Подлая математика семейной жизни: выжать максимум, вложив минимум. Дождаться последнего ипотечного платежа. Избавиться от ненужного балласта. Получить свою долю. Только вот в этом уравнении появилась непредсказуемая переменная.
Лизавета держала в руках справку о последнем платеже по ипотеке и не могла поверить — десять лет долгов позади. Десять лет кредита, бесконечных платежей, экономии на всём, чтобы заплатить банку эти проценты.
«Свобода», — думала она, накрывая на стол. Хотелось отметить хотя бы чаем с тортом.
Сколько раз она возвращалась домой за полночь с опухшими от усталости глазами, а он сидел в кресле и рассказывал, как его снова подвели: то начальник оказался самодуром, то компанию неожиданно купили москвичи и всех поувольняли, то напарник подставил. Вечная карусель причин и оправданий, а суть одна — Олег нигде не задерживался дольше года.
— И представляешь, Лиза, они мне опять зарплату задержали, — жаловался он. — Третий месяц обещают на следующей неделе. Бессовестные…
И она в очередной раз доставала заначку, чтобы заплатить за квартиру. А через месяц Олег приходил с новостью, что нашёл перспективное место — и всё начиналось сначала.
Она научилась не злиться. Выработала иммунитет к его обещаниям. Олег не пил, не гулял — просто не умел или не хотел задерживаться на одном месте. Прирожденный странник, как он сам себя называл. А ей приходилось быть прирожденной рабочей лошадкой.
Алина, их дочь, скоро вернётся из школы, а Олег задерживался. Как обычно. На его последней работе часто бывали авралы. Или, по крайней мере, так он объяснял свои поздние возвращения.
Дверь распахнулась с грохотом, свалив с вешалки куртку. Лизавета вышла в коридор — и замерла. Олег стоял посреди прихожей.
— Что случилось? — спросила она, чувствуя, как по спине ползёт холодок.
Олег вперил в неё взгляд — чужой, ледяной, будто смотрел на таракана.
— Я подаю на развод, — произнёс он, и голос его звенел странной смесью торжества и облегчения. Он будто годами репетировал эту фразу и теперь наконец выплёскивал её наружу. — Ты мне противна и уже очень давно. Покинь квартиру.
Слова хлестнули Лизавету, как пощёчина. Она физически отшатнулась, словно от удара. В глазах Олега не было ни капли сожаления – только холодный расчёт и какое-то мутное удовлетворение, как у человека, который наконец сбрасывает с себя надоевший груз.
Лизавета уставилась на него, не веря своим ушам.
— Чего?
— Не притворяйся, что не понимаешь, — поморщился Олег. — Собирай вещи и убирайся отсюда.
— Олег, ты попутал? — она нервно рассмеялась, думая, что это какой-то дурацкий розыгрыш. — Мы только-только выплатили ипотеку. Десять лет платили…
— Вот именно, — перебил он с нескрываемым ехидством. — МЫ платили. И теперь квартира НАША. А значит, МЫ её продадим и поделим деньги. Половина мне, половина — тебе. И разбежимся по своим углам.
— Что за бред ты несёшь? — Лизавета начинала злиться. — Десять лет вместе жили в этой квартире и вдруг…
— Да не вдруг! — рявкнул Олег. — Просто я ждал! Ждал, когда закончится эта кабальная ипотека! Не хотел платить еще и кредит после развода! Когда можно будет продать квартиру и получить нормальные деньги, а не копейки!
Она смотрела на него, как на сумасшедшего. В голове не укладывалось — этот человек, с которым она прожила столько лет, оказывается, все эти годы просто ждал…
— Погоди, — Лизавета подняла руку, пытаясь осмыслить происходящее. — Ты хочешь сказать, что всё это время просто ждал, когда я выплачу ипотеку?
— Именно, — Олег вдруг улыбнулся, и от этой улыбки у неё свело живот. — Я ждал, когда ты сделаешь всю работу. Так что пакуй шмотки и проваливай. У меня другая жизнь намечается.
В этот момент в коридоре появилась Алина — шестнадцатилетняя копия матери. Она остановилась, переводя взгляд с одного родителя на другого.
Она замерла, глядя на их напряжённые лица.
— Что у вас тут происходит?
— Твой отец хочет развестись, — сказала Лизавета. — И выгнать нас из квартиры.
— Что? — Алина растерянно посмотрела на отца. — Пап, ты серьезно?
— Алина, это взрослые дела, — сказал Олег с раздражением. — Не лезь.
— Как это не лезь? — Алина повысила голос. — Это и мой дом тоже! С какого это перепугу нам уезжать? — Алина шагнула к отцу. — Ты чего удумал?
— Просто продадим квартиру и разделим деньги, — сказал Олег. — Всем хватит.
— Значит, так, — сказала Лизавета, выпрямляясь. — Я никуда отсюда не уйду. Тем более с ребёнком. Хочешь развода — пожалуйста. Но из квартиры я не съеду, пока не будет решения суда.
— Как хочешь, — усмехнулся Олег. — Тогда будем решать через суд. Я уже консультировался с юристом. Квартира общая, я имею право на свою долю.
— Значит, через суд, — кивнула Лизавета. — Думал, я в слезах уползу? Не тут-то было.
— Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому, — Олег достал телефон. — Я уже говорил с юристом. Квартира в совместной собственности, и по закону я имею право на свою долю. Не съедете сами — подам в суд на принудительную продажу.
— Ты не можешь…
— Могу, — отрезал он. — И сделаю. Советую побыстрее начать искать себе другое жилье. У тебя месяц.
Он развернулся и пошел в спальню, открыл шкаф и начал швырять вещи в огромный чемодан.
— Ну и куда ты сейчас?
— Куда надо, — бросил Олег через плечо. — Нечего время терять.
Дни тянулись как резина. Лизавета не спала ночами, прокручивая в голове одни и те же мысли. Десять лет… Десять лет она вкладывала всю себя в эту квартиру, в их будущее. А он, оказывается, просто ждал момента.
Каждый раз, когда она вспоминала его слова — «Ты мне противна уже очень давно» — внутри что-то обрывалось. Как можно было жить вместе, спать в одной постели, растить дочь — и при этом просто выжидать подходящего момента?
В шкафу она нашла альбом с их свадебными фотографиями. Молодой Олег смотрел в камеру с таким счастливым лицом. Неужели всё это было ложью? Или что-то случилось потом, что превратило его в этого холодного, расчетливого человека?
Повестка в суд пришла через неделю — Олег не медлил, требуя раздела имущества. Алина ходила молчаливая, бледная, всё больше запираясь в своей комнате.
— Куда мы переедем? — спросила она за завтраком, ковыряя вилкой омлет. — У нас же на новую квартиру не хватит…
Лизавета вздохнула, собираясь сказать что-то ободряющее, но в этот момент зазвонил телефон. На экране высветилось «Валентина Петровна», и сердце ухнуло куда-то вниз.
— Да? — осторожно ответила она.
— Лизавета, нам нужно встретиться, — голос свекрови звучал как обычно — сухо и по-деловому. — Сегодня я заеду к вам. В семь. Олега не будет?
— Он же почти не появляется дома…
— И отлично, — отрезала Валентина Петровна. — Жди меня в семь.
Ровно в семь свекровь сидела на кухне. У Лизаветы мелькнула странная мысль — она всегда выглядит так, будто собирается давать интервью.
— Я знаю, что натворил мой сын, — начала Валентина Петровна без обиняков. — И можешь мне поверить — это не пройдёт ему даром.
Лизавета непонимающе смотрела на неё.
— Вы… не поддерживаете его решение?
— А почему я должна поддерживать такое поведение? — вдруг очень по-простому сказала свекровь. — Нет, Лизавета, некоторые вещи нельзя оправдать тем, что он мой сын.
Лизавета изумлённо моргнула. За все годы она ни разу не слышала от свекрови крепкого словечка.
— Всё равно ничего не выйдет, — вздохнула она. — Закон на его стороне. Суд разделит всё пополам, квартиру придётся продать…
— А вот тут ты ошибаешься, — Валентина Петровна чуть подалась вперёд. — Квартира будет ваша с Алиной.
— Как?
— Потому что на первый взнос давала деньги я, — свекровь прищурилась. — Тридцать процентов стоимости всей квартиры — мои кровные. Я продала дачу, помнишь? И отдала вам деньги на первый взнос.
— Но это же было так давно…
— Десять лет, — кивнула Валентина Петровна. — Ровно десять лет назад. И по закону я всё ещё могу доказать, что часть этой квартиры — моя. У меня сохранились все банковские выписки и заявление Олега с указанием, для чего эти деньги предназначались.
Лизавета широко раскрыла глаза:
— Вы хотите сказать…
— Я подам в суд и потребую признания своей доли. А потом перепишу её на Алину, — Валентина Петровна гневно раздула ноздри. — Пусть только сынок попробует после этого вас выселить!
— Вы это сделаете? — Лизавета ковыряла ложкой остывший чай. — Он же… всё-таки ваш сын.
Валентина Петровна глянула в сторону дверей, где стояла Алина. Та застыла с учебником в руках, боясь пошевелиться.
— Знаешь, дорогая, — медленно начала свекровь, разглаживая салфетку на коленях, — когда-то я тоже думала, что материнство — это такой долг, когда всегда на стороне своего ребёнка. А потом жизнь повернулась иначе… Сын вырос, и оказалось, не всегда его поступки можно оправдать.
Она помолчала, глядя куда-то в стену, будто видела там что-то своё.
— То, что он задумал — это подлость. Просто обычная человеческая подлость. Я растила его не для того, чтобы он оставил без крыши дочь и жену.
Алина шмыгнула носом. Валентина Петровна обернулась, увидела её и протянула руку:
— Иди сюда, егоза.
Алина подбежала и прижалась к бабушке. Та неловко приобняла её одной рукой, мягко погладила по спине.
— Ладно тебе, реветь ещё… Справимся. Не такие дела решали.
У здания суда было холодно и ветрено. Лизавета поправила шарф, стараясь не смотреть по сторонам. Алина взяла её под руку, крепко вцепившись в локоть.
— Мам, а если…
Договорить она не успела — навстречу из такси вышел Олег. Когда он увидел их, в глазах промелькнуло что-то похожее на стыд.
— Привет, — буркнул он.
Лизавета молча кивнула. Алина отвернулась.
Но заметив мать, вздрогнул:
— Мама? Ты-то здесь зачем?
— Я тоже выступаю в этом процессе, — сухо отозвалась Валентина Петровна.
— В каком смысле?! — Олег аж подпрыгнул. — Ты что, собираешься поддерживать эту…
— Закрой рот, — оборвала его мать так, что у него отвисла челюсть. — Не смей оскорблять Лизавету. Это ты во всём виноват, а не она.
— Да что с тобой такое?! — он схватил мать за локоть. — Опомнись! Ты должна быть на моей стороне!
— Отпусти меня, Олег, — Валентина Петровна стряхнула его руку. — И запомни: я никому ничего не должна. Тем более такому… такому подлецу, как ты.
Олег уставился на мать, как на умалишённую:
— Ты с ума сошла? Я твой сын!
— К сожалению, — холодно обронила Валентина Петровна и шагнула в зал суда.
В суде Лизавета чувствовала себя словно во сне. Адвокаты говорили сухим, официальным языком о «совместно нажитом имуществе», «равных долях супругов», «правовых основаниях для раздела».
Олег устроился на скамье в зале суда, изредка поглядывая на часы. Он даже не пытался скрыть полуухмылку, словно выигрыш был у него в кармане. Периодически перешептывался со своим адвокатом, кивал на какие-то документы.
Лизавета ловила эти взгляды — самоуверенные, почти насмешливые. «Десять лет, — думала она. — Десять лет платежей, недосыпов, подработок — и вот теперь он просто заберет половину…»
Когда объявили выступление Валентины Петровны, в зале повисла тишина. Она поднялась — невысокая, прямая, в строгом темно-синем костюме. Не та заботливая бабушка, которая приносила пироги по воскресеньям, а совсем другой человек. Она поправила очки и заговорила — тихо, но так, что каждое слово было слышно:
— Я хочу заявить о своей доле в этой квартире. Тридцать процентов стоимости были оплачены мной.
Она достала из папки документы и протянула их судье:
— Вот банковские выписки, подтверждающие перевод средств на первоначальный взнос за квартиру, а здесь — заявление от моего сына с указанием целевого назначения этих денег.
Лизавета увидела, как меняется лицо Олега. Самоуверенность сменилась растерянностью, а потом паникой. Он судорожно зашептал что-то на ухо своему адвокату.
— Мама, ты чего творишь-то? — не выдержал Олег, вскакивая с места. — Это же наша квартира!
— Нет, Олежа, — возразила Валентина Петровна, поворачиваясь к сыну. — Это не твоя квартира. Это квартира, которую тащила на своём горбу Лизавета, пока ты менял работы, как перчатки. Я помогла вам её купить, но не для того, чтобы ты потом оставил семью без крыши над головой.
— Это был подарок! — заорал Олег, краснея от натуги. — Ты сама говорила.
— А на что я ещё могла надеяться? — парировала Валентина Петровна. — На то, что ты выкинешь такой фортель? Бросишь семью, как только появится возможность срубить денег? У нас в роду мужчины так не поступали никогда!
Судья призывал к порядку.
Когда все высказались, судья удалился на совещание.
Лизавета чувствовала, как колотится сердце. Ладони вспотели.
И наконец, судья вернулся в зал, все встали.
— Рассмотрев материалы дела и выслушав стороны… — судья монотонно зачитывал формулировки, от которых у Лизаветы звенело в ушах.
Наконец он дошел до главного:
— Суд признает долю Валентины Петровны в размере тридцати процентов от стоимости квартиры. Остальные семьдесят делятся между супругами поровну.
Лизавета не сразу поняла, что это значит. До неё доходило медленно… Тридцать процентов — свекрови, а им с Олегом — по тридцать пять. И главное — Олег не может заставить их продать квартиру. Она растерянно посмотрела на Валентину Петровну. Та лишь коротко кивнула.
— Вот здесь подпишите, — нотариус пододвинул бумаги.
Они сидели втроем — Лизавета, Алина и Валентина Петровна. Простой офис, запах кофе и бумаг. Алина нервно постукивала карандашом по столу.
— Ну вот и всё, — Валентина Петровна аккуратно сложила бумаги. Они сидели в офисе нотариуса, только что завершив процедуру дарения.
— Так это теперь моё? — недоверчиво спросила она, глядя на документ.
— Твоё, — кивнула бабушка, расписываясь. — Только пока тебе восемнадцать не исполнится, распоряжаться будет мама.
— Не знаю, как и благодарить вас, — пробормотала Лизавета, всё ещё не до конца веря в происходящее.
— Вот только не надо этих телячьих нежностей, — поморщилась Валентина Петровна. — Я просто исправляю то, что натворил мой сын. Недосмотрела в своё время, вот и пожинаю плоды.
Они чуть не столкнулись с Олегом в дверях — тот ввалился в квартиру без звонка. Выглядел он помятым и злым.
— Где мать? — бросил он, не глядя на бывшую жену.
— На кухне.
Он прошагал мимо Лизаветы, толкнув её плечом, и та услышала, как загремел его голос:
— Нам надо поговорить!
— Валяй, — сухо отозвалась Валентина Петровна.
— Да как ты можешь так со мной?! — заорал Олег, и Лизавета вздрогнула — никогда не слышала, чтобы он так разговаривал с матерью. — Ты моя мать или кто?! Почему ты предала меня?!
— Предала? — переспросила Валентина Петровна с таким спокойствием, что у Лизаветы мурашки побежали по коже. — Это ты о чём?
— Ты лишила меня моих денег!
— Я лишила тебя возможности выбросить на улицу твою дочь, — парировала мать. — Или ты забыл, что у тебя есть ребёнок?
— Да какие проблемы с этим ребёнком?! — взревел Олег. — Алине шестнадцать! Не пять! Она прекрасно проживёт и так!
— Где? — поинтересовалась Валентина Петровна. — В какой квартире? На какие деньги?
— У Лизки нормальная работа!
Лизавета застыла в дверях кухни:
— Конечно — я же пашу на полторы ставки, — процедила она. — А кормить и одевать Алину — на это тебе наплевать?
— Я буду платить алименты, — огрызнулся Олег.
— Да у тебя зарплата мизерная! — Лизавета не выдержала. — На твои алименты даже на неделю продуктов не купишь!
— Зато у Натальи Викторовны зарплата — огонь, да? — съязвила Валентина Петровна. — Твоя начальница хоть знает, что ты на ней жениться собрался?
Олег вдруг покраснел:
— Откуда ты…
— Не важно, — отрезала мать. — Важно, что ты больше не получишь ни копейки из стоимости этой квартиры. Ты её не заслужил. И дочь свою тоже не заслужил. Так что будь любезен — выметайся отсюда.
— Это ещё не конец! — пригрозил Олег, тыча пальцем в мать. — Я до самого верха дойду, до Верховного суда!
— Иди, — Валентина Петровна безмятежно пожала плечами. — С документами у меня всё в порядке. Так что можешь биться хоть об стену — ничего не изменится.
Когда Олег хлопнул дверью так Лизавета опустилась на стул:
— Он всегда таким был? — спросила она устало. — Или это я чего-то не разглядела?
Валентина Петровна с минуту молча смотрела перед собой.
— Он всегда был немного эгоистом, — нехотя призналась она. — Но чтобы вот так… Нет, такого я не ожидала. Прости меня, Лизавета. Я недоглядела.
— Да при чём тут вы? — махнула рукой Лизавета. — Каждый сам отвечает за свои поступки.
Они надолго замолчали. Две женщины с разных полюсов жизни, внезапно оказавшиеся союзницами.
— А вы знаете, что сказала мне вчера Алина? — улыбнулась Лизавета. — «Мам, а давай бабушка к нам переедет? Зачем ей одной в своей квартире куковать!»
— Вот ещё! — фыркнула Валентина Петровна, но в её глазах промелькнула искорка тепла. — Не хватало мне с вами в одной квартире толкаться! У меня своя жизнь, вообще-то.
— А вы приезжайте к нам, — предложила Лизавета. — На выходные. Алина пирог печь научилась, представляете?
— Надо же, — Валентина Петровна приподняла брови. — А она у нас, оказывается, с талантами что ли?!
— Есть в кого, — улыбнулась Лизавета, и, к её удивлению, свекровь улыбнулась в ответ.
