Августовское солнце утюжило улицы провинциального Заречья беспощадно. Валентина Сергеевна шла от автобусной остановки, чувствуя, как блузка прилипает к спине. В руках — пакеты с продуктами, тяжелая сумка с документами. Восемь часов смены в бухгалтерии местной фабрики, потом магазин, и вот теперь путь домой. Нелегкий день, как и большинство других в её жизни.
Во дворе пятиэтажки её окликнули:
— Валя! Валюша! Подожди!
Она обернулась. Лидия Петровна из соседнего подъезда, размахивая руками, семенила к ней.
— Поздравляю, милая! Машку-то как устроила! Не каждый так может, молодец!
Валентина натянуто улыбнулась. Новость о покупке квартиры для дочери разлетелась по микрорайону быстрее ветра. Четырнадцать лет копила, откладывая с каждой зарплаты, подрабатывая по выходным частной бухгалтерией. Год назад, после развода с мужем, продала доставшуюся от родителей дачу. И вот результат — небольшая однушка для Маши в новом доме.
— Спасибо, Лидия Петровна. Маша заслужила, учится хорошо…
— Да что там! — перебила соседка. — Твоя Машка всегда умницей была. А сестра-то твоя что говорит? Небось, гордится?
Валентина поджала губы.
— Не знаю, мы не обсуждали.
— Да ладно! — всплеснула руками Лидия Петровна. — Родная сестра, и не знает? Ой, что-то тут не так! Ну, ты заходи как-нибудь на чай.
Валентина кивнула и поспешила к подъезду. Разговоры о сестре вызывали тяжесть в груди. Нина. Младшая на четыре года, всегда была отцовской любимицей. «Нинуля то, Нинуля сё». Жизнь разбросала их по разным концам города, но незримая нить связывала — нить, которую Валентина временами хотела бы разорвать.
В квартире Валентина первым делом сбросила туфли и включила вентилятор. Тихий двухкомнатный рай — её и Машин. Муж ушёл три года назад к молодой парикмахерше, оставив только шкаф с протёртыми локтями рубашек, которые Валентина сразу отдала в благотворительность. Спокойная жизнь без истерик и запаха перегара её вполне устраивала.
Маша, её двадцатилетняя дочь, сейчас была на третьем курсе медицинского. Валентина гордилась ею безмерно: целеустремленная, с ясной головой, не то что её двоюродные брат с сестрой — дети Нины.
Телефон разразился трелью, когда Валентина раскладывала продукты в холодильник. На экране высветилось: «Нина». Рука замерла над полкой с сыром. За последний год они говорили всего пару раз, на семейных праздниках. И вот…
— Да, слушаю.
— Валюха! — голос сестры звучал возбужденно. — Ты чего трубку не берёшь? Я тебе весь день названиваю!
— Работала, потом в магазин заходила, — Валентина закрыла холодильник и присела на табурет. — Что случилось?
— Что случилось? — переспросила Нина с нервным смешком. — А то ты не знаешь! Весь город гудит, что ты Машке хату купила! Это правда?
Валентина прикрыла глаза. Начинается.
— Да, купила. Небольшую однокомнатную в новостройке.
На том конце провода воцарилась пауза, затем Нина шумно выдохнула.
— И ты молчала? От родной сестры скрывала?
— Я ни от кого не скрывала, просто не афишировала. Это наше с Машей дело.
— Наше дело, — передразнила Нина. — А как же мои дети? Кирюхе двадцать три, до сих пор с нами в двушке ютится. Вероника тоже скоро институт закончит. Им кто квартиры покупать будет?
Валентина почувствовала, как внутри поднимается глухое раздражение.
— Нина, я тут при чём? У них есть ты, Павел…
— Да какой с Пашки толк! — перебила сестра. — Ты же знаешь, что он второй год без нормальной работы. А у тебя, значит, лишние миллионы завалялись!
— Лишних миллионов у меня нет, — твёрдо ответила Валентина. — Я четырнадцать лет копила, подрабатывала. Дачу продала, в конце концов.
— Дачу? — Нина ахнула. — Мамину дачу? А ты спросила, может, она нам нужна была?
— Это моя доля наследства, Нина. Твоя — гараж и родительская машина, которую Павел тут же разбил. Мы всё по-честному разделили.
В трубке послышалось сопение.
— Значит, так, — голос Нины стал жёстче. — Раз уж ты теперь богатенькая, то должна и племянникам помочь. Мы же семья! Кровь! Ты своей дочке квартиру купила, а моим кто купит? Помогай давай, мы же родственники!
Валентина почувствовала, как ногти впиваются в ладонь.
— Нина, остановись. Я не обязана покупать квартиры твоим детям.
— Не обязана? — взвизгнула сестра. — Это как понимать? Мои дети хуже твоей, да? Машка у нас принцесса, а Кирюха с Вероникой — никто?
— Я этого не говорила, — Валентина старалась дышать ровно. — Но каждый обеспечивает своих детей сам.
— Ах, вот как ты заговорила! — голос Нины дрожал от обиды. — Папа был прав, когда говорил, что ты всегда была чёрствой! Никогда о других не думала!
Горечь подступила к горлу. Папа. Даже после смерти он умудрялся вставать между ними.
— Я позвоню позже, — сказала Валентина и нажала отбой, не дожидаясь ответа.
За окном сгущались сумерки. Валентина подошла к балкону, распахнула дверь. Воздух был тёплым, наполненным запахами цветущих лип. Где-то вдалеке играла музыка, смеялись дети. Обычный летний вечер, но внутри Валентины клокотало.
Они с Ниной никогда не были по-настоящему близки. В детстве между ними стояла фигура отца, выделявшего младшую. Потом — разные характеры, разные мужья, разное отношение к жизни. Нина выскочила замуж в девятнадцать за Павла, веселого автомеханика, родила Кирилла, через два года — Веронику. Жили они широко, брали кредиты на машины, ездили на море. А потом закономерно начались проблемы: Павел запил, работу менял как перчатки, кредиты висели. И каждый раз Нина звонила ей: «Валя, выручай…»
Валентина помогала — деньгами, продуктами, вещами для детей. Но никогда не лезла с советами — знала, что сестра воспримет в штыки. Только однажды, когда Павел в очередной раз пропил зарплату, она не выдержала:
— Нина, может, хватит? Подумай о детях…
— Ой, только не надо меня учить! — вспыхнула тогда сестра. — Можно подумать, твой благоверный — идеал. Да только за юбками бегает, весь город знает!
Это оказалось правдой. Через полгода Сергей ушёл, оставив их с Машей вдвоём. Нина торжествовала: «Вот видишь! А меня Пашка никогда не бросит, как бы ни пил!»
Телефон снова зазвонил. Номер Нины. Валентина не взяла трубку. Через минуту пришло сообщение: «Ты совсем совесть потеряла! Я маме расскажу, как ты с родной сестрой разговариваешь!»
Мама. Восемьдесят два года, живет одна в своей квартире, упрямо отказываясь переезжать к дочерям. «Сами разбирайтесь, а меня в свои склоки не втягивайте», — любила повторять она.
Выдохнув, Валентина написала: «Нина, давай поговорим завтра. Сейчас я устала».
Ответ прилетел мгновенно: «Конечно, ты устала! От своих миллионов, небось!»
Валентина отложила телефон. Хотелось принять душ, выпить чаю и не думать ни о чём. Вместо этого она открыла ноутбук, зашла в свою бухгалтерскую программу. После всех трат на квартиру для Маши осталось совсем немного сбережений — на чёрный день, на непредвиденные расходы. Ни о каких «миллионах» и речи не шло.
Через неделю Валентина стояла у дверей квартиры матери. Раньше она заходила к ней каждые два-три дня, но в последнее время, занятая оформлением документов на Машину квартиру, выбиралась реже.
— Проходи, чего стоишь, — мать, Клавдия Ивановна, повернулась к плите. — Чай будешь?
— Буду, — Валентина поставила на стол пакет с продуктами. — Как ты, мам?
— Нормально, — пожала плечами Клавдия Ивановна. — Ноги крутят немного, но терпимо. Нинка заходила вчера, детей приводила.
Валентина кивнула, доставая из пакета яблоки, сыр, печенье.
— А я слышала, что ты Машке квартиру справила, — неожиданно произнесла мать, внимательно глядя на дочь. — Молодец. Правильно сделала.
Валентина застыла с пачкой масла в руках.
— Спасибо, мам.
— Нинка приходила, плакалась, — продолжила Клавдия Ивановна, разливая чай. — Говорит, ты совсем отбилась от семьи, зазналась. Требует, чтобы я тебя вразумила.
Валентина поджала губы. Конечно, как же иначе.
— И что ты ей ответила?
— А что я ей отвечу? — мать хмыкнула. — Сказала: «Твои дети — твоя забота». Знаешь, что она мне выдала? «Мам, а может, ты нам свою квартиру перепишешь, а сама к Валентине переедешь? У неё теперь хоромы, места всем хватит!»
Валентина поперхнулась чаем.
— Что?!
— Да-да, — кивнула мать. — Совсем с ума сошла девка. Я ей сказала: «Никуда я не поеду, и квартиру никому не отдам, пока жива».
Клавдия Ивановна помолчала, помешивая чай.
— Знаешь, Валя, жаль мне Нинку. Отец её разбаловал, всё ей прощал. А теперь она думает, что весь мир ей должен.
Валентина промолчала. Мать редко говорила об отце, тем более — критически.
— Ты не переживай, — продолжила Клавдия Ивановна. — Я Нинке объяснила, что Машкина квартира — это твои деньги, твой труд. Не хочет понимать — её проблемы.
Они сидели, пили чай, говорили о разных мелочах. О соседке с первого этажа, затеявшей ремонт. О новом сериале, который Клавдия Ивановна смотрела по вечерам. О Машиной учёбе. Но мысли Валентины то и дело возвращались к разговору с сестрой.
Вечером, когда Валентина вернулась домой, её ждало сообщение от Нины: «Приезжай в воскресенье к нам на шашлыки. Павлик мясо замариновал, Кирюха с друзьями будет. Поговорим».
Валентина задумалась. Воскресенье — её единственный выходной. Планировала доделать отчёты для подработки и съездить с Машей в новую квартиру, выбрать обои. Но, с другой стороны, может, действительно стоит поговорить с сестрой. Объяснить ситуацию, расставить точки над «и».
«Хорошо, приеду», — ответила она.
Дом Нины и Павла находился на окраине города, в районе частной застройки. Небольшой одноэтажный дом с мансардой, доставшийся Павлу от бабушки. Валентина парковала машину, глядя на покосившийся забор, облупившуюся краску на ставнях. Хозяйственности Павлу всегда не хватало.
Во дворе уже собралась компания. Павел священнодействовал у мангала, его брат Олег крутился рядом с бутылкой пива. Кирилл, племянник, долговязый и нескладный, играл в бадминтон с какой-то девушкой. Нина гремела посудой на летней веранде.
— Сестрёнка приехала! — воскликнул Павел, увидев Валентину. — Проходи, садись! Сейчас шашлычок будет!
Он всегда был шумным, этот Павел. Когда-то, лет пятнадцать назад, пытался ухаживать за ней, но Валентина быстро отшила его. Через месяц он женился на Нине, и та была уверена, что отбила жениха у старшей сестры. Валентина не разубеждала — зачем?
— Валя! — Нина вышла с веранды, вытирая руки о фартук. — Ты всё-таки приехала!
В её голосе слышалось удивление, словно она не верила, что сестра примет приглашение.
— Ты же позвала, — пожала плечами Валентина, протягивая пакет с фруктами и вином.
— Ой, да ладно тебе! — махнула рукой Нина. — Лучше бы деньгами помогла, чем вино таскать.
Валентина вздрогнула от прямоты. Нина всегда рубила с плеча.
— Тётя Валя! — к ней подошёл Кирилл, неловко обнял. — Давно не виделись.
— Давно, — согласилась Валентина, оглядывая племянника. Высокий, худой, с отцовскими чертами лица. Мог бы быть красивым парнем, если бы не вечно насупленный вид и неопрятная одежда. — Как дела, Кирилл? Работаешь?
— Да какая работа, — вмешалась Нина. — Ты же знаешь, он в институте учится.
— На пятом курсе, — уточнила Валентина. — Можно уже и подрабатывать.
— Вот! — воскликнул Павел от мангала. — Я ему то же самое говорю! А он всё — «потом, папа, потом».
Кирилл поморщился.
— Пап, ну сколько можно? Я же объяснял: сейчас диплом надо писать, не до работы.
— А жрать что будешь? — огрызнулся Павел. — Нам с матерью вкалывать, чтоб тебя кормить?
— Так, хватит! — Нина всплеснула руками. — Давайте не будем при гостях!
— Какие гости? — усмехнулся Павел. — Валюха своя, семья.
Валентина напряглась. Начиналось то, чего она боялась — попытка давить на родственные чувства.
— Пойдём в дом, — Нина потянула её за руку. — Поможешь мне с салатами.
На кухне Нина усадила её за стол, сунула в руки миску с помидорами.
— Порежь, а я заправку сделаю.
Валентина молча взялась за нож. Кухня была маленькой, с потрескавшейся плиткой на полу и старой мебелью. В углу гудел древний холодильник, на подоконнике теснились банки с заготовками.
— Видишь, как мы живём, — словно прочитав её мысли, произнесла Нина. — Не то что ты, в своей отремонтированной квартире.
— У тебя есть дом, Нина, — спокойно ответила Валентина. — Многие об этом только мечтают.
— Дом! — фыркнула сестра. — Развалюха старая! Ремонт нужен, денег нет. Павлик на заводе копейки получает, я в садике — тоже. Кирюхе одежду купить не на что, он в обносках ходит.
Валентина молча резала помидоры. Такие разговоры повторялись из года в год. Нина жаловалась на безденежье, но при этом каждое лето они ездили на море, в холодильнике всегда стояло пиво для Павла, а на заднем дворе красовался почти новый внедорожник, купленный в кредит.
— Я, конечно, понимаю, — продолжала Нина, яростно взбивая заправку для салата, — ты мать-одиночка, тебе тяжело. Но ты же как-то выкрутилась, квартиру Машке купила! Может, расскажешь секрет?
— Никакого секрета нет, — Валентина отложила нож. — Я работаю, коплю, не беру кредитов на то, без чего можно обойтись.
— Ой, только не начинай! — поморщилась Нина. — Не читай мне мораль. Мы как можем, так и живём.
— Я не читаю мораль, — Валентина вздохнула. — Ты спросила, я ответила.
— Да ладно, — Нина неожиданно сменила тон на заговорщицкий. — Давай начистоту. У тебя ведь есть какая-то заначка? Может, Сергей помог? Он же бизнесмен теперь, при деньгах.
— Сергей? — Валентина удивлённо подняла брови. — Мы три года как в разводе. Он Маше алименты платит, и то нерегулярно.
— А, так вот откуда деньги! — воскликнула Нина. — Алименты!
— Нина, — Валентина устало потёрла висок, — алиментов едва хватает на оплату Машиного обучения. Всё остальное — мои сбережения и работа.
— Ну-ну, — Нина недоверчиво покачала головой. — Так я и поверила.
В комнату заглянул Павел:
— Девчонки, шашлык готов! Выходите!
За столом на веранде собралась вся семья. Кроме Нины и Павла, здесь были их дети: Кирилл с подружкой Аней, семнадцатилетняя Вероника, смешливая и бойкая. Брат Павла Олег с женой Тамарой и их сын-подросток. Валентина чувствовала себя неуютно — единственная без пары, без сопровождения.
— А Машка что не приехала? — спросил Павел, накладывая шашлык на тарелки. — Погнушалась нашей компанией?
— У неё учёба, — коротко ответила Валентина. — Экзамены на носу.
— Да ладно, тётя Валь, — протянула Вероника, — в воскресенье-то? Просто не захотела, признайтесь.
— Машка теперь важная птица, — ухмыльнулся Кирилл. — Собственная квартира, мать-богачка…
— Кирилл! — одернула его Нина, но в голосе не было настоящего упрёка.
— А что, неправда? — Кирилл повернулся к Валентине. — Тёть Валь, а у вас ещё миллиончик-другой не завалялся? Мне бы на машину не помешало.
За столом прыснули.
— А что? — продолжил Кирилл, разошедшись. — Сестре квартиру, а двоюродному брату машину. По-родственному!
— Хватит, — тихо произнесла Валентина, чувствуя, как внутри всё леденеет.
— Да ладно тебе, Валюх, — Павел подлил ей вина. — Парень шутит! Хотя, если серьёзно, ты могла бы и поделиться. Мы же семья, в конце концов.
— Я предлагала ей, — встряла Нина, — дать нам денег на ремонт дома. Хотя бы тысяч двести. Не разорится же!
— Или Кирюхе на первый взнос за квартиру, — добавил Павел. — Пацан жениться собирается, а жить негде.
— Мы с Аней пока не планируем, — неловко вставил Кирилл, кивая на свою подружку.
— Не планируют они! — хохотнул Павел. — А залетит твоя Анька, тогда что? К нам в дом притащишь?
— Павел! — одёрнула его Нина. — Ну что ты такое говоришь!
Валентина медленно положила вилку. Её тошнило — от еды, от разговоров, от липкого ощущения неправильности происходящего.
— Я, пожалуй, поеду, — произнесла она, поднимаясь.
— Куда? — удивилась Нина. — Мы только начали!
— Спасибо за приглашение, но у меня дела, — Валентина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало.
— Какие дела в воскресенье? — Павел привстал. — Посиди с нами! Я ещё коньячка принесу, поговорим по душам.
— В другой раз, — Валентина развернулась и пошла к выходу.
Нина догнала её у калитки:
— Валя, ты чего? Обиделась? Ну, извини! Павлик лишнего выпил, наговорил глупостей.
— Дело не в Павле, — Валентина открыла дверцу машины. — Дело в том, что вы все считаете, будто я вам что-то должна.
— А разве нет? — Нина упёрла руки в бока. — Мы же родня! Если у тебя есть деньги, почему бы не помочь племянникам?
— Потому что это мои деньги, заработанные мной, — чётко ответила Валентина. — И я решаю, как ими распорядиться.
— Ах, вот как! — голос Нины взлетел. — Ну и катись! Только не прибегай потом, когда прижмёт! Не помогу!
Валентина молча села в машину и завела двигатель. Сквозь открытое окно донеслось:
— И маме скажу, какая ты! Бессердечная эгоистка!
Выезжая со двора, Валентина увидела в зеркало заднего вида всю компанию, высыпавшую на крыльцо. Они что-то кричали ей вслед, размахивая руками.
В понедельник Валентина еле дотянула до конца рабочего дня. Голова гудела, перед глазами плясали цифры отчётов. События вчерашнего дня не давали покоя. Она то злилась на сестру и её семью, то корила себя за резкий уход.
После работы Валентина решила заехать к матери. Клавдия Ивановна встретила её в халате, с полотенцем на голове — собиралась мыть голову.
— Валя? Что-то случилось?
— Нет, мам, просто заехала узнать, как ты, — Валентина прошла на кухню, поставила чайник.
— Ну как, как, — проворчала мать, снимая полотенце. — Нормально. Вот только Нинка звонила с утра, всю душу вымотала.
Валентина напряглась:
— Что она говорила?
— Что ты, — Клавдия Ивановна поморщилась, — вчера у них была, устроила скандал и уехала. Это правда?
Валентина устало опустилась на табурет.
— Скандал устроила не я. Они всей семьей начали требовать денег — то на ремонт, то Кирюхе на машину. А когда я отказала, Нина закатила истерику.
Клавдия Ивановна покачала головой.
— Она мне другое рассказывала. Что ты, мол, похвалялась своим богатством, а потом обозвала их нищебродами и хлопнула дверью.
— Мама! — Валентина всплеснула руками. — Ты же меня знаешь. Разве я могла такое сказать?
— Знаю, — кивнула мать. — Потому и спрашиваю. Нинка всегда привирает, когда ей выгодно.
Они помолчали. Чайник закипел, Валентина разлила чай по чашкам.
— Знаешь, — неожиданно произнесла Клавдия Ивановна, — Нинка сегодня не только жаловалась. Она ещё сказала, что если я не повлияю на тебя, то они с Павлом перестанут ко мне приходить. И внуков, значит, не приведут.
Валентина замерла с чашкой в руке.
— Шантаж?
— Выходит, так, — мать отпила чай. — Я ей ответила, что не собираюсь вмешиваться в ваши отношения. А она бросила трубку.
Валентина смотрела на мать — маленькую, сухонькую, с потрескавшимися от работы руками. Когда-то властная и энергичная, теперь она казалась такой хрупкой.
— Прости, мам, что втянули тебя…
— Да ладно, — отмахнулась Клавдия Ивановна. — Не впервой. Вы с Нинкой с детства как кошка с собакой. Только раньше из-за игрушек дрались, а теперь из-за денег.
— Я не дерусь, — тихо возразила Валентина. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Не оставят, — мать покачала головой. — Нинка всегда была жадной до чужого. И Павел такой же. А теперь и детей своих так воспитали.
Валентина допила чай, взглянула на часы. Пора было ехать — Маша обещала позвонить по видеосвязи, показать, какие обои выбрала для новой квартиры.
— Поеду я, мам. Устала сегодня.
— Поезжай, — кивнула Клавдия Ивановна. — А насчёт Нинки не переживай. Я её знаю — поорёт и успокоится.
Но Нина не успокоилась. Через два дня Валентина обнаружила в своём почтовом ящике конверт. Внутри была ксерокопия какого-то документа и записка, написанная корявым Нининым почерком:
«Валя, посмотри, что я нашла в папиных бумагах. Оказывается, дача, которую ты так ловко продала, была завещана МНЕ! Папа составил завещание незадолго до смерти. Значит, ты продала МОЮ собственность и должна вернуть деньги. Иначе я подам в суд. Нина».
Валентина с недоумением разглядывала документ. Это была действительно копия завещания, с подписью, похожей на отцовскую. Согласно документу, дача и гараж отходили Нине, а квартира — Валентине. Но было одно «но» — дата. Завещание было датировано за три недели до смерти отца, но нотариального заверения на нём не было.
Валентина достала телефон, набрала Юрия — знакомого юриста, который помогал оформлять наследство после смерти отца.
— Это подделка, — уверенно сказал Юрий, выслушав её. — Отец не оставлял никакого завещания, иначе нотариус сообщил бы об этом при открытии наследственного дела. Вы с сестрой получили наследство по закону, поровну. И сделка по продаже дачи абсолютно законна.
— Но откуда тогда этот документ?
— Самопал, — хмыкнул юрист. — Нашли бланк, подделали подпись. Примитивно. Такое даже в суде рассматривать не станут.
Валентина положила трубку. Значит, Нина не просто шантажирует — она готова идти на откровенный подлог, лишь бы выбить деньги. Неприятный холодок пробежал по спине. До чего ещё может дойти сестра в своей жадности?
Вечером позвонила мать:
— Валя, ты что с Нинкой сделала? Она ко мне примчалась, вся в слезах, кричит, что ты её наследства лишила!
— Мама, это неправда, — устало ответила Валентина. — Папа не оставлял завещания, ты же знаешь. Мы с Ниной получили всё поровну. Она просто хочет денег с продажи дачи.
— Так и я о том же ей сказала! — в голосе матери звучало возмущение. — А она мне — в лицо бумажку какую-то суёт, кричит, что вот, папино завещание нашлось! Я ей говорю: «Никакого завещания твой отец не писал, я бы знала». А она: «Ты просто покрываешь Вальку, всегда её больше любила!»
Валентина прикрыла глаза. Всё по кругу. Снова детские обиды, снова «папа-мама больше любят».
— Не обращай внимания, мам. Это всё пустое.
— Пустое?! — вскинулась Клавдия Ивановна. — Она мне кровяное давление до небес подняла! Еле «скорую» успела вызвать!
Валентина похолодела:
— Что? Тебе стало плохо? Почему сразу не сказала? Я приеду!
— Не надо, — отрезала мать. — Врач укол сделал, таблетки оставил. Я уже легла. Завтра, если что, приезжай.
— Обязательно приеду, — пообещала Валентина. — Отдыхай, мам.
Но утром ей позвонили из больницы. У матери случился инсульт. Ночью соседка услышала шум, вызвала «скорую». Клавдию Ивановну госпитализировали в тяжёлом состоянии.
Последующие дни слились для Валентины в бесконечную череду больничных коридоров, разговоров с врачами, покупки лекарств. Маша прилетела из своего медицинского, сидела с бабушкой, помогала чем могла. Нина тоже приходила — шумная, с заплаканными глазами, постоянно причитающая: «Мамочка, держись! Не бросай нас!»
Врачи говорили осторожно: состояние стабильно тяжёлое, но есть надежда на улучшение. Нужно время, специальные лекарства, особый уход.
На третий день, когда они с Ниной столкнулись в больничном коридоре, сестра неожиданно преградила ей путь:
— Это ты виновата. Ты довела маму своим упрямством.
Валентина от неожиданности отступила на шаг:
— Что?
— Если бы ты не жадничала, не цеплялась за каждую копейку, мама бы не нервничала! — в глазах Нины плескалась неприкрытая злоба. — Ты всегда думаешь только о себе!
— Нина, — Валентина покачала головой, — мама в реанимации. Давай не сейчас.
— А когда? — Нина повысила голос. — Когда её не станет? Чтобы ты снова всё себе забрала?
К ним обернулась медсестра, проходившая мимо:
— Женщины, пожалуйста, тише! Здесь больница!
Валентина кивнула и попыталась обойти сестру, но та схватила её за руку:
— Я не закончила! Если с мамой что-то случится, я тебе этого никогда не прощу! Никогда, слышишь?
— Пусти, — тихо произнесла Валентина, высвобождая руку. — И не смей больше обвинять меня. Это ты притащила поддельное завещание, ты устроила скандал, ты довела маму до приступа.
Нина отшатнулась, словно её ударили:
— Что? Какое поддельное? Я нашла его в папиных вещах!
— Прекрати врать, — устало произнесла Валентина. — Юрист всё объяснил. Это подделка, причём грубая. И если ты не прекратишь, я заявлю в полицию.
Лицо Нины исказилось:
— Ах ты… Значит, так? Угрожать мне вздумала? — она понизила голос до шипения: — Ну, смотри. Я ведь тоже много чего могу. Например, рассказать твоей Машке, чем её папаша на самом деле занимался, пока с вами жил. И про тебя кое-что… Думаешь, она обрадуется, узнав, какая у неё мать?
Валентина замерла. Низость сестры не знала границ.
— Что ты несёшь?
— А то ты не понимаешь! — усмехнулась Нина. — Думаешь, я не знаю про тебя и Олега? Как вы крутили, пока Тамарка в роддоме лежала?
— Ты с ума сошла, — выдохнула Валентина. — Никогда ничего подобного не было.
— Да? А Пашка видел, как вы из гостиницы выходили, — Нина смотрела с торжеством. — Так что не зли меня, сестрёнка. А то мало ли что всплывёт.
Валентина молча развернулась и пошла к выходу. В ушах звенело, перед глазами плыли чёрные пятна. Она не помнила, как дошла до машины, как завела двигатель. В голове билась одна мысль: «Господи, до чего мы дошли?»
Клавдия Ивановна умерла через неделю, не приходя в сознание. Похороны прошли в тягостном молчании. Валентина и Нина стояли по разные стороны гроба, не глядя друг на друга.
После поминок, когда все разошлись, Нина задержалась в квартире матери. Валентина убирала со стола, когда сестра неожиданно произнесла:
— Я подаю в суд на раздел маминой квартиры.
Валентина медленно поставила тарелку.
— Что?
— Квартира — наше общее наследство, — Нина смотрела исподлобья. — Хочу получить свою долю. Деньгами.
— Нина, — Валентина покачала головой, — мама ещё неделю назад была жива…
— И что? — перебила сестра. — Это меняет факт наследования? Мы с тобой — наследницы первой очереди, поровну. Я хочу продать квартиру и разделить деньги.
— А ты не подумала, что, может быть, стоит немного подождать? — Валентина чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. — Хотя бы из уважения к маминой памяти?
— Сколько ждать? — Нина пожала плечами. — Месяц? Год? Зачем? Квартира пустая, только пыль собирает. А нам деньги нужны. Кирюха жениться собрался, Веронике репетиторов нанимать…
Валентина смотрела на сестру, не узнавая её. Куда делась та смешливая девчонка с косичками, которая когда-то прибегала к ней с разбитыми коленками? Когда она превратилась в эту жадную, злобную женщину?
— Делай что хочешь, — наконец произнесла Валентина. — Я не буду возражать против продажи.
— Вот и отлично, — Нина усмехнулась. — Я знала, что ты поймёшь. Мы уже покупателя нашли. Соседи снизу хотят расшириться, готовы хорошие деньги заплатить.
Валентина вздрогнула:
— Уже нашли? Когда?
Нина замялась:
— Ну… Они давно интересовались. Ещё при маме спрашивали, не продаст ли она…
— И ты уже с ними договорилась? Ещё до маминой смерти?
— А что такого? — вскинулась Нина. — Я просто заранее позаботилась! Жизнь продолжается, Валя. Нам с Павликом кредит платить, детей кормить…
Валентина молча вышла из кухни. В прихожей остановилась, оглядывая стены, увешанные фотографиями. Вот они с Ниной — маленькие, в одинаковых платьицах. Вот мама — молодая, красивая, с отцом под руку. Вот семейный снимок — последний, где они все вместе.
— Я позвоню завтра, — бросила она, не оборачиваясь. — Обсудим детали с нотариусом.
Нина что-то ответила, но Валентина уже закрыла за собой дверь.
Прошло полгода. Машина квартира была полностью обустроена, она перевезла туда свои вещи и жила теперь отдельно от матери. Училась, подрабатывала в клинике. Валентина гордилась дочерью — самостоятельной, целеустремленной, непохожей на своих двоюродных брата и сестру.
Материнская квартира была продана, деньги поделены. Нина тут же потратила свою долю на погашение кредита за машину и какие-то ремонтные работы в доме. А через месяц снова позвонила с просьбой одолжить денег — Кирилл всё-таки женился, нужно было помогать молодым.
Валентина отказала. Коротко, без объяснений. Нина кричала в трубку, угрожала, потом плакала. Но Валентина была непреклонна. Хватит. Родственные узы не должны становиться кандалами.
Свою долю от продажи квартиры матери Валентина положила на счет. Это был её резерв — на старость, на непредвиденные обстоятельства. В банке ей предложили оформить завещание. Она улыбнулась и покачала головой: «Всё достанется дочери. По закону. Без завещаний».
Иногда, просматривая старые фотографии, она наталкивалась на снимки, где они с Ниной — совсем ещё девчонки — обнимают друг друга, смеются, строят рожицы. И тогда что-то щемило в груди. Но это чувство быстро проходило. Жизнь продолжалась — без Нины, без её вечных претензий и требований, без изматывающего чувства вины.
Валентина не жалела о разрыве отношений. Она наконец обрела то, к чему стремилась всю жизнь — покой. Пусть одиночество, пусть только дочь рядом — но зато никто не пытается залезть в карман, никто не упрекает, не давит на жалость.
Раз в несколько месяцев Нина пыталась «навести мосты» — звонила, присылала сообщения с фотографиями племянников, с новостями. Но за этими попытками примирения всегда следовала просьба о деньгах. И каждый раз Валентина обрывала разговор, не дослушав.
Мать была права: Нина не умела любить бескорыстно. Для неё все отношения — лишь способ получить выгоду. И эта чёрная дыра жадности не могла быть заполнена никакими деньгами.
Иногда Валентина задумывалась: может, будь у неё брат вместо сестры, всё сложилось бы иначе? Или дело не в поле, а в характере, в воспитании? Но ответов не было.
В один из весенних дней, когда Валентина сидела на лавочке в сквере, к ней подсела пожилая женщина с палочкой. Разговорились. Женщина рассказала, что живёт одна, дети разъехались по разным городам, внуков видит раз в год, на Новый год.
— А у вас есть семья? — спросила она Валентину.
— Дочь, — ответила та. — Только дочь.
— А братья, сёстры?
Валентина покачала головой:
— Нет. Никого.
И это была правда. По крайней мере, та правда, с которой она могла жить дальше.
