Я сижу за столом у свекрови и размешиваю сахар в остывшем чае. Ложечка тихонько позвякивает о фарфор, но мне кажется, что этот звук отдаётся в висках как удары молота. Каждое воскресенье мы приходим сюда на ужин — традиция, от которой у меня уже началась изжога.
Мой муж Павел старательно изучает салат, словно в замысловатой композиции из майонеза и варёной моркови скрыт какой-то глубокий смысл. Наша трёхлетняя Машка, сидящая между нами, увлечённо размазывает пюре по тарелке, создавая причудливые узоры.
— Машенька, не играй с едой, — говорю я, чувствуя, как внутри всё клокочет от злости. Вчера этот… этот человек, которого я по инерции называю мужем, огорошил меня новостью — он улетает на Бали. Один. Без нас. Просто взял и решил за всех.
А началось всё накануне, когда я укладывала Машку спать. Павел зашел — я сразу насторожилась — этот его особый, деловой тон…
— Лен, ну пойми, — начал он, присаживаясь на краешек кроватки, — мне нужна перезагрузка. Ты же видишь, как я устаю…
— От чего перезагрузка? — я едва не выронила детскую пижаму. — От того, что ты приходишь с работы, плюхаешься на диван и смотришь футбол, пока я готовлю, убираю и укладываю ребёнка? Или от того, что по выходным ты играешь в приставку, пока мы с дочерью гуляем?
— Ты несправедлива! — он вскочил, разбудив задремавшую было Машку. — У меня ответственная работа, постоянный стресс, совещания…
— А у меня что? — я почувствовала, как от обиды перехватывает горло. — Курорт? Я три года живу в режиме «подъём в шесть утра, спать в час ночи», и ничего — не жалуюсь! Я тоже устаю, представь себе!
— Мамааааа, — сонно пробормотала Машка, и я прикусила язык. Только истерики при ребёнке не хватало.
И вот теперь эта новость обсуждается за воскресным ужином, и свекровь, конечно, тут как тут — готова защищать своё сокровище любой ценой. Татьяна Сергеевна восседает во главе стола, как королева на троне, и я уже знаю, что сейчас начнётся…
— Леночка, — начинает она тоном опытного психотерапевта, промокнув губы салфеткой, — ты должна понять: мужчине нужен отдых – он же кормилец, добытчик. На нём вся ответственность. Он работает-ему и отдыхать.
— А я кто? — я отодвигаю тарелку, чувствуя, как еда встаёт поперёк горла. — Прислуга? Или так, приложение к плите и стиральной машине? Может, меня в паспорте нужно записать как бытовую технику?
— Что ты такое говоришь! — всплескивает руками свекровь. — Ты мать! Это святое! Твой долг…
— Мой долг? — я уже не сдерживаю сарказм. — А его долг где? В баре на пляже с коктейлем в руке?
— Ты обязана терпеть! — резко заявляет свекровь, её голос становится жёстким. — Ты же жена! У нормальных женщин и мыслей таких не бывает – разрушать семью из-за ерунды!
— Паша работает! — свекровь заметно краснеет, повышая голос. — Он вас обеспечивает! А ты… ты даже не представляешь, как тебе повезло! Другие мужья пьют, гуляют, а мой Пашенька…
— Ваш Пашенька просто бросает семью на две недели ради развлечений! — перебиваю я. — И это, по-вашему, нормально?
— Не преувеличивай! — фыркает Татьяна Сергеевна, нервно поправляя идеально уложенную причёску. — Подумаешь, съездит отдохнёт. Он это заслужил! А то я не знаю, как вы тут без него справляетесь. Небось, одни макароны будете есть? Готовить-то ты никогда особо не умела…
— В отличие от вашего Пашеньки, я умею готовить не только яичницу, — парирую я, вспоминая, как муж однажды чуть не спалил кухню, пытаясь разогреть суп.
— Ох, посмотрим-посмотрим, — свекровь качает головой с видом профессора, предрекающего провал нерадивому студенту. — Как бы вы тут с голоду не опухли. Машеньке нужно нормально питаться, она и так худенькая… Вон, бледненькая какая…
— Это потому что она болела неделю назад, и вы прекрасно об этом знаете!
— Мама, — наконец встревает Павел, до этого усердно поедая салат, — я им денег оставлю…
— Не надо! — обрываю я мужа. — Без твоих денег обойдёмся.
— Да что ты себе позволяешь? — вскипает свекровь. — Если б не мой Паша, ты бы до сих пор по съёмным квартирам скиталась! Кто ты вообще такая? Переводчица недоучившаяся! А он тебя человеком сделал! В люди вывел! Он все для вас!
— Для нас? — я встаю из-за стола, чувствуя, как дрожат руки. — Странный способ заботы о семье — сбежать на другой конец света, оставив жену и ребёнка. — Пойдём, Машенька. Нам здесь делать нечего.
— Вот! — свекровь победно смотрит на сына. — Видишь, как она себя ведёт? Ни уважения, ни благодарности! А ты всё терпишь, бедный мальчик мой…
Но я уже одеваю дочь, стараясь не слышать этот желчный монолог. Внутри всё кипит, но я не доставлю им удовольствия видеть мои слёзы.
— Никуда он не сбегает! — Татьяна Сергеевна багровеет, как свёкла. — Имеет право человек отдохнуть! А ты только и делаешь, что упрёками его изводишь. Не ценишь ты его, вот что я скажу! Не ценишь! А он-то, бедный, пашет как проклятый…
— Мамочка, а кушать? — вдруг говорит Машка, и я замечаю, что она почти ничего не съела, напуганная нашими криками.
— Солнышко, дома доедим. У нас есть вкусный суп с фрикадельками.
— Какой ещё суп? — встревает свекровь. — Оставайтесь, я сейчас котлетки разогрею…
— Спасибо, мы пойдём, — твёрдо говорю я, помогая дочери одеться.
— Лена, ты куда? — недоумевает муж, наконец-то оторвавшись от своей тарелки. — Мы же только пришли…
— Общайся с мамой, — бросаю я через плечо, застёгивая на Машке курточку. — Тебе полезно. Перед Бали-то.
Домой едем на трамвае. Машка прижимается к моему боку и рассказывает про рыжего котёнка в садике, а я думаю о том, как же всё изменилось за три года. Куда делась та влюблённая девчонка, которая верила в сказки о вечной любви? Которая смотрела на Павла влюблёнными глазами и считала, что нет никого умнее и благороднее? Теперь передо мной другой человек — эгоистичный, избалованный маменькин сынок, который считает, что весь мир крутится вокруг него.
Неделя пролетает как в тумане.
В день отъезда он вдруг говорит:
— Лен, собери мне вещи, а? Ты же лучше знаешь, что нужно…
Я смотрю на него как на умалишённого:
— Серьёзно? Может тебе ещё и чемодан до такси донести? Или на пляже зонтик подержать?
— Сам справлюсь, — бурчит он обиженно, как маленький мальчик, которому не купили игрушку.
Павел собирает чемодан, а я наблюдаю за его сборами с каким-то отстранённым спокойствием.
Он уезжает вечером, не оставив денег — видимо, все же решил, что мы с дочкой будем пухнуть с голоду. Но он не знает, что последние полгода я беру заказы на переводы. Пока Машка в саду, я работаю. Не золотые горы, но на жизнь хватает. Три месяца онлайн-курсов и бессонных ночей не прошли даром.
К моему удивлению, без Павла дома становится… ЛЕГЧЕ. Мы с Машкой живём в своём ритме: завтракаем, когда хотим, а не в шесть утра «потому что папе на работу». Смотрим мультики, не слушая комментарии «опять эту ерунду включили».
Гуляем после садика, и никто не торопит нас домой, потому что «устал и хочет есть». Готовим то, что нам нравится, а не то, что «положено готовить правильной жене».
В субботу на пороге появляется свекровь — инспекция прибыла.
— Боже мой! — она картинно прижимает руку к груди, оглядывая квартиру. — Как вы тут живёте? Машенька, деточка, кушать не хочешь? Бабушка пирожков принесла… Я так и знала, что вы тут голодаете.
— Мы только позавтракали, — отвечаю я спокойно, хотя внутри всё кипит. — Присаживайтесь, Татьяна Сергеевна. Чаю?
Свекровь подозрительно принюхивается, будто ожидая учуять запах подгоревшего теста:
— А это чем так пахнет?
— Булочки пеку. По маминому рецепту.
— Надо же, — хмыкает она, присаживаясь за стол. — А я думала, ты только в интернете сидишь целыми днями. Паша говорил, ты всё время в телефоне.
— Представьте себе, я умею делать несколько дел одновременно. И в телефоне я работаю, а не сижу.
— Работаешь? — её брови взлетают вверх. — Как это работаешь?
— Перевожу тексты. Удалённо.
— И… и сколько ты зарабатываешь? — В её голосе слышится плохо скрываемое беспокойство. — Неужели этого хватает? Может, вам помочь? Паша просил присмотреть за вами… Может вам денег дать?
— Достаточно, — улыбаюсь я. — На еду точно хватает. И на игрушки Машке тоже.
— Ох, Леночка, — вздыхает свекровь, разглядывая безупречно чистую кухню. — Как же вы без Паши-то? Он мне звонил вчера, так переживает… Говорит, ты даже трубку не берёшь.
— Да что вы говорите? — я едва сдерживаю смех. — А я думала, он там от ответственности отдыхает. От стресса восстанавливается.
— Не язви! — она строго качает головой. — Он же отец, кормилец. У него ответственность.
— Ответственность? — я достаю из духовки ароматные булочки. — И как же эта ответственность проявляется? В том, что он укатил на Бали, оставив нас без денег?
— Что значит без денег? — свекровь привстаёт со стула. — Он же должен был…
— Должен был — не значит сделал, — перебиваю я. — Но ничего, справляемся. Я же говорю — работаю.
— И много… много ты так зарабатываешь? — В её голосе появляются заискивающие нотки.
— Больше, чем вы думаете, Татьяна Сергеевна. И знаете что? Я даже на курсы записалась — в итернете. Представляете, какой ужас? Жена вашего сына развивается, учится новому…
— Лена! — свекровь в ужасе прижимает руки к щекам. — Ты что же, совсем от рук отбилась? Какие курсы? Тебе о дочери думать надо! О муже! А ты…
— А я что? — спокойно интересуюсь я, разливая чай. — Работаю, воспитываю ребёнка, веду хозяйство. Всё как обычно, Татьяна Сергеевна. Только теперь ещё и учусь. Кстати, Машуль, покажи бабушке, как ты считать научилась!
Машка радостно выбегает из своей комнаты, где играла с куклами, и начинает считать:
— Один, два, три…
— Господи! — всплёскивает руками свекровь. — Такая маленькая, а ты её уже грузишь! Дай ребёнку детство пожить!
— Это не я, — улыбаюсь я. — Это она сама. В садике научилась, представляете? Там, оказывается, не только в игрушки играют.
Свекровь смотрит на меня так, будто я только что призналась в государственной измене. Машка тем временем добирается до десяти и получает от меня заслуженную булочку.
— Между прочим, — продолжает Татьяна Сергеевна, — Паша говорил, что хочет машину купить. А ты его пилишь…
— Правда? — я изображаю удивление. — А мне он говорил, что все деньги уходят на ипотеку и содержание семьи. Интересно, откуда тогда взялись средства на Бали?
Свекровь давится чаем и закашливается.
— Ты… ты не понимаешь! Он устал, ему нужно восстановиться…
— А мне не нужно? — я сажаю Машку себе на колени. — Или я не человек? Железная, да?
Вечером, когда Машка уже спит, крепко обняв любимого плюшевого зайца, я звоню родителям. Рассказываю всё как есть — про Бали, про свекровь, про работу. Про то, как устала быть вечно виноватой, вечно недостаточно хорошей женой и матерью.
— Доченька, — говорит мама после паузы, — а приезжайте к нам? Воздухом подышите, отдохнёте. Папа теплицу новую поставил, огурчики свои уже едим. И козочка у нас появилась — Машеньке понравится.
И я решаюсь. В конце концов, почему бы и нет? Раз уж муж решил, что можно отдыхать поодиночке, мы с дочкой тоже имеем право на свой отпуск. Пусть не на Бали, зато с людьми, которые действительно нас любят.
На следующий день собираю вещи, предупреждаю садик об отъезде. В автобусе Машка быстро засыпает у меня на коленях, а я смотрю в окно на проплывающие мимо деревья и думаю о том, что иногда нужно просто взять и всё изменить. Выйти из замкнутого круга бесконечных уступок и самопожертвования. И неважно, что будет дальше — главное, что мы с дочкой будем вместе.
