— Алексей Иванович, вы же разумный человек! Зачем вам этот старый дом? Переезжайте к нам в город, — Владимир раздраженно постучал пальцами по столу. — Квартира трехкомнатная, места всем хватит.
— Вот именно, сынок. Разумный, — Алексей Иванович усмехнулся, глядя на взъерошенного сына. — Потому и остаюсь здесь. А ты лучше расскажи, как внуки?
— Пап, давай без этого, — поморщился Владимир. — Ты же знаешь, у них сейчас важный период. Репетиторы, подготовка к поступлению…
— Конечно-конечно, — кивнул Алексей Иванович. — Куда уж деду с его отсталыми взглядами.
Владимир приезжал раз в три месяца с одним и тем же разговором. Как будто по расписанию — электричка московская в 10:45, такси до дома, час нравоучений, и обратно в свою успешную столичную жизнь.
— Ты опять за старое, — в голосе сына появились нотки раздражения. — Я же о тебе беспокоюсь. Тебе 62 года, ты один. Мало ли что случится?
Алексей Иванович встал из-за стола, подошел к окну. За стеклом качались ветви старой яблони, той самой, что они с покойной женой посадили тридцать лет назад.
— Знаешь, Володя, вот ты всё «случится» да «случится». А я тебе так скажу — самое страшное уже случилось. Мать твоя ушла. А с остальным я справлюсь.
Повисла тяжелая пауза. Владимир никогда не знал, что ответить, когда отец вспоминал маму.
— Ладно, мне пора, — сын встал, одернул дорогой пиджак. — Ты хоть телефон заряжай, а то не дозвонишься до тебя.
— Не переживай, — Алексей Иванович похлопал сына по плечу. — Я еще всех вас переживу.
Когда за Владимиром закрылась дверь, старик тяжело опустился в кресло. В последнее время эти визиты выматывали все больше. Каждый раз приходилось доказывать свое право жить так, как хочется. Словно он не отец взрослого сына, а капризный подросток.
Утро следующего дня выдалось промозглым. Сентябрьский туман стелился над землей, но Алексей Иванович, как обычно, собрался на рыбалку. Эта привычка осталась еще с тех времен, когда они с Сергеем Петровичем, соседом и старым другом, работали на заводе во вторую смену.
— Опять на свой секретный объект? — донесся знакомый голос, когда он проходил мимо соседского дома.
— А ты все подглядываешь, Петрович? — усмехнулся Алексей Иванович.
— Да куда там, глаза уже не те, — сосед вышел за калитку. — Слышал, Владимир приезжал?
— Было дело.
— И как, уговорил на переезд?
— Сам знаешь — еще чего. Пусть сначала научится с отцом разговаривать, а не нотации читать.
Они помолчали. За тридцать лет соседства научились понимать друг друга без лишних слов.
— Ты это, осторожнее там, — вдруг сказал Сергей Петрович. — Вчера участковый заходил, говорит, объявились какие-то непонятные личности в районе старой фабрики.
— Да брось ты, кому я там нужен, — отмахнулся Алексей Иванович и зашагал к реке.
Его любимое место находилось чуть в стороне от популярных рыбацких точек. Здесь, в излучине реки, где старая фабрика бросала тень на воду, всегда было тихо и спокойно.
Но в это утро привычная тишина была нарушена. Сначала он услышал какой-то звук — не то всхлип, не то писк. Алексей Иванович замер, прислушиваясь. Звук повторился, теперь отчетливее.
В зарослях ивняка что-то шевельнулось. Он осторожно раздвинул ветки и застыл от неожиданности. В старой переноске, прикрытой какой-то тряпкой, лежал младенец.
— Господи, — только и смог выдохнуть Алексей Иванович.
Ребенок был совсем крошечный, красный от плача. Рядом валялась почти пустая бутылочка со смесью.
В голове пронеслась тысяча мыслей: кто мог оставить здесь ребенка? Почему именно в этом месте? Что теперь делать?
Руки действовали быстрее, чем успевала соображать голова. Он уже набирал номер участкового, когда малыш снова заплакал.
— Тихо-тихо, — пробормотал Алексей Иванович, неловко беря переноску. — Сейчас разберемся.
День перевернулся с ног на голову. Приехала полиция, скорая, какие-то люди из опеки. Вопросы, протоколы, предположения. А он все смотрел на это крошечное существо, которое так неожиданно появилось в его жизни.
— Значит так, Алексей Иванович, — сказала женщина из опеки, строгая и деловая. — Ребенка мы забираем в больницу на обследование. Потом решим вопрос с размещением в Дом малютки.
Что-то екнуло в груди от этих слов. Он вспомнил, как тридцать лет назад точно такая же чиновница говорила им с женой про «размещение» их Маринки в интернат. Тогда они отказались наотрез, хотя времена были тяжелые.
— А если… — он сам удивился своему голосу, — если я хочу временно взять ребенка под опеку? Пока ищут родителей?
Женщина удивленно подняла брови:
— Вы это серьезно? В вашем возрасте? Один?
— А что не так с моим возрастом? — вдруг разозлился он. — Я еще покрепче многих молодых буду. И дом свой есть, и пенсия нормальная. Да и опыт воспитания имеется — двоих детей вырастил.
Разговор затянулся до вечера. Пришлось звонить дочери Марине — она работала в школе и могла поручиться за отца. Потом еще куча бумаг, справок, обещаний.
Когда все наконец разъехались, оставив его с подробными инструкциями и необходимыми на первое время вещами для ребенка, Алексей Иванович сел в кресло и только тогда почувствовал, как устал.
— И что ты наделал, старый дурак? — спросил он сам себя вслух.
Малыш в переноске заворочался и открыл глаза — удивительно ясные, внимательные.
Что-то знакомое мелькнуло в этом взгляде. Что-то такое, от чего защемило сердце.
Следующие дни превратились в водоворот событий. Оказалось, что забытые, казалось бы, навыки ухода за младенцем никуда не делись. Руки помнили, как держать, как кормить, как успокаивать.
Новость о том, что Алексей Иванович взял под временную опеку подкидыша, разлетелась по городку мгновенно. Кто-то крутил пальцем у виска, кто-то восхищался, но большинство просто ждали, чем все это закончится.
Владимир примчался через день после случившегося.
— Ты с ума сошел? — с порога начал он. — Какой ребенок? Какая опека? Тебе отдыхать надо, а не с пеленками возиться!
— А ты что предлагаешь? — спокойно спросил Алексей Иванович, качая малыша. — В детдом его? Как вещь ненужную?
— При чем тут детдом? Есть специальные службы, специалисты…
— Да-да, я помню. Специалисты. Как тогда, когда Маринку хотели забрать.
Сын осекся. Эта история была больным местом в их семье.
— Пап, — уже мягче сказал Владимир, — это другое. Тогда вы с мамой были молоды, здоровы. А сейчас…
— А сейчас я тем более не могу по-другому, — перебил его Алексей Иванович. — Понимаешь? Не могу.
В этот момент малыш заплакал, и разговор пришлось прервать. Пока отец возился с бутылочкой и подгузником, Владимир наблюдал за ним с удивлением. Что-то изменилось в отце — движения стали увереннее, в глазах появился забытый блеск.
Он вспомнил, как в детстве отец точно так же возился с Маринкой, когда она болела. Та же забота в каждом движении, та же нежность во взгляде.
— Ладно, — наконец сказал Владимир. — Я поговорю с женой. Может, будем приезжать почаще… помогать.
Алексей Иванович только кивнул, но сын заметил, как дрогнули его губы в улыбке.
Жизнь постепенно входила в новое русло. Днем приходила соседка, бывшая медсестра, помогала с ребенком. Вечерами забегала Марина — она жила в соседнем городке и теперь каждый день после работы заезжала к отцу.
Дом, еще недавно казавшийся слишком большим и пустым, наполнился звуками, заботами, суетой.
Но главное событие случилось через две недели. В дверь постучали поздно вечером. На пороге стояла женщина лет сорока, в потертой куртке, с измученным лицом.
— Здесь… здесь нашли ребенка? — спросила она дрожащим голосом.
Алексей Иванович напрягся:
— Допустим. А вы кто?
— Я… — женщина замялась. — Я знаю, кто его мать.
В этот момент малыш заплакал, и женщина вздрогнула, как от удара.
— Проходите, — после паузы сказал Алексей Иванович. — Разговор будет долгий.
История оказалась одновременно банальной и страшной. Молодая девушка, дочь этой женщины, забеременела от женатого мужчины. Он обещал развестись, помогать, но как только узнал о беременности — исчез из города.
— Она совсем голову потеряла, — плакала женщина. — Скрывала беременность, рожала тайно. А потом… потом не выдержала. Сказала, что так будет лучше для всех.
— И где она сейчас? — тихо спросил Алексей Иванович.
— В больнице. Попыталась… — женщина не договорила, но все было понятно без слов.
Они проговорили до глубокой ночи. Женщину звали Ольга, она работала поваром в местном кафе. Всю жизнь одна растила дочь, работала на двух работах, мечтала о лучшей жизни для своего ребенка.
— Я все понимаю, — сказала она под конец разговора. — Вы имеете право заявить в полицию. Но прошу вас… Она же совсем девчонка еще. Испугалась, запуталась…
Алексей Иванович молчал, глядя на спящего малыша. Что-то мучило его, какая-то смутная догадка.
— Скажите, — медленно произнес он, — а отец ребенка… его фамилия случайно не Лебедев?
Ольга вздрогнула:
— Откуда… откуда вы знаете?
Алексей Иванович закрыл глаза. Вот оно что. Теперь все сходилось — и эти знакомые черты в лице малыша, и странное чувство, не дававшее покоя все эти дни.
— Знаю, — тяжело сказал он. — Это мой старший брат. Был… Он погиб пять лет назад.
В памяти всплыло последнее письмо от брата — невнятное, путаное. Что-то про ошибки, про то, что запутался, про молодую девушку, которую полюбил. Тогда Алексей не придал этому значения — мало ли что в голову придет человеку на пороге смерти.
— Значит… значит, этот малыш… — Ольга растерянно смотрела то на ребенка, то на Алексея Ивановича.
— Получается, мой племянник, — кивнул он. — Вот почему мне все эти дни казалось, что я его знаю. Глаза точь-в-точь как у брата.
Они долго молчали, переваривая эту новость. За окном начинало светать, где-то далеко гудел первый утренний поезд.
— Что теперь будет? — наконец спросила Ольга.
— А что должно быть? — Алексей Иванович встал, подошел к кроватке. — Вашей дочери нужно лечиться, прийти в себя. А малыш… малыш останется здесь. Он же наша кровь, родня.
Следующие месяцы пронеслись как один день. Дочь Ольги постепенно поправлялась, начала приходить в гости — сначала ненадолго, потом все чаще. Оказалось, что она хорошо рисует, и Алексей Иванович отдал ей старую комнату Марины под мастерскую.
Владимир действительно стал приезжать чаще, иногда с женой и детьми. Внуки, поначалу державшиеся настороженно, постепенно оттаяли и теперь носились по дому с криками и смехом.
Марина взяла на себя все бумажные дела — оформление документов на опеку, справки, согласования. Она словно помолодела, расцвела, забыла о своих болячках и обидах.
Даже сам дом изменился. В старых комнатах появились детские вещи, игрушки, на стенах — яркие рисунки. Сергей Петрович помог соорудить во дворе небольшую детскую площадку.
— Знаешь, что я понял? — сказал как-то Алексей Иванович, сидя с другом на крыльце. — Все это время я думал, что живу прошлым. А оказалось — будущим.
Сергей Петрович понимающе кивнул:
— Жизнь, она такая. Иногда крутит-вертит, а потом — бац! — и все встает на свои места.
В этот момент из дома донесся детский смех, звон посуды, голоса Марины и Ольги, что-то горячо обсуждающих на кухне.
— Вот ты говорил тогда — «старый дурак», — усмехнулся Сергей Петрович. — А вышло, что самое мудрое решение принял.
Алексей Иванович улыбнулся, глядя на заходящее солнце. Где-то в глубине души он знал — это правда. Иногда нужно просто довериться своему сердцу, и тогда даже самое неожиданное счастье найдет дорогу к твоему дому.
А дом… дом снова стал полной чашей. Только теперь в нем жила не просто семья — в нем жила надежда. Надежда на то, что любовь сильнее обид, что родные люди способны услышать друг друга, что случайности не случайны.
