Жареная картошка с хрустящей корочкой и свежий овощной салат. Тишина и покой после восьми часов школьного гама и двух часов репетиторства. Но нет, сегодня мой муж Данила решил порадовать меня своим ранним возвращением.
– Что, опять без мяса? – он заглянул в сковородку с таким видом, будто там должен был спрятаться как минимум стейк рибай. — Сколько можно картошку жарить?!
Я устало вздохнула, расставляя тарелки:
– Если тебе нужно мясо – добро пожаловать в магазин. Я сегодня еле успела с репетиторства домой добежать и я экономлю.
– Ну вот, начинается… – Данила плюхнулся на стул с видом оскорблённого принца. – Вот мама вот всегда умудрялась выкроить денег на продукты…
О, началось. Когда в наших разговорах появляется слово «мама», можно смело засекать время – через минуту я услышу, какая Евгения Львовна замечательная хозяйка и как у неё всегда был полный холодильник готовой еды.
Всегда суп наваристый и жаренные котлеты. Интересно, она этот холодильник из своей продавщицкой зарплаты наполняла или всё-таки с потолка еда бралась или телепортировалась?
Мысли о деньгах неприятно кольнули. Мы копим на первый взнос по ипотеке, и каждый поход в магазин превращается в квест по поиску самых выгодных предложений. Ну как мы копим — я коплю у себя на счете, муж копит у себя на счете.
Получаем мы практически одинаково, поэтому и тратим одинаково — все справедливо и поровну. Данила об этом прекрасно знает, но всё равно каждый вечер закатывает глаза при виде простого ужина, продукты на которой всегда почему-то должна покупать я.
Его телефон снова завибрировал. Уже пятый раз незнакомый номер за вечер – я считаю. Муж дёрнулся и молниеносно сбросил вызов. В последнее время он стал постоянно проверять телефон и переворачивает гаджет экраном вниз.
– Рабочие? – спрашиваю максимально небрежно, хотя внутри всё клокочет.
– Ага, – он старательно ковыряет картошку. – Новый заказ согласовываем.
«Новый заказ» звонит пять раз. Конечно. А я королева Англии.
У каждого мужа есть свой особенный взгляд, когда он врет. У моего Данилы в такие моменты глаза начинают бегать, как тараканы по кухне при включенном свете. Вот и сейчас – телефон вибрирует в пятый раз за вечер, а он смотрит куда угодно, только не на меня.
– Может, возьмёшь трубку? А то разрывается твой «важный заказ».
– Перезвонят, – бормочет он, судорожно сбрасывая очередной незнакомый номер.
Забавно. Раньше Данила из туалета выскакивал, если с работы звонили. Мог час по громкой связи обсуждать какую-нибудь срочную деталь для станка – я уже наизусть знала все их производственные термины. А теперь вдруг стал таким избирательным в общении.
Телефон снова оживает. Данила дёргается так, будто его током ударило, и торопливо переворачивает трубку экраном вниз. Картошка в его тарелке уже превратилась в подобие школьного пюре – он методично терзает её вилкой последние десять минут.
– Я, наверное, не буду есть, – выдавливает он из себя. – Что-то аппетита нет.
Встаёт из-за стола и практически сбегает в комнату, оставив после себя холодное пюре и шлейф плохо скрываемой паники. А я смотрю на его недоеденный ужин и чувствую, как внутри ворочается что-то неприятное. То ли предчувствие, то ли догадка – пока не могу понять. Но точно знаю: когда мой муж начинает бояться собственного телефона – это не к добру.
На следующий день после уроков я решила пройти мимо завода Данилы. Восемь лет женаты, а я всё ещё иногда скучаю по нашим совместным поездкам домой. Глупо, да?
У меня закончились две дополнительные консультации перед ЕГЭ, и я решила пройтись пешком – голова гудела от бесконечных логарифмов и производных. Дорога домой как раз пролегала мимо завода Данилы. Я даже подумала – может, встречу его после смены, вместе поедем? В последнее время мы так редко гуляли вдвоём…
Телефон пиликнул сообщением. Данила писал: «Не жди меня к ужину, милая. Аврал на работе, важный заказ».
Я вздохнула и убрала телефон. Ну что ж, значит, сегодня опять ужинаю одна. И тут я их увидела – в маленьком кафе напротив проходной. Данила с Евгенией Львовной сидели у окна и о чём-то горячо спорили. «Важный заказ», значит? С собственной мамой?
Желудок предательски сжался. Дело не в том, что он встречается с матерью – имеет право. Но зачем врать? Почему просто не сказать – мол, мама приехала, посижу с ней немного? Что ещё он скрывает, интересно?
Пальцы сами набрали его номер.
– Да, милая? – в трубке шум. шипение. Актёр погорелого театра, честное слово. – Извини, я занят, ту меня тут такая запарка…
– Правда? – мой голос звучит так спокойно, что самой страшно. – А может, выйдешь хоть на минутку? Я возле завода.
– Никак не могу! – он почти кричит в трубку. – Тут аврал, перезвоню!
Я стою напротив окна кафе через дорогу и смотрю, как мой муж, зажав телефон плечом, отчаянно жестикулирует, показывая что-то матери — видимо, чтобы не лезла и не подавала голоса.
А потом он делает то, чего делать категорически не следовало – просто засовывает телефон в карман, не сбросив вызов. Я замерла и держу телефон в руке, наблюдая эту сцену абсурда,
– Мама, куда ещё? – его голос звучит так отчетливо, будто он рядом. – У меня уже везде кредиты!
Воздух вокруг становится вязким, как кисель. Кредиты? Какие кредиты? Мы же копим на ипотеку. Я каждую копейку считаю. А он копит? Или нет?
Я слышу обрывки фраз вперемешку с шуршанием.
– Даже на тридцать тысяч отказывают, понимаешь? – продолжает Данила. – Звонят коллекторы, грозятся прийти домой… Кредитная история уже никакая, про ипотеку можно забыть. Люба не знает, я всё скрываю.
Я медленно опускаюсь на скамейку. Теперь всё складывается, как пазл. Странные звонки с незнакомых номеров – привет, коллекторы. Ночные бдения над банковскими приложениями – здравствуй, проверка долгов. Господи, как я была слепа. А я-то думала, что проблема в жареной картошке без мяса.
Я продолжала слушать их разговор, хотя тошнота от обиды уже подкатила.
– Сынок, ну что ты как маленький? – голос Евгении Львовны сочился привычной слащавостью. – Подумаешь, кредит! У всех сейчас кредиты.
– Какой «подумаешь»?! – Данила почти срывался на крик. – Ты что, не понимаешь, что мне даже на ТРИДЦАТЬ тысяч уже не дают? Вообще никто! А эти… из банка… каждый день звонят. Грозятся домой прийти.
– Ой, напугал! Пусть приходят, вас все равно целыми длянми дома нет? – свекровь говорила так, будто речь шла о визите старых друзей. – Ты главное сынок Любаньке своей не говори ничего. Ты посмотри, как она нос задирает – учительница, интеллигенция! На ипотеку копит! А то, что свекровь в убитой квартире живёт – это ничего? Мать родную на старости лет бросить? Нет уж, сынок, помалкивай -– кому ты ещё нужен кроме меня?
Знаете, что самое противное в подслушанных разговорах? То, как люди говорят о тебе, когда думают, что ты не слышишь. «Любанька. Интеллигенция». С таким снисхождением, будто я несмышлёный ребёнок, который не поймёт взрослых проблем.
– Да я и не говорю, – голос мужа звучал так жалобно, будто это не он три года водил меня за нос. – Только толку? А она всё копит, копит…
Я сжала телефон так, что пластик жалобно хрустнул. Надо же, какая я глупая – коплю я! Три года живу в ограничениях, считаю каждый чек из магазина, как бухгалтер, а благоверный, оказывается, уже всё за меня решил.
– И правильно делает, что копит, – в голосе свекрови появились довольные кошачьи нотки. – Теперь и пригодятся её денежки. Коллекторам-то всё равно, кто долг погасит. А ты, сынок, не дёргайся раньше времени. Потяни их ещё месяц-другой, пусть твоя училка побольше насобирает. Глядишь, и на твои кредиты хватит, и на мой ремонт останется.
Прекрасно. Просто прекрасно! Пока я мечтала о своей квартире, эта парочка уже распланировала мои накопления. И ведь как грамотно всё рассчитали – чем дольше я копила, тем больше у них будет на «чёрный день», на долги.
Вот тут я поняла, что с меня хватит. Развернулась и пошла прямиком в ближайшее отделение банка. Знаете, как выглядит женщина, у которой только что рухнул мир? Абсолютно нормально. Я даже улыбнулась миловидной девушке-консультанту.
– Здравствуйте, мне бы счёт закрыть.
Все деньги, которые мы – простите, я – копила на ипотеку, перевела на счёт родителей. Руки не дрожали, голос не срывался. Только в висках стучало: «Три года. Три года коту под хвост».
Домой я не поехала. Позвонила маме:
– Можно я к вам сегодня?
– Что-то случилось? – мама сразу всё поняла. Матери они такие – им даже слова не нужны, достаточно одной интонации.
– Потом расскажу. Можно я сейчас приеду и просто посплю?
Телефон вибрировал как одержимый. Двадцать три пропущенных от Данилы – я считала, загибая пальцы, как первоклашка на уроке математики. В какой-то момент просто отключила звук и наблюдала, как экран беззвучно вспыхивает, словно тревожный маячок. Сообщения сыпались одно за другим, будто мой благоверный вдруг открыл в себе талант спамера:
«Где ты?»
«Почему не отвечаешь?»
«Я волнуюсь»
«Любимая, ответь!»
«С тобой всё в порядке?»
Забавно. Три года врал с видом оскорбленной невинности, а теперь вдруг проснулась совесть. Или страх? Я смотрела на эти сообщения и чувствовала только усталость, словно кто-то выкачал из меня все эмоции через соломинку. Даже обида растворилась, оставив после себя звенящую пустоту.
Мама встретила меня без лишних вопросов – просто молча обняла и увела на кухню, как в детстве, когда я приходила из школы с двойкой. Поставила передо мной чашку чая, достала печенье – то самое, которое я любила в старших классах. Интересно, она специально держит его в шкафу для таких вот критических случаев?
– Поговорить хочешь? – спросила она, когда я допила чай.
– Завтра, – я покачала головой. – Сейчас просто хочу лечь и не думать ни о чём.
Около полуночи в дверь позвонили – Данила явился собственной персоной, словно в дешевой мелодраме. Стоял на пороге и бубнил что-то про «поговорить» и «всё объяснить», пока папа не преградил ему дорогу своей медвежьей фигурой:
– Данила, езжай домой. Не время сейчас.
– Но я должен с ней поговорить! – голос мужа срывался, как у подростка.
– Завтра поговоришь, – мамин голос звучал спокойно, но твёрдо. – Езжай домой.
Утром телефон разразился очередным потоком сообщений:
«Я всю ночь не спал. Хотя бы напиши, что ты здорова.»
Я написала коротко, чувствуя, как пальцы сами отбивают злые буквы:
«Со мной всё в порядке. Вернусь днём, когда ты будешь на работе.»
«Люба, что происходит?»
«Ты знаешь, что происходит. Вчера ты не сбросил звонок.»
После этого сообщения телефон снова взорвался звонками, но я уже не отвечала. Данила строчил как заведенный: «Прости», «Давай поговорим», «Я всё объясню» – классический набор виноватого мужа. А потом пришло последнее сообщение: «Я уехал на работу. Пожалуйста, давай вечером поговорим.»
Днем я вернулась в нашу съёмную квартиру. Тишина давила на уши, как после контузии. Я методично обыскала все ящики, шкафы, папки – каждый угол, где можно было что-то спрятать. И нашла! Нашла письма из пяти разных банков. Повестки в суд. Угрозы от коллекторов. Некоторые письма были датированы прошлым годом. Целый год он всё это прятал.
В одном из конвертов я нашла распечатку долгов. Села прямо на пол и начала считать. Двести тысяч здесь, триста там, микрозаймы, просрочки, пени… Почти миллион. Столько стоит предательство. А сколько же он уже погасил кредитов за все это время?…
Решение пришло само собой – к юристу. Неужели мне и правда придется расплачиваться за долги мужа на его маман? Пожилой адвокат выслушал меня, просмотрел найденные документы и снял очки:
– Хорошая новость – все кредиты оформлены на него лично. Вы нигде не созаёмщик, не поручитель?
– Нет, – я помотала головой. – Я даже не знала…
– Тем лучше. Будете подавать на развод?
А что мне оставалось? Ждать, пока коллекторы придут описывать имущество? Или пока Евгения Львовна придумает, на что и как ещё можно взять кредит?
Я собрала все документы, сделала фотографии писем, угроз от коллекторов. А потом села писать заявление на развод. Руки не дрожали – странно, правда? Наверное, все слёзы закончились ещё вчера.
