— Мам, можно нам пожить у тебя? — голос Лидочки дрожал так, что Валентина Семёновна сразу поняла: случилось что-то серьёзное.
Она медленно опустила половник в кастрюлю с борщом и обернулась к дочери. Лида стояла в дверном проёме кухни со слезами на глазах, а за её спиной виднелись два чемодана и испуганные лица внуков — семилетнего Артёмки и пятилетней Дашеньки.
— Что значит «пожить»? — Валентина Семёновна вытерла руки о передник. — Где Серёжа?
— Мам, я не хочу об этом говорить при детях, — Лида бросила быстрый взгляд на сына и дочку. — Можно просто… можно мы останемся?
Валентина Семёновна почувствовала, как в груди поднимается знакомое чувство. Вот оно — то самое «я же говорила», которое она так часто проглатывала последние три года. Ещё на свадьбе дочери она видела, что Серёжа — человек ненадёжный. Слишком много улыбался, слишком красиво говорил, слишком легко обещал. А когда Лида забеременела во второй раз, Валентина Семёновна прямо сказала: «Доченька, он тебя бросит. Таких мужчин я издалека вижу.»
— Садитесь, — коротко бросила она. — Дети, руки помойте. Будем обедать.
Артёмка и Дашенька тихонько прошли к раковине. Они явно чувствовали напряжение и старались не шуметь. Лида села за стол, сложила руки и уставилась в скатерть.
— Так, — Валентина Семёновна разлила борщ по тарелкам, стараясь держать голос ровно. — Где твой замечательный муж?
— Мам, пожалуйста…
— Лидочка, мне шестьдесят два года. Я видела разных мужчин, разные семьи. Скажи честно: он ушёл?
Дочь кивнула, не поднимая глаз. Слезы капали прямо в тарелку с борщом.
— К другой?
Снова кивок.
Валентина Семёновна поставила тарелку перед Артёмкой и погладила его по голове. Мальчик смотрел на маму испуганными глазами.
— Бабуля, а папа придёт? — тихо спросил он.
— Кушай пока, солнышко, — мягко сказала Валентина Семёновна. — Взрослые поговорят потом.
Она села за стол и взялась за ложку. Молчание тянулось несколько минут. Дети послушно ели борщ, Лида только ковыряла хлеб.
— Деньги оставил? — наконец спросила Валентина Семёновна.
— Мам, ну хватит уже! — Лида резко подняла голову. — Ты же рада! Наконец-то можешь сказать «я же говорила»!
— Рада? — Валентина Семёновна отложила ложку. — Ты думаешь, мне приятно видеть, как моя дочь плачет? Как мои внуки остались без отца?
— Ты с самого начала его ненавидела!
— Я его не знала. А то, что знала, мне не нравилось. Помнишь, как он в первый же визит к нам заявил, что моя шуба дешёвая? Или как на твоём дне рождения напился и сказал, что твоя мама — старая карга?
Лида сжала кулаки.
— Он просто… он не такой, как вы думаете!
— Лидочка, — Валентина Семёновна наклонилась к дочери. — Ты же умная девочка. Скажи мне: за три года брака сколько раз он менял работу?
— Причём тут это?
— Сколько раз?
Лида замялась.
— Пять… нет, шесть.
— А сколько раз приходил домой пьяный?
— Мам, не при детях!
— Артёмка, Дашенька, идите в большую комнату, включите мультики, — мягко сказала Валентина Семёновна. — Мы с мамой поговорим.
Дети быстро выбежали из кухни. Лида проводила их взглядом и снова уткнулась в тарелку.
— Теперь отвечай честно, — продолжила Валентина Семёновна. — Сколько раз он приходил домой пьяный?
— Часто, — тихо призналась Лида. — Почти каждые выходные. А последний месяц вообще каждый день.
— А деньги на семью давал?
— Давал… то есть, в последнее время не очень. Говорил, что зарплату задерживают.
Валентина Семёновна вздохнула. Она помнила, как три года назад пыталась объяснить дочери, что красивые слова — это не любовь, а ответственность — это не романтика. Помнила, как Лида кричала, что мать ничего не понимает в современных отношениях.
— Лидочка, я не хочу говорить «я же говорила», — сказала она спокойно. — Но я же говорила.
Лида наконец подняла голову и посмотрела на мать. Глаза красные, опухшие от слёз.
— Знаешь, мам, хуже всего то, что ты действительно говорила. И я это помнила каждый день.
Валентина Семёновна потянулась через стол и накрыла дочкину руку своей.
— Расскажи, что случилось. Только честно.
— Вчера вечером он пришёл домой… — Лида сглотнула. — Пришёл и сказал, что мы с детьми должны съехать из квартиры. Что там будет жить его новая девушка.
— Как это съехать? Квартира же на тебя оформлена!
— Нет, мам. Она на его маму. Мы просто там прописаны. А теперь его мама требует, чтобы мы освободили жильё.
Валентина Семёновна почувствовала, как кровь приливает к лицу. Она вспомнила ту самую квартиру — однокомнатную хрущёвку на окраине, куда Серёжа привёз молодую жену. Тогда он так гордо говорил: «Своё жильё, никто не выгонит!» А оказывается, просто врал.
— И что ты ему ответила?
— Я сказала, что у нас есть дети, что нам некуда идти. А он… — голос Лиды сорвался. — Он сказал, что это не его проблемы. Что я сама виновата, что родила слишком много детей.
— Слишком много? — переспросила Валентина Семёновна. — Двое детей — это слишком много?
— Для него да. Он всегда говорил, что с одним ребёнком было бы проще. А когда я забеременела Дашенькой, он предлагал… — Лида не договорила.
Валентина Семёновна сжала зубы. Она прекрасно понимала, что предлагал этот подлец.
— А его новая пассия детей не боится?
— У неё своих нет. И не будет. Серёжа сказал, что теперь он хочет пожить для себя.
— Ясно, — Валентина Семёновна встала и начала убирать со стола. — Значит, три года он жил не для себя, а для кого-то другого. Интересная логика.
Она споласкивала тарелки в раковине, а мысли роились в голове. Конечно, можно было сейчас устроить дочери разбор полёток, напомнить все свои предупреждения. Можно было сказать, что так ей и надо — не слушала мать. Но Валентина Семёновна видела детей в соседней комнате. Артёмка пытался развеселить сестрёнку, показывая ей какие-то фокусы с игрушками. Они не заслуживали того, чтобы остаться на улице из-за дурака-отца.
— Лида, а ты хотя бы вещи успела собрать?
— Только самое необходимое. Он дал нам час на сборы. Сказал, что если не уйдём сами, вызовет полицию.
— Полицию? — Валентина Семёновна резко обернулась. — На собственных детей?
— Мам, ты же знаешь, как он умеет говорить. Наверняка придумал бы что-нибудь. Сказал бы, что мы там незаконно живём или ещё что.
Валентина Семёновна вытерла руки и села обратно за стол. В голове уже формировался план. Квартира у неё двухкомнатная — не шикарная, но места хватит всем. Дети могут жить в большой комнате, а Лида устроится на раскладушке в маленькой. Деньги… ну, пенсия небольшая, но на первое время хватит.
— Лидочка, — сказала она твёрдо. — Вы остаётесь здесь. Навсегда, если потребуется.
Дочь снова заплакала, но теперь слёзы были другими — благодарными.
— Мам, я знаю, что была дурой. Знаю, что не слушала тебя. И знаю, что сейчас стала для тебя обузой…
— Стоп, — Валентина Семёновна подняла руку. — Никто никому не обуза. Мы семья. А в семье друг друга не бросают.
На следующий день Валентина Семёновна проснулась от детского плача. Дашенька сидела на диване в большой комнате и всхлипывала, прижимая к груди старого плюшевого зайца.
— Что случилось, солнышко? — Валентина Семёновна присела рядом с внучкой.
— Бабуля, а мы правда больше не увидим папу? — всхлипнула девочка.
Валентина Семёновна почувствовала, как сердце сжимается. Как объяснить пятилетнему ребёнку, что папа оказался подлецом?
— Пока не знаю, Дашенька. Но мама рядом, я рядом, Артёмка рядом. Мы все тебя любим.
Из кухни донеслись голоса. Лида разговаривала по телефону, и тон у неё был нервный.
— Послушайте, мне нужна работа! Я готова на любую! — говорила она. — Как это «опыта мало»? У меня высшее образование!
Валентина Семёновна оставила внучку с зайцем и прошла на кухню. Лида нервно ходила по маленькому пространству, прижимая телефон к уху.
— Хорошо, спасибо за ответ, — устало произнесла дочь и отключила связь.
— Не берут?
— Уже пятый отказ за утро. То опыта мало, то график не подходит. А некоторые прямо говорят: «Мы не берём матерей-одиночек, с ними одни проблемы».
Валентина Семёновна налила кипятка в чайник.
— А что говорит этот… Серёжа? Алименты будет платить?
Лида горько усмехнулась.
— Вчера звонил. Сказал, что официально нигде не работает, поэтому алименты с него не взыщешь. А если буду настаивать, то вообще скроется.
— Какой же он мерзавец, — тихо сказала Валентина Семёновна. — Прости, Лидочка, но я не могу по-другому его назвать.
— Да ладно, мам. Теперь я сама это понимаю.
В этот момент в кухню заглянул Артёмка. Лицо у мальчика было серьёзным, не по годам взрослым.
— Мам, а почему папа нас выгнал? Мы что-то плохое сделали?
Лида присела перед сыном на корточки.
— Нет, солнышко. Вы с Дашенькой хорошие. Это у папы проблемы, а не у вас.
— А мы теперь будем жить у бабули?
— Пока да.
Артёмка кивнул и неожиданно обнял мать.
— Мне у бабули нравится. Она вкусно готовит. А папа всё время ругался.
Валентина Семёновна почувствовала, как глаза наполняются слезами. Значит, дети и правда страдали в той семье.
После завтрака Лида снова засела за телефон, а Валентина Семёновна повела внуков в магазин. Нужно было купить продуктов — с четырьмя ртами пенсии явно не хватит.
У кассы они встретили соседку, тётю Клаву из соседнего подъезда.
— О, Валя! А это что за детишки с тобой?
— Внуки мои, — гордо ответила Валентина Семёновна. — Артём и Даша.
— А что же с родителями? Где дочка твоя?
Валентина Семёновна на секунду задумалась. Рассказывать всем соседям подробности не хотелось.
— Лида дома. Они пока у меня погостят.
— А-а, — тётя Клава покивала с понимающим видом. — Ну что, молодёжь сейчас такая. Детей на бабушек скидывают, а сами развлекаются.
— Да нет, Клавдия Петровна, не так всё…
— Да ладно, Валя, что тут скрывать. У всех такие проблемы. Вон у моей племянницы так же — привезла ребёнка к матери и пропала на две недели. Говорит, отдохнуть надо от материнства.
Валентина Семёновна почувствовала, как закипает внутри. Неужели все думают, что Лида просто решила отдохнуть?
— Артёмка, Дашенька, идите к машине, я сейчас, — сказала она детям.
Когда внуки отошли, Валентина Семёновна наклонилась к тёте Клаве.
— Клавдия Петровна, моя дочка не развлекается. Её муж бросил с двумя детьми и выгнал из дома. Так что не надо домыслов.
Тётя Клава покраснела.
— Ой, Валя, прости. Я не знала… А он что, совсем подлец?
— Совсем. Даже алименты платить не собирается.
— Господи, что за времена пошли. Раньше мужчины хоть ответственность чувствовали.
Валентина Семёновна кивнула и пошла к машине, где ждали внуки. По дороге домой Артёмка вдруг спросил:
— Бабуля, а та тётя правду говорила? Мы обуза для мамы?
— Что за глупости, Артёмушка? Вы самое дорогое, что есть у мамы.
— А почему тогда папа нас не любил? Он же должен был нас любить?
Валентина Семёновна остановилась посреди тротуара. Как объяснить ребёнку, что есть люди, которые не умеют любить?
— Знаешь, солнышко, некоторые взрослые сами как дети. Они не понимают, что такое ответственность. Это не ваша вина.
— А ты нас любишь?
— Конечно, люблю. Очень-очень сильно.
Дашенька взяла бабушку за руку.
— А мы тебя тоже любим. И будем слушаться.
Валентина Семёновна улыбнулась. Может быть, всё не так плохо, как кажется.
Через неделю ситуация стала критической. Лида по-прежнему не могла найти работу, а деньги таяли с каждым днём. Валентина Семёновна стояла у плиты, помешивая жидкую кашу — больше готовить было не из чего.
— Мам, — Лида вошла в кухню с телефоном в руках. — Звонил Серёжа.
— И что этот прохвост хотел?
— Он предлагает забрать детей на выходные. Говорит, что скучает.
Валентина Семёновна резко обернулась.
— Забрать? Куда забрать? К своей новой пассии?
— Нет, к своей маме. Она, оказывается, хочет увидеть внуков.
— Лидочка, ты же понимаешь, что это ловушка?
— Понимаю. Но… — дочь замялась. — Мам, у нас кончились деньги. Совсем. А он обещал дать на продукты, если я разрешу встречи с детьми.
Валентина Семёновна почувствовала, как всё внутри переворачивается. Значит, этот подлец решил шантажировать собственными детьми.
— Сколько он предлагает?
— Пять тысяч.
— За что? За то, чтобы мучить детей?
В этот момент на кухню забежал Артёмка.
— Мама, а правда папа нас заберёт? — у мальчика в голосе слышалась надежда. — Может, он передумал? Может, мы снова будем жить вместе?
Лида присела перед сыном.
— Нет, солнышко. Папа просто хочет с вами погулять.
— А потом мы вернёмся к бабуле?
— Да, конечно.
Артёмка кивнул, но Валентина Семёновна видела разочарование в его глазах. Ребёнок всё ещё надеялся на восстановление семьи.
Когда мальчик убежал, Валентина Семёновна села рядом с дочерью.
— Лидочка, подумай хорошенько. Если ты сейчас согласишься, он будет манипулировать тобой постоянно. Деньги в обмен на детей — это не отцовство, это торговля.
— А что мне делать, мам? — голос Лиды дрогнул. — Я уже неделю не могу найти работу. Дети голодные. Твоя пенсия крохотная. Может, хоть так получится протянуть до первой зарплаты?
— Первой зарплаты на несуществующей работе?
— Найду! Обязательно найду!
Валентина Семёновна встала и подошла к окну. На детской площадке играли дети. Точно такие же, как её внуки. Но у них есть нормальные отцы, которые не торгуют встречами за деньги.
— Послушай, — она повернулась к дочери. — А что, если я пойду к нему сама?
— Куда? К Серёже?
— Да. Поговорю с ним по-человечески. Может, хоть стыд проснётся.
Лида покачала головой.
— Мам, не надо. Он может нахамить. А ты расстроишься.
— А мне нечего терять. Зато есть что сказать.
Через час Валентина Семёновна стояла у знакомого подъезда. Серёжина мать открыла дверь — худая, злая женщина лет семидесяти.
— А, это вы, — процедила она. — Чего пожаловали?
— Здравствуйте, Раиса Фёдоровна. Мне нужно поговорить с Серёжей.
— А говорить не о чем. Он свободный человек, имеет право устроить личную жизнь.
— Имеет. Но детей при этом не бросают.
Раиса Фёдоровна усмехнулась.
— Детей? Да ваша дочка сама виновата! Нарожала как курица, а теперь хнычет!
Валентина Семёновна почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Раиса Фёдоровна, это ваши внуки. Ваша кровь.
— Никто мне не внуки! Мой сын найдёт себе нормальную жену, и будут у меня нормальные внуки!
В этот момент из комнаты вышел Серёжа. Выглядел он неплохо — загорелый, в новой рубашке. Явно жизнь удалась.
— О, Валентина Семёновна! — он улыбнулся своей дежурной улыбкой. — Как дела? Как внучки-внучки?
— Голодные, Серёжа. Внуки голодные.
Улыбка исчезла с его лица.
— Ну, это не мои проблемы. Я предупреждал, что Лидка нарожала слишком много.
— Серёжа, — Валентина Семёновна сделала шаг вперёд. — Ты же понимаешь, что дети ни в чём не виноваты?
— Конечно, понимаю. Поэтому и предлагаю встречи. Буду забирать их на выходные, развлекать.
— За деньги.
— А что такого? Лидка получает общение детей с отцом, я плачу алименты. По-моему, честно.
Валентина Семёновна посмотрела на этого человека — красивого, ухоженного, бессовестного — и вдруг поняла, что разговаривать с ним бесполезно. У него просто нет совести.
— Знаешь что, Серёжа, — сказала она спокойно. — Оставь детей в покое. Совсем.
— Как это?
— А так. Не звони, не предлагай встреч, не морочь им голову. Если для тебя отцовство — это торговля, то лучше ты исчезни из их жизни навсегда.
Серёжа растерялся.
— Но я же их отец!
— Отец — это тот, кто кормит, защищает, любит. А ты кто?
Она развернулась и пошла к лифту. На прощание услышала голос Раисы Фёдоровны:
— И не приходите больше! Нечего тут попрошайничать!
Валентина Семёновна улыбнулась. Какая же она была права три года назад.
Дома Валентина Семёновна застала странную картину. Лида сидела за столом с какими-то бумагами, а дети рисовали рядом.
— Мам, ты где была? — спросила дочь, не поднимая головы.
— Ездила к твоему бывшему мужу. Объяснила ему, что отцовство — это не бизнес.
— И что он сказал?
— Ничего умного. Зато я поняла, что мы правильно делаем — живём без него.
Лида наконец подняла голову. Глаза у неё блестели от возбуждения.
— Мам, а я нашла работу!
— Где?
— Помнишь мою одноклассницу Олю Петрову? Она теперь заведует детским садом. Говорит, что нужна воспитательница. Зарплата небольшая, но стабильная. А главное — Дашеньку могу туда же устроить бесплатно!
Валентина Семёновна почувствовала, как на душе становится легче.
— А Артёмка?
— В школе продлёнка до шести. Я успею забрать.
— Значит, всё устраивается?
— Потихоньку, — Лида улыбнулась. — Мам, прости меня. За всё. За то, что не слушала, за то, что привела в дом этого… за то, что втянула тебя в наши проблемы.
Валентина Семёновна обняла дочь.
— Лидочка, я же говорила: мы семья. А в семье друг друга не бросают.
— Бабуля, — Дашенька подбежала к ним с рисунком. — Смотри, что я нарисовала!
На листке была изображена квартира с четырьмя фигурками: большая — бабушка, средняя — мама, и две маленькие — дети. Все держались за руки и улыбались.
— А где папа? — невольно спросила Валентина Семёновна.
— А он не нужен, — серьёзно ответила девочка. — У нас и так хорошо.
Артёмка отложил карандаши и подошёл к женщинам.
— Мама, а мы теперь всегда будем жить с бабулей?
— Пока да, солнышко. А потом посмотрим.
— А я не хочу потом! Мне нравится с бабулей! Она добрая и не кричит.
Валентина Семёновна погладила внука по голове. Значит, и правда всё к лучшему.
Вечером, когда дети легли спать, мать и дочь сидели на кухне с чаем.
— Знаешь, мам, — сказала Лида тихо. — Я так боялась к тебе прийти. Думала, будешь ругать, попрекать.
— А я думала об этом, — честно признала Валентина Семёновна. — Хотелось сказать «вот видишь, не слушала мать». Но потом посмотрела на детей и поняла: что толку от упрёков? Надо просто помочь.
— Я буду работать, копить деньги. Как только встану на ноги, снимем отдельную квартиру.
— А зачем спешить? — Валентина Семёновна улыбнулась. — Мне с вами хорошо. Не так одиноко. И внуков каждый день вижу.
— Правда?
— Правда. Главное, чтобы ты больше не связывалась с такими… как Серёжа.
Лида рассмеялась.
— Мам, после этого урока у меня на всю жизнь иммунитет к таким мужчинам. Теперь я буду слушать твои советы.
— Ну, не все подряд. Ты уже взрослая. Просто думай головой, а не сердцем.
Они сидели в тишине, потягивая чай. За окном светились фонари, где-то лаяла собака, ехали редкие машины. Обычная жизнь обычного города. Но для Валентины Семёновны этот вечер был особенным. Дом снова наполнился жизнью, детским смехом, семейным теплом.
— Лидочка, — сказала она наконец. — А знаешь, что самое главное?
— Что?
— Дети не пострадали. Они поймут со временем, что лучше жить без плохого отца, чем с ним мучиться.
— Думаешь?
— Уверена. Они у нас умные. И любимые.
Лида кивнула и тепло улыбнулась матери.
— Спасибо, мам. За то, что приняла нас. За то, что не отвернулась.
— А куда я денусь от своих любимых? — Валентина Семёновна встала и поцеловала дочь в макушку. — Всё будет хорошо, Лидочка. Всё обязательно будет хорошо.
И она действительно в это верила.
