Родители Юли и Антона распределили наследство очень несправедливо: сыну оставили практически все, включая денежные накопления — солидные, к слову — а дочери досталась только старая, полуразрушенная дача в богом забытом поселке.
— Тебе зачем имущество? — серьезно спросил отец, когда Юля поинтересовалась причинами такой несправедливости. — Замуж выйдешь и к мужу переедешь.
— То есть вы с мамой заранее ставите меня в зависимое положение от будущего мужа?
Отец посмотрел на Юлю долгим, сердитым взглядом. По всей видимости, он не знал, что ответить, как объяснить свой поступок — не скажешь же прямо, мол, я тебя, доченька, недолюбливаю.
— Такова женская доля, — наконец сказал он. — Не хочешь зависеть, заработай. И вообще, продашь эту дачу и вложишь деньги… Скажи спасибо, что совсем без ничего тебя не оставили.
— Спасибо, — съязвила Юля и, гордо вскинув голову, вышла прочь.
Продолжать разговор она не хотела. Зачем? Все равно никакой справедливости не добьется и все лучшее, как обычно, опять достанется Антону. У них в семье так было принято. Так зачем колотиться, нервы себе мотать, ругаться, спорить? Если в детстве она еще горела тем, чтобы доказать родителям свою «нужность» и «хорошесть», то теперь — нет. Не видела смысла. Они сына всегда любили больше — просто за то, что он мальчик.
Правда, иногда детские обиды все-таки всплывали в душе, бередили ее, причиняли боль. Ну почему, почему она, родившись девочкой, стала своего рода неудачным проектом? Она ведь не выбирала! Да и можно разве любить человека за пол? Это даже звучало, как абсурд, но родители раз за разом показывали, что можно: Антон рос, окруженный вниманием и заботой, тогда как Юле доставались лишь жалкие крохи положенной ей по праву любви.
Антон хочет дорогущий самокат? Пожалуйста, сынок! Хочет поехать на элитный курорт на Новый Год? Конечно, сынок! Возжелал телефон за неимоверную, практически баснословную сумму? Без проблем! Нельзя же отказывать ребенку, это травмирует его психику! Самая лучшая школа, репетиторы, поездки, праздники, вещи — все доставалось Антону. Юле же даже одежду покупали в лучшем случае раз в год.
И ведь бедной их семью назвать было нельзя — жили в достатке, в своем двухэтажном доме, имели несколько машин и свой приносящий неплохой доход бизнес. Но, несмотря на это, одета в классе Юля была едва ли не хуже всех. Приходилось терпеть насмешки, подколы, однажды даже дошло до травли, остановить которую помогла Марина Михайловна, классная руководительница.
— Почему твои родители ничего не делают? — удивлялась она, глядя Юле прямо в глаза. — Неужели им все равно?
Юля кивнула и внезапно, сама того не желая, залилась слезами. Учительница пару секунд растерянно смотрела на нее, потом шагнула вперед и крепко обняла за шею.
— Все будет хорошо, — шепотом повторяла она, гладя ее по заплетенным в толстую косу волосам. — Все будет хорошо. Вот увидишь.
***
После школы Юля поступила в художественный вуз.
— Куда? — протянул Антон, когда она похвасталась своим успехом, и округлил глаза. — Ты что, малевакой собралась стать?
— Не малевакой, а художницей, — спокойно поправила его Юля. — Известной причем.
Брат смеялся так, что аж покраснел. Заходился, хлопал себя по коленям. На лбу вздулись, пульсируя, две синие венки.
— Куда тебе! Художницей! У тебя руки-то из того места растут? А? Ты же даже линию ровную начертить не сможешь!
Юля смотрела на него, скрестив на груди руки и усмехаясь одним уголком губ. Она всеми силами старалась сохранять спокойствие, хотя внутри все клокотало и кипело от праведного гнева.
— А ты? Сможешь?
Антон смерил ее высокомерным взглядом.
— Я могу все, что угодно. Я, в отличие от тебя, умный и талантливый.
Он говорил это совершенно серьезно, искренне веря в собственные слова — ведь именно таким он себя и видел. Ему с пеленок внушали, что он самый красивый, самый непревзойденный, самый неотразимый, не чета дурной сестре-квазимодо, которая только и может, что книжки свои читать. Как он мог думать-рассуждать иначе?
Юля вытащила из сумки тетрадь и ручку, протянула брату.
— Ну-ка, нарисуй сферу, раз все можешь. Только правильно, с тенями, полутенями, бликами, рефлексом…
— Да иди ты, — фыркнул Антон и презрительно отвернулся. — Сама малюй свои сферы, у меня есть дела поинтереснее.
— Не можешь, — заключила Юля и с ухмылкой спрятала тетрадь обратно в сумку. — Так и не позорился бы!
Антон не ответил. Гордо вышел из комнаты, хлопнув дверью, а за ужином об их споре вдруг заговорила мама. Точнее, отчитала Юлю, высказала свое недовольство: мол, разве можно так с родным братом?
— Следи за собой, пожалуйста, — сухо закончила она. — Будь повежливее. Сколько можно тебя учить. Уже и на людях за тебя стыдно.
— За что? — разозлилась Юля, вскинула голову, сверкая глазами. — За что стыдно?!
— За твое хамство! За твою тупость! Невоспитанность! Грубость! Сколько тебе не толкуем, как себя вести нужно, ты ничего, ровным счетом ничего не понимаешь! Как об стенку!
Юля гневно выдохнула, снова набрала воздуха в легкие, чтобы вот прямо сейчас сказать родителям все, что думает — а думает она ого-го, как много! — открыла было рот, но… осеклась. Промолчала. Антон смотрел на нее с победной улыбкой, снисходительно кривя губы и вертя в пальцах сверкающую, точно рапира, вилку.
Наверное, именно в тот момент Юля окончательно поняла: лучше с ними не спорить, а просто идти своим путем. Она — не часть этой семьи, скорее, случайный человек, по недоразумению кем-то вписанный в графу «дети».
***
После смерти родителей Юля продала дачу, а вырученные деньги положила в банк под проценты. С Антоном они не общались — тот сам изъявил такое желание, зачем-то добавив, что сестры у него никогда не было. Юля только пожала плечами. Ей уже давно не было ни обидно, ни больно от таких слов. Ну да, они чужие друг другу — по крайней мере, духовно уж точно.
Семейный бизнес прогорел через два года после того, как попал Антону в руки. Юля узнала об этом случайно, из новостей в интернете. Удивилась: как это он умудрился просуществовать так долго? Она-то думала, что брат профукает все уже в первые полгода. Молодец! Долго держался на плаву!
Следом он промотал все недвижимое имущество, которое ему досталось. Все до последнего: даже скромную «однушку» на окраине — и ту проиграл. Или продал. Юля точно не знала. Однозначно было только то, что Антон остался ни с чем — чего и следовало ожидать.
В тот день, когда он объявился, Юля активно готовилась к выставке, в которой должна была принимать участие. Нет, она, конечно, знала, что рано или поздно он придет, но не думала, что так скоро. Изумилась, увидав его на пороге, вскинула брови: мол, что тебе надо? Зачем пришел?
— Слушай, у меня проблемы, — переминаясь с ноги на ногу, промямлил Антон. — Поможешь?
Он то краснел, то бледнел, судорожно сцепил замком пальцы — ему явно было некомфортно просить. Не привык. Юля покачала головой.
— Нет, я тебе помочь не могу, я сама не богатая. Откуда деньги?
Антон помолчал.
— Давай без этого, хорошо? Я знаю, что у тебя и выставки свои, и картины ты продаешь…
— Ну да, — кивнула Юля. — Только тебя это как касается? Ты же сам говорил, что тебе за такую, как я, сестру стыдно.
— Ага. — Антон просверлил ее взглядом. — Только как бы то ни было, мы родственники. Должны помогать друг другу!
— Не должны! — фыркнула Юля и закрыла дверь.
Она действительно не хотела говорить с Антоном. Он начал тарабанить — судя по всему, ногами — гневно выкрикивал, что ненавидит ее, что она мерзкая, что ничего в этой жизни не достойна. Юля сжалась в комочек в темной прихожей, по лицу ее текли слезы.
— Ты же не Фрида Кало*! — бушевал в подъезде Антон. — Что ты из себя звезду от мира живописи корчишь! Проще будь!
Юля кое-как поднялась на ноги, дрожащими пальцами вытерла горячие слезы.
— Убирайся вон, — решительно выкрикнула она. — Если я тебя еще раз тут увижу, вызову полицию!
Этой угрозы Антон испугался — ушел. Правда, спустя пару недель вернулся. Нетрезвый, колотил по двери какой-то дубиной, ругался сквозь зубы, обвинял Юлю в смерти родителей и в том, что у него ничего не осталось. Снова и снова шипел какие-то проклятия. Обещал, что «никогда в покое не оставит».
Почему-то Юлю его угрозы ничуть не пугали — наверное, потому, что она знала настоящую сущность брата. А сущность эта была весьма трусливой и мелочной. Не сделает он ничего, побоится последствий.
Она ошибалась.
Каким-то образом Антон сумел проникнуть в ее квартиру-мастерскую. Испортил все картины, законченные и незаконченные — изрезал ножом полотна, разлил краски, переломал дорогие кисти и перебил фаянсовые палитры. Юля долго стояла среди устроенного им хаоса, отказываясь верить своим глазам. Господи! Сколько трудов, денег, времени она вложила в то, что брат просто безжалостно искромсал на части! Кто теперь ей все вернет, возместит хотя бы малую часть?
И главное: с чем ей теперь идти на выставку?..
Кое-как придя в себя, она набрала номер своего возлюбленного.
— Саш, у нас проблемы… Приезжай.
Он приехал через полчаса. Встревоженный донельзя, с порога кинулся к Юле.
— Что случилось? Что-то серьезное?
— Да. Мой брат… в общем, он испортил все картины. Посмотри.
Она жестом указала на хаос за своей спиной, отступила в сторону. И вдруг из глаз сами хлынули горячие слезы. Саша обвел мастерскую взглядом, сунул руки в карманы, прочистил горло. Пробормотал едва слышно:
— Да уж…
И сгреб Юлю в объятия.
— Как мы будем выкручиваться? — всхлипывала она. — Выставка через неделю! Я не успею восстановить все! Вот же гад какой, а!..
— Ничего, что-нибудь придумаем, — уверенно сказал Саша. — В крайнем случае порезанные холсты принесем. Мало ли какая у тебя была задумка.
Юля прижалась мокрой щекой к его плечу.
С Сашей они встречались уже больше года, но о свадьбе пока не думали, хотели попрочнее встать на ноги. Познакомились в выставочной галерее, куда Юля в первый раз принесла свою работу. Стояла у кабинета организатора, несмело переминаясь с ноги на ногу и никак не решаясь постучать, преувеличенно внимательно разглядывала золотые буквы с завитками на табличке. Внутри мелко дрожал страх. Возьмут? А если нет? Что тогда?
— Девушка, вам помочь? — раздался за спиной голос.
Юля резко обернулась. Перед ней стоял высокий мужчина с правильными, плакатно-красивыми чертами лица. Будто с фотографии из журнала сошел! Неужели такие и в жизни встречаются? А Юля всю жизнь думала, что это сплошной фотошоп!
— Нет… то есть… да… — смущенно забормотала она.
Мужчина кивком указал на дверь.
— Вы сюда? — посмотрел на свернутый холст в ее руках, понимающе кивнул: — Вы художник? Хотите на выставку?
— Художница, — машинально поправила его Юля.
— Простите, — засмеялся он и протянул ей руку: — Я Александр. Организатор.
Потом он говорил, что она понравилась ему сразу, с первого взгляда. Юля не верила, шутливо отмахивалась, хихикала: мол, что с ней могло сразу понравиться? Нерешительное блеянье?
— Глаза, — серьезно отвечал Саша. — Очень они у тебя глубокие. Редко такие встретишь. С глубиной.
Юлино сердце таяло от его слов, точно мороженое в микроволновке. Никогда прежде она не влюблялась, а тут будто с головой накрыло, затянуло в бурный водоворот, в кипящую огненную лаву. И ей нравилось это чувство, она упивалась им, наслаждалась каждой его каплей — и больше всего боялась, что однажды Саша ее разлюбит.
***
Антон не постеснялся прийти на выставку. С видом триумфатора бродил между безнадежно испорченных им картин, ухмылялся, искал взглядом Юлю — видимо, чтобы сказать какую-нибудь очередную гадость.
Первым его увидел Саша. Подошел, взял за плечо, отвел в сторону. Юля не слышала, о чем они говорили, но заметила, как внезапно побледнел брат — словно от сильного испуга. Саша стоял к ней спиной, и видеть его лицо она не могла, но почему-то думала, что он хмурится. Представила его голос с ноткой стали, которая всегда появлялась, когда он злился, и улыбнулась самой себе. Может быть, он поставит, наконец, Антона на место? А то ведь распоясался так, что берегов не видит!
Она не хотела вмешиваться, просто стояла в стороне у высокого одноногого столика, вдыхала аромат кофе из маленькой фарфоровой чашечки. Немногочисленные посетители медленно ходили вдоль развешенных по стенам картин, тихо обсуждали что-то между собой, склоняя друг к другу головы.
Выставку они с Сашей так и назвали: «Испорченная». Пришлось, конечно, срочно переделывать анонсы, пригласительные, писать новые посты в соцсетях. Но получилось очень даже хорошо. Юля была рада: они ведь умудрились ничего не сорвать, не провалить. Вырулили.
— Что ты ему сказал? — спросила, когда Саша вернулся к ней.
Антон будто растворился сразу после разговора, Юля даже не успела заметить, как он ушел. Вот всегда бы так!
— Я? — усмехнулся Саша, блеснув глазами. — Предложил на выбор место последнего пристанища: хвойный лес или дубраву. Ему ничего не понравилось, предпочел убежать.
Юля некоторое время молча смотрела на него, потом засмеялась.
— Ты что, серьезно? Саш! Ты же не головорез какой-то!
— Думаешь, на него бы подействовало что-то другое? Уговоры, увещевания? Призывы к разуму? — покачал головой: — Не думаю.
В его взгляде плясали бесята, искрился веселый, задорный смех. Уголки губ подрагивали. Юля зажала рот ладонью, захихикала.
— А если серьезно, — уже без улыбки продолжил Саша, — то за срыв выставки он обязан заплатить. Хотя бы деньгами. И я ему об этом сказал. У нас тут не детский сад. Скольких людей он подставил своим дурацким поступком? Не только ведь тебя одну.
Юля задумчиво кивнула.
— Да… Только денег у него нет.
— Это было ясно с самого начала, — Саша поморщился, махнул рукой: — Все, не хочу больше об этом. У меня есть другая тема для разговора.
Юля повернулась к нему, взяла чашечку, сделала маленький глоток. По языку разлился приятный, терпкий вкус кофе.
— Какая же?
— Ты выйдешь за меня замуж?
Юля подумала, что ослышалась, вопросительно глянула на него. Саша кивнул, полез во внутренний карман пиджака и извлек маленькую синюю коробочку. Откинул крышку. На белой шелковой подушечке лежало золотое кольцо.
— Просто я вижу, что тебе нужна защита, что тебе одной тяжело. И брат от тебя не отстанет. Так что скажешь?
Юля растерянно смотрела то на него, то на кольцо. Она была искренне удивлена, не знала, что ответить: они ведь договаривались, что никакой свадьбы не будет, пока их финансовое положение не упрочится.
— Ну, наверное, я скажу «да», — нерешительно ответила она. — Только…
Саша приложил палец к губам.
— Тс-с-с. Никаких «только», — он привлек ее к себе, нежно поцеловал в висок. — Давно надо было это сделать. Я боюсь тебя потерять, художница ты моя.
— Я ведь не Фрида Кало, — почему-то вспомнила Юля слова Антона. — Так, малевака.
— Ты лучше Фриды Кало, — уверенно ответил Саша. — Просто ты еще в самом начале своего пути.
И Юля верила ему. Верила безоговорочно. Потому что любила его — наверное, только его во всем мире.
