Она достала из шкафа своё лучшее платье — тёмно-синее, с брошкой на воротнике.
— Мам, ты куда собралась? — Алёна выглянула из комнаты. — Я думала, ты в больницу?
— Нет, сегодня у неё обход, — спокойно ответила Надежда. — Я решила не уходить.
— Но ты обещала! — в голосе дочери появились панические нотки.
Звонок прозвенел снова, настойчивее.
— Открой, — Надежда поправила брошку. — Это, должно быть, твои подруги.
Алёна с опаской посмотрела на мать и пошла открывать. На пороге стояли три девушки, одетые как под копирку — джинсы, объёмные свитера, модные рюкзачки.
— Привет! — пропела самая высокая из них, судя по всему, та самая Юлька. — О, здравствуйте, — она заметила Надежду Петровну. — Вы Алёнина мама? Очень приятно.
— Взаимно, — улыбнулась Надежда. — Проходите на кухню, я как раз чай заварила. И пирог есть, яблочный.
— Ой, спасибо, но мы на диете, — Юлька бросила многозначительный взгляд на Алёну. — Проект сначала обсудим, а потом, может быть…
— Как хотите, — Надежда пожала плечами и направилась на кухню. — Чай, надеюсь, диете не вредит?
Алёна закатила глаза и что-то прошептала подругам. Те захихикали.
Когда девушки расположились в гостиной, разложив ноутбуки и планшеты, Надежда поставила на стол чайник и чашки. Она заметила, как Юлька поморщилась, увидев старый сервиз.
— Алёна говорила, что вы работаете над интересным проектом, — как бы между прочим сказала Надежда. — Расскажете?
— Мам! — Алёна бросила на неё предупреждающий взгляд.
— Ничего страшного, — улыбнулась Юлька. — Мы разрабатываем мобильное приложение для женщин нашего поколения. Помощь с выбором одежды, стиля, аксессуаров. Знаете, молодость ведь не заканчивается в двадцать!
— О, как интересно, — Надежда присела на краешек стула. — И какую аудиторию вы предполагаете охватить?
— Женщин от восемнадцати до сорока, в основном, — ответила другая девушка, не поднимая глаз от планшета. — Тех, кто следит за собой и хочет выглядеть стильно.
— Понимаю, — кивнула Надежда. — И вы думаете, после сорока женщины уже не хотят выглядеть… стильно?
— Ну что вы, — вмешалась Юлька. — Просто, знаете, основная аудитория, которая пользуется подобными приложениями…
— Мам, ты же хотела уйти? — перебила Алёна.
— Да, конечно, — Надежда поднялась. — У вас работа, не буду мешать.
Она вышла из комнаты, но не на улицу, а в свою спальню. Закрыв дверь, она прислонилась к ней и прислушалась. До неё доносились приглушённые голоса.
— Боже, твоя мама такая… настойчивая, — это была Юлька.
— Я же говорила! — в голосе Алёны звучало раздражение. — А ещё её подруга… ты бы видела!
— Ладно, девочки, давайте к делу, — сказал кто-то третий.
Надежда отошла от двери. Щёки горели, в голове крутились тысячи мыслей. Она достала телефон и набрала номер Веры.
— Вера? Это я. Как ты? — её голос дрожал.
— Надюш, ты чего? Случилось что? — голос подруги звучал обеспокоенно.
— Нет, ничего… просто… — Надежда запнулась. — Просто хотела узнать, как ты.
— Врачи говорят, завтра выпишут. Ты приедешь?
— Конечно, — ответила Надежда, но что-то внутри неё дрогнуло.
Она положила трубку и подошла к окну. Алёнины слова не выходили из головы. «Как девушка с мамой, у которой странная подруга». Может, дочь права? Может, им с Верой действительно не стоит появляться вместе там, где у Алёны могут быть… знакомые?
—
Вечером, когда подруги Алёны ушли, Надежда Петровна сидела на кухне, перебирая старые открытки. Раньше они с Верой регулярно обменивались ими, даже когда жили в одном городе. «Надюше — с переездом!», «Верочке — с днём рождения!», «Счастливого Нового года!» — дурацкая привычка, но такая родная.
— Мам, ты чего тут сидишь? — Алёна вошла на кухню, налила себе воды.
— Да вот, разбираю старые вещи, — Надежда собрала открытки в стопку.
— Выбрасываешь? — в голосе дочери мелькнула надежда. — Давно пора эту макулатуру…
— Нет, — перебила Надежда. — Просто… привожу в порядок.
Алёна подсела к столу, взяла одну из открыток.
— «Надюшке — с победой над унынием!» Это что за победа?
— Твой отец тогда ушёл, — тихо сказала Надежда. — Я совсем расклеилась, а Вера каждый день звонила, приходила, вытаскивала гулять.
— Угу, — Алёна отложила открытку. — Слушай, я всё хотела спросить. У Юльки день рождения через неделю, вечеринка в кафе. Я подумала… может, ты меня одну отпустишь?
— Тебе двадцать пять, Алёна, — усмехнулась Надежда. — Конечно, иди.
— Нет, я не про это, — Алёна замялась. — Просто… там будет Глеб, он мне давно нравится. И я хотела бы… чтобы всё было, ну, как у нормальных людей.
— А у нас не как у нормальных? — Надежда почувствовала, как внутри что-то сжимается.
— Да нет же! — в голосе Алёны зазвучало раздражение. — Просто… там будут серьёзные люди. Глеб — владелец дизайн-студии. И я не хочу, чтобы он знал про… ну, про твою дружбу с этой Верой. Она такая… провинциальная, понимаешь? Эти её пирожки, эти рассказы про советское время, эти вязаные кофты… И эти её… объёмы. Это так старомодно. Неловко.
Надежда застыла. Слова дочери ударили больнее, чем она ожидала.
— Неловко? — голос звучал глухо. — Ты стыдишься моей дружбы с Верой?
— Да пойми ты! — Алёна хлопнула ладонью по столу. — Сейчас другое время! Никто уже не дружит по сорок лет, это выглядит как… зависимость какая-то. И вообще, ты же видишь, какая она… неухоженная. А ты всегда была красивой, стройной. Вы как будто с разных планет!
— А ты знаешь, — Надежда поднялась, сжимая в руках стопку открыток, — что у Веры болезнь Иценко-Кушинга? Что лекарства, которые она принимает, вызывают отёчность? Что из-за этой болезни она не может иметь детей?
— Мам, при чём тут это? — Алёна отмахнулась. — Я про внешний вид говорю!
— А я про дружбу, — голос Надежды дрогнул. — Про то, что Вера стояла со мной на морозе шесть часов, когда мы квартиру получали. Про то, что она ухаживала за мной после операции. Про то, что она любит тебя как родную!
— Не надо этих драм! — Алёна вскочила. — Я не говорю, что она плохой человек! Просто в нашей компании…
— В вашей компании модно быть красивыми и стильными, да? — перебила Надежда. — Модно смеяться над теми, кто не вписывается? Над теми, кто не может похудеть из-за болезни?
— Господи, ну кто так рассуждает в наше время! — Алёна закатила глаза. — Толерантность, бодипозитив — всё это прекрасно для интернета. Но в реальной жизни люди судят по внешности. И Глеб…
— Глеб? — Надежда горько усмехнулась. — Если Глеб будет судить о тебе по мне или по моей подруге, он не стоит твоего внимания.
— Вот только не надо этих нравоучений! — взорвалась Алёна. — Ты просто не понимаешь! Твоё поколение другое. А я хочу нормальных отношений, нормальную семью, без этих… странностей!
Надежда отступила на шаг, словно получила пощёчину.
— Значит, я для тебя странная?
— Да нет же! — Алёна схватилась за голову. — Ты не странная, просто твоя дружба с Верой… это прошлый век! Сейчас так не дружат. И я не хочу, чтобы…
В этот момент зазвонил телефон. Надежда глянула на экран — больница. Сердце ёкнуло.
— Да? — её голос дрожал. — Да, это я. Что? Когда? Да, конечно, сейчас приеду.
Она медленно положила трубку и повернулась к дочери.
— Вере стало хуже, — сказала она безжизненным голосом. — Врач говорит, это из-за стресса. Сердце… не справляется.
Алёна застыла, глядя на мать широко раскрытыми глазами.
— И что теперь?
— Я еду к ней, — Надежда решительно направилась в прихожую.
— Сейчас? Ночью?
— Да, Алёна, сейчас, — она остановилась в дверях. — И знаешь что? Мне всё равно, что думает твой Глеб. Мне всё равно, что думают твои модные подруги. Потому что настоящая дружба — это когда тебе плевать на чужое мнение. Это когда ты любишь человека таким, какой он есть. Даже с тремя подбородками.
—
Надежда сидела в больничном коридоре, сжимая в руках потёртую сумку. Внутри — домашний бульон в термосе, свежая рубашка и книга, которую Вера давно хотела прочитать. На часах было почти одиннадцать вечера, но врач разрешил остаться.
— Надюша, ты чего так поздно? — Вера приподнялась на подушке, когда Надежда вошла в палату. — Ох, на тебе лица нет!
— Всё нормально, — Надежда присела на край кровати. — Как ты?
— Да что со мной будет, — Вера махнула рукой. — Просто… испугалась, накрутила себя. Кардиограмма нормальная, врач сказал, что завтра точно выпишут.
Надежда молча взяла её за руку — полную, с отёчными пальцами. Вера всегда стеснялась своих рук, прятала их в карманы. Но для Надежды эти руки были самыми надёжными в мире.
— Верунь, — тихо сказала она. — Помнишь, как мы поклялись в десятом классе? Что всегда будем рядом, что бы ни случилось?
— Конечно, — Вера улыбнулась. — В парке, на нашей скамейке. Ты ещё нацарапала наши имена на спинке. «Н+В навсегда».
— Знаешь, я иногда хожу туда. Скамейку поменяли, но я всё равно хожу.
— А я думала, ты забыла, — Вера смотрела на подругу с теплотой. — Столько лет прошло…
— Я никогда не забуду, — Надежда крепче сжала её руку. — Ты — мой человек, понимаешь? Родной, самый близкий.
По щеке Веры скатилась слеза.
— Что случилось, Надюш? Из-за чего этот разговор?
— Просто поняла кое-что, — Надежда достала из сумки термос. — Вот, бульон куриный, как ты любишь. А завтра я тебя заберу. И знаешь что? Мы пойдём в то новое кафе на Советской. В самое модное, где эти… смузи и авокадо-тосты.
— Да ты что! — Вера засмеялась. — Куда нам с тобой в такую молодёжь? Да и потом, я там как белая ворона буду…
— А мне плевать, — твёрдо сказала Надежда. — Пусть смотрят. Мы с тобой жизнь прожили, а они только начинают.
В этот момент в палату заглянула медсестра.
— Время посещений закончилось, — она строго посмотрела на Надежду. — Вам пора.
— Я завтра приеду, — Надежда поднялась. — В девять, как обещала.
Когда она вышла из больницы, на телефон пришло сообщение от Алёны: «Мам, всё в порядке? Я волнуюсь».
Надежда не ответила. Она медленно шла по ночной улице, думая о странной штуке — времени. Когда-то они с Верой были молодыми девчонками, бегали на танцы, мечтали о принцах. Теперь им обеим за шестьдесят. Жизнь прошла — но прошла вместе.
Дома Алёна ждала на кухне.
— Как она? — спросила дочь, встревоженно глядя на мать.
— Лучше, — Надежда сняла пальто. — Завтра её выписывают.
— Мам, я тут подумала… — Алёна замялась. — Может, пригласим Веру на обед в воскресенье? Я испеку тот торт, который она всегда хвалит.
Надежда внимательно посмотрела на дочь.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Только зови её не «Верой». Тётя Вера — вот как правильно.
— Хорошо, — кивнула Алёна, опустив глаза. — Тётя Вера.
Надежда подошла к окну. На стекле — тонкий узор первого ноябрьского инея. Как сединки в волосах. Как морщинки в уголках глаз. Стареть страшно, но стареть в одиночестве — страшнее.
— Знаешь, Алёна, — сказала она, не оборачиваясь, — красота приходит и уходит. А настоящая дружба остаётся навсегда. Даже если кажется кому-то несовременной.
