— Куда ты подал документы? На столяра?! – реакция отца была предсказуемой.
Данила в ответ на нее лишь «угукнул», как филин, и принялся собирать вещи.
Их было немного – все самое ценное и важное он вывез в предыдущие дни, поскольку оставаться в доме отца не было ни желания, ни причины.
Через месяц ему исполняется восемнадцать, а значит – больше никакая сила в этом мире не заставит его жить с опостылевшим за пять лет мужиком.
– Ах ты неблагодарный …, да я тебе…
Угрозы Данил уже не слушал. Собирал быстро в сумку оставшиеся футболки и носки, а закончив, шмыгнул за порог и на второй крейсерской скорости добежал до автобусной остановки.
Все, теперь точно все. Автовокзал, три остановки до деревни – и он в бабушкином доме, где на него больше не будут орать, требовать «добиваться» и раз за разом припоминать, чей он сын, что из этого следует и почему он теперь обязан оправдывать чужие ожидания.
Может быть, воспитывай Данилу отец изначально, и мальчишка бы пропитался всеми этими ориентирами про отцовскую кровь, его же гордость, а также необходимость всему перечисленному соответствовать.
Да только с отцом впервые познакомился Даня в двенадцать лет. Тогда и узнал историю своего появления без купюр.
Надо сказать, довольно простой оказалась история. Мужчина приехал в командировку в соседний город, развел там на пару совместных ночей симпатичную продавщицу с заправки.
Напел ей о большой любви, а та, не особо опытная и не понимающая, что этим командировочным только одно и надо, повелась на эти слова и случилось то, что случилось.
А вот перед отъездом мужик пошел в отказ, мол, не говорил, не обещал, не любил.
— Да и вообще сказал, что я не его уровень, — вздохнула тогда мама, пересказывая Данилу свою историю.
За маму парню было особенно обидно. Причем за отсутствие логики. То есть как в кой…ку тащить, так уровень очень даже его, а как жениться на девушке, которой обещал любовь до гроба – так сразу лестничка поменялась и ступеньки на ней стали какими-то не такими, как раньше были?
Однако, когда он высказал матери свое мнение по этому поводу, та лишь вздохнула.
— Может, и женился бы он на мне, если бы о ребенке знал. Да только я решила не сообщать.
Я же о том, что тебя под сердцем ношу, догадалась только пару месяцев спустя, поначалу все на стресс списывала и на то, что расставание переживаю.
А оно вон как оказалось. Не хотела я, чтобы такой человек в твоей жизни присутствовал, да только теперь выбора уже нет.
Выбора нет, поскольку врачи нашли у матери Данила неоперабельное заболевание. Оставалось ей на тот момент жить от года до двух, по прогнозам врачей.
Но прожила она три, даже четыре почти. И каждый раз, когда Данил приезжал в больницу или к ней домой навещать, говорила:
— Ты, сынок, живи с отцом. Больше тебя все равно некому взять, а с таким все равно лучше, чем в детском доме.
Данил старался не жаловаться ни ей, ни бабушке. Бабушке в особенности, потому что та последними словами свою первую группу инвалидности проклинала за то, что не могла взять опеку над внуком.
А ведь будь она здоровой – и не пришлось бы внука родного «из..вер.гу» этому отдавать.
— Но лучше так, чем в детском доме. Ты сбеги от него, как восемнадцать исполнится. Сбеги и не слушай, что он тебе в мозги всунуть пытается.
Ишь ты, последователя ему подавай. Хранителя семейных традиций. Семью заводить было надо, тогда бы и семейные традиции были.
А так ишь ты, корку хлеба сунул – и сразу считает, что обязаны ему за нее в ноги кланяться.
Корка хлеба была зачастую именно что коркой хлеба. Только перед приездом органов опеки для проверки в холодильник закупались нормальные продукты.
В остальное время Данька питался либо макаронами с самыми дешевыми сосисками, либо такими же дешевыми пельменями.
Благо еще, что пенсию по потере матери после ее см..ерти отец не стал забирать и она копилась спокойно на карточке, открытой уже на Данькино имя.
Хоть один плюс в огромной череде минусов. Нет, было все не так плохо, но это только потому, что у Данилки была бабушка.
Каждые выходные, что внук приезжал к ней в деревню с ночевкой, его нормально кормили и даже заворачивали нехитрую снедь с собой, чтобы хватило на понедельник и даже иногда на вторник.
Правда, переданное бабушкой приходилось прятать, иначе от отца доводилось выслушивать непечатные оскорбления сразу за две вещи: побирательство и спрятанную от отца еду.
А ведь он от Данилы ничего не прятал! Да, питался на работе, благо что там была хорошая столовая. Ну так он так привык, а сын…
Что сын? Вот макарон себе отварит с самыми дешевыми сосисками – и пускай радуется, что хоть такая еда есть.
Он сам вырос в девяностых, тогда вообще порой никакой еды не было, так что нечего тут жаловаться.
Деньги у отца при этом были. Мало того, что он преподавал в университете, так еще и часто занимался за дополнительные деньги с будущими студентами в частном порядке.
В квартире был хороший ремонт, а в гараже у отца стояла совсем еще нестарая «Киа».
Даньке, естественно, приближаться к ней было запрещено под страхом лютой см..ерти. Да он и не думал. Просто не понимал, как такое может быть, что дома нет нормальной еды, а у отца нигде ничего не екает.
Впрочем… Он ведь даже не знал о том, что у него сын растет. А тут вообще, получается, навязали.
Спасибо, что не выгнал, как говорится. Но только за это и только «спасибо» Данил был готов сказать по достижении совершеннолетия.
Исполнять отцовские замыслы и тем более следовать по его стопам он не собирался.
Во-первых, у него не было ни таланта, ни желания что-либо кому-то объяснять. Решить сложный пример по любому предмету сам? Да, он это влегкую мог.
Но терпение заканчивалось ровно через три минуты при попытке объяснить однокласснице, что в какой последовательности надо делать.
И куда с таким терпением в педагоги?
Не нравилось это Даниле, да и в высшем образовании он смысла не видел. Сколько вокруг было людей, которые позаканчивали ВУЗы, причем даже имели неплохие дипломы, но при этом работали на рядовых должностях, где хватало техникума или вовсе каких-нибудь курсов.
И зачем, спрашивается, нужна эта корочка?
Так что сразу после получения аттестата об окончании одиннадцати классов Данила подал документы в колледж поближе к бабушкиному дому, а после взял свои вещи – и наконец-то переехал туда, где все это время хотел быть.
Да, с бабушкой было физически тяжелей. Да, там не было ни шикарного ремонта, ни машины в гараже, а чтобы дома стало тепло, приходилось таскать дрова и топить печку, вот только было в этом маленькое доме какое-то непередаваемое ощущение уюта и… дома.
Именно дома, где тебе рады и любят. Где тебя похвалят за сделанную работу по дому и где главе семьи не наплевать на все твои дела, кроме оценок.
Объяснить отцу это Данила даже не пытался. А когда в его адрес прозвучали обвинения о том, что он своим поступком предал семью и надежды отца – припомнил тому слова про «не мой уровень», сообщив, что сына для того, чтобы дотянуть до «своего уровня», надо было воспитывать, причем желательно с младенчества.
А воспитывать – это не только забить кладовку и холодильник самой дешевой едой, к которой не каждый бич притронется, но еще и разговаривать, обсуждать проблемы, помогать справляться с трудностями и в обязательном порядке дарить нежность и заботу.
Конечно, взрослый мужчина решил, что сын переел ухи, оборзел и ни с того ни с сего ему, уважаемому человеку, претензии выдвигает.
— Еще приползешь ко мне, когда один останешься, — пригрозил сыну мужчина. И больше не делал попыток связаться целых десять лет.
Данька один не остался. В армии нашел новых друзей, на сестре одного из них в итоге женился. А уж со своей специальностью и вовсе не пропал.
Бабушки, правда, не стало еще когда он учился, но одиноким благодаря новым знакомым молодой человек себя не чувствовал.
А даже если накатывало, бывало, то все равно не настолько сильно, чтобы отцу звонить. Связаться он попытался только один раз, чтобы пригласить на свадьбу.
Но отец от приглашения отказался в хамской манере, а слышавшая разговор невеста не особо-то и расстроилась от такой вот «потери».
— Мне закидонов своих родителей хватает, так что если чужие не навязываются – все идеально.
Нет, пойми правильно, если бы ты с отцом ладил – я бы постаралась с ним общий язык найти, но так баба с возу – кобыле легче.
Молодожены вернулись в дом, доставшийся Даниле от бабушки. Марина была по образованию ветеринаром, поэтому быстро нашла себе работу.
Да и Данила не пропал: непьющий столяр на вес золота в любом месте и работа ему найдется очень быстро.
За последующие годы они завели близнецов – мальчика и девочку, как шутила Марина – отстрелялись сразу. И за всей этой кутерьмой Данила даже забывать стал о своем отце и его последних словах.
Ровно до тех пор, пока телефон не зазвонил и с той стороны не раздались упреки в том, что забыл мужчина, кому самой жизнью своей обязан. Папа, мол, старый, помощь нужна, да и общения не хватает.
— Это как же ему общения не хватает, если он преподавателем был? – удивлялась Марина. – У нас вон кого из преподов не встреть – так у всех постоянно какие-то гости, куда-то их самих приглашают, вечно приносят конфеты, да и по хозяйству помочь согласны в память о былом.
— Ну вот такой он значит, преподаватель. Сыновья-то других отцов тоже любят, то ли я такой дефектный, то ли любить меня не за что.
Отец, не получив у своих ног покорного отпрыска, подал в суд. Да только нет таких законов, которые обязали бы любить человека, который в тебя души не вкладывал и рассматривал, как ненужную в хозяйстве вещь.
Даже алименты – и те можно только при нужде получить, а уж общение и любовь… За них авансом заплатить надо было.
Да только отец этого, судя по всему, не умел. И учиться не желал. Так и остался обиженный и одинокий, проклиная и судьбу-злодейку, и сына, из которого не вышло «воспитать нормального человека».
Данилу, впрочем, речи отца не особо-то и заботят. Ему своих двоих детей поднимать. И, желательно, без повторения чужих ошибок и без критичных собственных промахов.
Уж с этим он надеется справиться. По крайней мере, будет стараться, а не делать видимость воспитания, как поступал его отец.
