Ключ в замке провернулся с трудом, упираясь во что-то изнутри. У Елены ёкнуло сердце. Месяц она провела у постели больного отца в другом городе, и теперь, стоя на пороге своего дома, она чувствовала и радость возвращения, и смутную тревогу. Наконец, дверь поддалась.
Первое, что ударило в нос – запах. Не её, родной, с нотками ванили и кофе, а чужой, резкий, пахнущий лаком для волос и валокордином. В её прихожей стояли чужие тапочки. Из гостиной доносился звук работающего телевизора.
Кто здесь? – растерянно спросила она в пустоту.
Из комнаты выплыла её свекровь, Раиса Андреевна. В её, Еленином, любимом халате.
А, Леночка, ты уже вернулась? – спросила она таким тоном, будто Елена была не хозяйкой, а внезапно нагрянувшей дальней родственницей. – А мы тут с Игорем решили, что я пока у вас поживу. У меня в квартире трубу прорвало, ремонт затеяли.
Елена ошеломлённо смотрела на неё, потом на свой халат, на чужие тапочки. Её дом, её крепость, которую она унаследовала от любимой тёти, за месяц её отсутствия был оккупирован.
Вечером пришёл муж, Игорь. Он избегал смотреть ей в глаза, мямлил что-то про мамину аварию, про то, что это «всего на пару дней, пока сантехники всё сделают». Елена, смертельно уставшая, не стала скандалить. Она просто хотела в свою постель, в свой душ. Но даже там её ждал сюрприз – на полке стояли чужие шампуни и кремы.
«Пара дней» превратилась в неделю. Потом в две. Никакие сантехники у Раисы Андреевны, конечно, не появлялись. Зато она сама развила бурную деятельность. Сначала она переставила мебель в гостиной, заявив, что так «больше света». Потом раскритиковала Еленины шторы и повесила свои – тюлевые, с удушающими розочками.
Елена чувствовала, как сжимается кольцо. Её выживали из её же дома. Тихо, методично, с вежливой улыбкой. Она пыталась говорить с Игорем.
Игорь, твоя мама собирается уезжать? Это моя квартира, я не могу так больше.
Лен, ну потерпи, – вздыхал он. – Куда она пойдёт? Не выгонять же родную мать.
Он панически боялся материнского гнева. И этот страх был сильнее любви к жене, сильнее чувства справедливости. Он выбрал позицию страуса – спрятал голову в песок, надеясь, что всё как-то само рассосётся.
Апогеем стал день, когда Елена, вернувшись с работы, застала в гостиной свекровь и трёх её подруг. Они пили чай с её любимыми чашками, ели торт с её парадного блюда.
Ой, а вот и Леночка наша, жена Игоря, – представила её Раиса Андреевна гостям со снисходительной улыбкой, от которой у Елены потемнело в глазах. – Проходи, дочка, не стесняйся. Сделай нам ещё чаю.
В этот момент Елена почувствовала себя не просто посторонней. Она почувствовала себя прислугой. Вечером, когда гости ушли, её прорвало.
Ты отдал МОЮ квартиру свекрови?! – закричала она на мужа, который как ни в чём не бывало смотрел футбол. – Она уже гостей приводит, а я — посторонняя в своём же доме?!
Игорь поморщился.
Лен, ну не начинай, люди же в доме были. Неудобно.
«Неудобно». Это слово стало последней каплей. Ему было неудобно перед чужими людьми, но не перед ней. Он не видел её унижения. Или не хотел видеть.
И тогда Елена поняла. Уговоры бесполезны. Слёзы бессильны. Её муж – не защитник. Он – соучастник. И если она сама себя не спасёт, её просто раздавят.
На следующий день она действовала. Спокойно, холодно, без единой слезинки. Вечером она вернулась домой чуть раньше обычного. В гостиной снова сидела свекровь и смотрела сериал.
Елена не стала с ней разговаривать. Она молча прошла к телефону. Её пальцы не дрожали. Она набрала три цифры.
Алло, полиция? – её голос звучал ровно и отчётливо. Раиса Андреевна убавила звук телевизора и с любопытством посмотрела на неё. – Здравствуйте. Я хотела бы заявить о незаконном проникновении в мою частную собственность.
Свекровь замерла.
Да, я собственник. Соколова Елена Викторовна. Адрес…
Игорь, услышав это, выскочил из кухни. Его лицо было белым.
Лена, ты что делаешь?! Положи трубку!
В данный момент в моей квартире находится посторонний человек, гражданка Соколова Раиса Андреевна, – продолжала Елена в трубку, глядя мужу прямо в глаза. – Она отказывается покидать помещение.
Ты с ума сошла! Это же моя мать! – зашипел Игорь.
Я? – она прикрыла трубку ладонью и посмотрела на него ледяным взглядом. – Я возвращаю себе свой дом. У твоей матери есть ровно пять минут, чтобы собрать свои вещи и уйти добровольно. После этого я буду разговаривать только с нарядом полиции, который уже выехал.
Раиса Андреевна вскочила. Её лицо исказилось от ярости и страха. Одно дело – тиранить безропотную невестку. Другое – публичный скандал с полицией, участковым, соседями. Она поняла, что Елена не шутит.
Ах ты, змея! – прошипела она, бросаясь в комнату и сгребая свои вещи в сумку. – Пригрела на груди…
Через пять минут она, проклиная Елену, Игоря и весь свет, вылетела из квартиры. Дверь за ней хлопнула.
Игорь остался стоять посреди комнаты, раздавленный и растерянный.
Лена… прости… я…
Поздно, Игорь, – остановила она его. Она была абсолютно спокойна. Она молча подошла к шкафу, достала его дорожную сумку и положила на диван. – Ты предал меня. Ты предал наш дом. Ты сделал свой выбор, когда отдал ей ключи. Теперь иди. Живи с ней.
Он смотрел на неё, как на незнакомку. В её глазах больше не было ни любви, ни боли. Только сталь. Он понял, что потерял её. Окончательно. Из-за своей трусости. Он молча взял сумку и вышел.
Оставшись одна, Елена медленно опустилась на диван. Она обвела взглядом свою тихую, опустевшую квартиру. Свою крепость. И только тогда заплакала. Но это были слёзы не горя. Это были слёзы освобождения. Она вернула себе свой дом. А вместе с ним – и себя. И уже завтра она первым делом поменяет замки.
