Елена сидела на кровати, закутавшись в больничную рубашку, и смотрела в пластиковое окно, за которым медленно серел мартовский день. Девочка — её дочь — спала в прозрачной каталке рядом, подрагивая во сне и иногда издавая смешные, будто кошачьи, вздохи. У неё были тёмные волосы, совсем как у Олега.
Олег. Он не приехал. Не звонил. Последний раз они разговаривали два дня назад, когда Елену положили в отделение. Тогда он просто сказал «Позвони, когда всё закончится», — и отключился. Без вопросов. Без волнения. Без даже тени интереса к тому, как она себя чувствует.
— А папа у нас где? — спросила медсестра, высокая женщина с круглым лицом, которая подошла забрать малышку на осмотр.
— Уехал, — Елена постаралась улыбнуться, — по делам.
Медсестра только кивнула, не слишком удивившись. Видимо, такие ответы здесь звучали часто.
Когда через два дня пришло время выписки, Елена поднялась на лифте с вещами и ребёнком на руках, внизу её встречала санитарка, молча проводившая до выхода. Она спросила — приезжает ли кто, может вызвать такси? Елена отказалась. Машину она заказала заранее. Пока ждала на скамейке у входа, завернув дочку в розовый конверт с белыми ушками, её настигло странное чувство — будто всё, что с ней происходит, происходит не с ней, а с кем-то другим. Как в фильме, где ты просто зритель.
Водитель оказался молчаливым мужчиной лет сорока, в фетровой куртке и с дешевым освежителем в виде арбуза, болтающимся на зеркале. Он помог погрузить вещи, завёл мотор, и через минуту они уже ехали по улицам спального района, где серые пятиэтажки, как будто под копирку, смотрели на неё одинаковыми пустыми окнами.
Когда она открыла дверь в квартиру, в первую секунду ничего не показалось странным. Сумка скользнула с плеча на пол, она подтолкнула коляску в коридор и позвала.
— Олег?..
Тишина. Даже холодильник не гудел, будто кто-то выдернул его из розетки.
Квартира была пуста. Это пришло не сразу, а как осознание, пробегающее от мелочей. На вешалке — ни одной его куртки. В ванной — исчезла его щётка и пена для бритья. В комнате — пропал телевизор. На кухне — исчезли чайник, микроволновка и даже его любимая кружка с логотипом футбольной команды.
Она присела на край дивана — единственное, что осталось — и не моргая смотрела в пустую кухню.
Через полчаса, когда она смогла снова двигаться, она написала ему. Одно слово «Ты ушёл?» Ответ пришёл быстро «Извини, так будет лучше. Я всё забрал. Квартира на тебя не оформлена, но вещи — мои. Надеюсь, ты справишься».
Следующие часы прошли как в тумане. Елена запеленала дочку, уложила её в кроватку, села у стены в коридоре и просто сидела, глядя в плитку. Потом подошла к двери, повернула замок, прикрутила цепочку, как будто это могло защитить её от того, что уже произошло.
Позвонили в дверь. Елена вздрогнула, но тут же услышала голос — высокий, немного дребезжащий.
— Леночка? Это я, Тамара Ивановна, ваша соседка. Слышала, что вы родили. Примите поздравления.
Тамара Ивановна жила на лестничной площадке напротив. Пенсионерка, бывшая учительница труда. Любила гладить платки и развешивать их на батарее в подъезде. Когда Елена открыла, соседка уже держала в руках кулёк с какой-то тряпочкой и жестяной банкой.
— Вот, компот сварила. И плед. Вещь старая, но теплая. Это ещё моя мама вязала, — она прошла внутрь, будто у неё был пропуск.
Елена не стала возражать. Впервые за сутки ей стало легче. Тамара Ивановна аккуратно положила плед на диван, осмотрела ребёнка и неожиданно сказала.
— У моего мужа тоже была такая выходка. Исчез после моего кесарева. В больнице лежала, а он уехал к парикмахерше. Но ничего. Живу, дышу, вон, и внуков уже нянчу. Справишься. Главное — не думай, что это ты виновата. Их, таких, больше, чем ты думаешь.
Позже, когда вечер медленно стал затягивать окна тьмой, и Елена сидела на подоконнике с ребёнком на руках, она вглядывалась в окна соседних домов. Где-то женщина накрывала на стол. Где-то мужчина в майке выносил мусор. Где-то дети играли на полу. Она смотрела и думала, почему не у неё? Почему кто-то может просто жить, а ей достался этот абзац из чужого кошмара?
Скоро нужно было менять подгузник. Она поднялась, прошла в комнату, и впервые — всё ещё в пальто — легла рядом с дочкой. Та, будто чувствовала её тревогу, крепко сжала крохотный кулачок.
На следующее утро она проснулась от стука в батарею. Кто-то сверху что-то ремонтировал, громко и безжалостно. Елена встала, посмотрела в зеркало и не узнала себя. Лицо стало другим — не уставшим, не серым — а будто более взрослым. Как будто в ней что-то выросло, пока она спала.
Сразу после кормления она взяла телефон и записалась на приём к психологу. Через 18 дней. Далеко, в поликлинике у автостанции.
Через два дня после выписки Елена впервые вышла на улицу не потому что нужно было, а просто чтобы пройтись. Она завернула малышку в зимний конверт, накинула куртку поверх домашнего свитера и спустилась на лифте. На лестничной клетке столкнулась с соседкой — Вера Павловна, та самая из пятого подъезда, которую все во дворе звали просто Баба Вера. Она славилась тем, что умела варить лучшие щи на свете и вела список должников по ЖЭКу в своей потёртой тетради.
— Ты это, не бойся морозца. Детке даже полезно, — сказала Баба Вера, вглядываясь в лицо Елены. — А чего ты такая худая стала? Тебя кормить надо. Суп принесла, у меня в кастрюле ещё вчера сварен. Давай, как обратно поднимешься, зайдёшь. Не отнекивайся, слышишь?
Елена не стала спорить. Она кивнула, поблагодарила, и пошла к лавке возле детской площадки. Воздух был хрустким, еле слышно трещали ветки в высоких деревьях. На скамейке сидела Марина, молодая мама лет двадцати пяти, с которой они иногда здороваются в подъезде. Марина держала на руках малыша постарше, и, заметив Елену, сразу заговорила.
— О, привет! Это ты недавно родила? Мы с третьего этажа. Я Марина. Тебя вроде с коляской не видно было.
— Елена. Я только с роддома вернулась. Как раз второй раз выхожу.
— Уф, ну с почином, как говорится. Не бойся, мы тут все такие. У нас тут даже чат есть в Телеграме — «Мамы 4-й дворовой», — рассмеялась Марина. — Там и про врачей, и про памперсы, и где акции. Дашь номер — добавим. И не смотри так растерянно, я в первый месяц тоже плакала. Каждый день. Это нормально.
Их разговор прервала женщина с пакетом из аптеки. Она подошла к Марине, они обменялись парой фраз. Та была из соседнего подъезда, звали её Таня, у неё было трое детей и муж, который постоянно пропадал в рейсах. Марина быстро представила их друг другу, и Таня спросила у Елены.
— А папа у малышки где? Помогает?
Елена замялась, но соврала не получилось.
— Ушёл. Пока я в больнице лежала.
Таня только кивнула, будто слышала это уже десятки раз. Потом добавила.
— Слушай, если что, у нас есть юрист знакомый, помогает с алиментами и всякими этими бумажками. Бесплатно, для матерей. Я тебе скину контакт. Не тяни.
После прогулки Елена поднялась к себе, открыла дверь, услышала, как тихо скрипит паркет, и поняла, что начинает привыкать к этой тишине. Через пятнадцать минут позвонили. На пороге стояла Баба Вера с кастрюлей в руках, завёрнутой в кухонное полотенце, и с небольшой записной книжкой.
— Вот, держи. Картофельный суп с фрикадельками. Лёгкий. А это — список, что тебе может пригодиться. У меня там и пеленки где-то были, и подогреватель остался от правнуков. Я спрошу у дочки, она знает, куда всё убрала. А ты мне скажи, ты на алименты-то подала?
— Пока нет. Я только записалась к психологу. Приём через две недели.
— Психолог — это правильно. А алименты — правильнее. Мужикам только бумага в глаза и действует. Иди в МФЦ, вон там, на перекрёстке у автобусной остановки. Возьми документы, свидетельство о рождении, паспорт. Скажи — нужна консультация по алиментам. Они помогут.
На следующий день, подгадала время, когда дочка спит, и пошла в МФЦ. Очередь была длинная, но никто не скандалил. Люди сидели тихо, кто-то листал телефон, кто-то смотрел в одну точку. Она заняла номерок, и через сорок минут её пригласили в кабинет.
Молодой сотрудник лет тридцати по имени Артём внимательно выслушал её, заглянул в экран и спросил.
— Вы официально не были в браке? Тогда подаём заявление на установление отцовства и алименты. Но потребуется подтверждение проживания, справка из роддома, копия вашей переписки, если есть. Чем больше — тем лучше. У нас есть шаблоны, я вам распечатаю.
Пока он говорил, Елена смотрела на него и думала, как удивительно, что посторонний человек говорит о её жизни с таким деловым спокойствием, словно это просто пункт в списке задач. Но именно это ей сейчас и было нужно — не сочувствие, а порядок.
Выходя из МФЦ, она шла медленно, обдумывая услышанное. Рядом располагалась булочная, в которой они раньше с Олегом покупали хлеб. Она поймала себя на том, что ноги сами свернули в сторону двора, а не в булочную. Была не готова.
Дома её встретил спокойный сон дочки. Елена постояла у кроватки, поправила одеяло и услышала телефонный звонок. Звонила Марина.
— Лен, тут такое… Ты не против прийти на встречу мамочек? Мы собираемся по выходным у Катиной бабушки. Это рядом, у нас во дворе, тёплая комната. Там чай, игрушки, и никто не давит. Просто поболтать. Я тебя встречу, если хочешь.
Через три дня, в воскресенье, Елена впервые пришла в ту самую комнату. Она находилась в подвале жилого дома, но была уютной, с ковриком на полу и старым кожаным диваном, с которого дети постоянно съезжали, визжа от смеха. Женщины сидели полукругом, кто-то держал детей, кто-то — альбомы с наклейками. Елену приняли без вопросов, будто она всегда была частью этой группы.
Одна из них, Ольга, заговорила.
— Я три года одна. Муж ушёл, когда сыну был месяц. Сейчас — не скучаю. Работаю, снимаю жильё, вожу ребёнка в сад. Всё как у людей. Просто всё дольше. Медленнее.
— Я даже не знаю, что мне делать, — проговорила Елена, чувствуя, как её голос немного дрожит. — Он исчез. Забрал всё. Даже сковородку.
Марина подмигнула ей.
— Зато теперь ты можешь купить любую сковородку, которую хочешь. Даже с крышкой. У тебя свобода выбора, Лен. Пока маленькая, но всё равно — свобода.
И в этой простой шутке было что-то, за что Елена впервые за долгое время улыбнулась. Настояще, без натянутого угла губ.
Когда она возвращалась домой, коляска слегка подпрыгивала на тротуаре, и ветер трепал её волосы. У подъезда снова стояла Баба Вера с какой-то новой тетрадкой.
— Вот, смотри. Я тебе записала рецепт каши на козьем молоке. Хорошо идёт в три месяца. И ещё — ты хорошая мама. Это видно. Только не вздумай думать иначе.
Елена взяла тетрадку, крепче обняла ручку коляски и кивнула. Она действительно хотела стать хорошей мамой. Не идеальной. Не сильной. А настоящей.
Одиннадцать утра, Елена стоит в прихожей, пытается застегнуть на себя куртку поверх домашней футболки, одной рукой придерживая дочку в слинге, а другой — вылавливая из кармана ключи. Она опаздывает. Сегодня — первая встреча с юристом, которого рекомендовала Таня, та самая мама троих детей из соседнего подъезда, с которой они теперь иногда встречаются на лавке возле пункта выдачи заказов.
К юристу нужно было ехать в Центр поддержки женщин и матерей, небольшой офис на первом этаже бывшего детского сада. Помещение отдали под общественную инициативу. Руководила там женщина лет сорока по имени Лариса Михайловна, в прошлом — адвокат, потом — мать троих, теперь — активистка. Она сама открыла дверь, когда Елена постучала.
— Вы Елена? Заходите, я вас ждала, — улыбнулась Лариса Михайловна, отводя её в комнату с обоями в мелкий цветочек и низкими книжными полками вдоль стен. — Присаживайтесь. Можете положить малышку сюда, у нас тут кресло-качалка есть, с подушкой.
Елена устроилась неловко, но с благодарностью. Девочка уже дремала, пока юрист разложила на столе бумаги.
— Установление отцовства — это не страшно. Но если у него есть другая семья, готовьтесь, может тянуть, скрываться, подавать на оспаривание. Он работает официально?
— Он работал логистом в одной частной компании. Сейчас не знаю. Мы не общаемся.
— Ладно. Тогда начнём с базового. Вот заявление, вот бланк ходатайства. Дата, подпись — и сегодня же отправим в суд.
Пока Лариса Михайловна печатала текст, Елена заметила на полке фотографию, женщина в судейской мантии, рядом — три мальчика с одинаковыми прическами. На обороте рамки маркером было выведено «Сами выросли — теперь растим друг друга».
С Центра она вышла другим человеком. Усталой, но с каким-то неожиданным чувством — будто бы день не был потрачен зря. Она свернула в сторону продуктового магазина и на подходе услышала, как кто-то окликает её.
— Лен, подожди!
К ней подбежала девушка в чёрной куртке с объёмным капюшоном. Это была Даша, бывшая коллега из бухгалтерии. Они не виделись почти год.
— Я тебя с окна узнала, у меня офис тут. Ты чего здесь?
— Да вот… по делам, — Елена смущённо улыбнулась. — А ты как? Всё там же?
— Да. Нас недавно слили в другое подразделение, теперь бумаги по три раза ксерим, а толку — ноль. А ты как? Где работаешь?
— Пока нигде. Я в декрете. Это моя дочка.
Даша пригляделась.
— Копия ты, слушай. А Олег как? — спросила она, не зная, куда смотрит.
Елена замерла. Не знала — сказать прямо или отшутиться. Но в этот раз решила не смягчать.
— Ушёл. Пока я в роддоме лежала.
— Чёрт. Серьёзно? — Даша растерялась. — Прости… я не знала.
— Да всё нормально, — голос Елены был тихий, но уверенный. — Просто теперь всё по-другому.
Они простились на углу, и уже дома, когда Елена уложила малышку и села на диван, телефон коротко запиликал. Даша прислала ссылку. Елена сначала не хотела открывать, но всё же нажала.
Это была страница в соцсети. Профиль девушки по имени Снежана. Фото — квартира в новостройке, живот под рубашкой и подпись «Ждём тебя, наш малыш. Спасибо, любимый».
На заднем фоне — шкаф, который Елена точно знала. Они с Олегом сами собирали его в прошлую осень.
Пальцы онемели. Она отложила телефон и просто сидела. Минут десять. Потом подошла к балкону, открыла створку, впустив холодный воздух. Дочка зашевелилась, и Елена тут же вернулась к ней. Уложила плотнее, провела рукой по лбу.
Снова звонок в дверь. Открыла — Марина, та самая соседка, с которой они теперь часто общались. Держала в руках белую коробку.
— Это тебе. Нет, не еда. Это пеленальный коврик. У нас остался лишний. Ты как?
Елена вздохнула, посмотрела в глаза девушки.
— Я только что узнала, что у него новая семья. Живёт с другой. Беременна.
Марина присела рядом на табурет.
— Я знала. Не хотела тебе говорить. У меня подруга работает в этом ЖК, где они живут. Но ты знаешь… пусть. Пусть будет. Только не позволяй им забрать тебя в их сценарий. Ты у себя — главная.
Вечером она пошла в ближайшую библиотеку, ту самую, где выдавали бесплатно детские книги. Там она выбрала несколько картонок, и случайно разговорилась с библиотекарем — женщиной в вязаном жилете, которую звали Надежда Алексеевна. Та, узнав, что Елена недавно родила и одна, тут же заговорила.
— Мы сейчас открыли уголок для мам. Там кресло, плед и игрушки. Если хочешь просто посидеть — приходи. Иногда сидят по три-четыре человека, молча, и всё равно легче.
Уходя, Елена взяла буклет с надписью, «Ты не одна. Поддержка мам в трудной ситуации».
А на следующее утро, проверяя почтовый ящик, она увидела белый конверт. Вернувшись домой, вскрыла его. Это было письмо из суда. Её заявление принято. Первая дата — через месяц.
Елена поднесла бумагу к свету, прочла снова, и только потом заметила, что впервые за долгое время не чувствует в груди тяжести. Это была не радость, нет. Но будто кто-то тихо убрал мешок, который она всё это время несла, сама того не замечая.
Вечером дочка заснула рано. Елена вышла на лестничную клетку, села на ступеньки, и написала короткое сообщение Марине.
Спасибо, что вытащила меня.
Ответ пришёл через минуту.
Ты и сама бы выбралась. Но мы рядом, если что. Мы теперь свои.
В понедельник утром Елена шла по коридору районной поликлиники с аккуратно зажатым в руке талоном. Его выдали почти три недели назад, тогда всё казалось куда сложнее. Теперь она везла перед собой коляску с дочкой и отмечала, как странно быстро сменились чувства, с тревоги на готовность. Она не знала, о чём будет говорить, но знала — молчать не собирается.
Кабинет №24, табличка «Психолог». Из-за двери доносились голоса. Потом вышла молодая женщина с ребёнком на руках, на мгновение встретилась с Еленой взглядом, кивнула и прошла мимо. Елена зашла.
Психолога звали Ирина Львовна. Женщина лет пятидесяти, в просторной серой рубашке, с волосами, собранными в нетугой пучок. В комнате стояли два кресла, между ними — коробка с игрушками. На подоконнике — фикус, пыльный, но живой. Всё было непретенциозно, просто, без намёков на кабинет «по душам».
— Садитесь, Елена, — сказала Ирина Львовна, сразу улыбнувшись. — Хотите — держите ребёнка на руках, хотите — можно положить вон в ту коляску. Никто нас не торопит. С чего начнём?
— С того, что я больше не понимаю, кто я, — ответила Елена. — Когда-то я думала, что я жена. Потом — что я мама. Сейчас я будто между.
Разговор затянулся на сорок минут. Ирина Львовна не перебивала, только иногда задавала уточняющие вопросы. Елена говорила о всём, о предательстве, о новой квартире Олега, о Марине и бабе Вере, об очередях, кастрюле супа, коробке с пеленками, и — главное — о дочке, ради которой она держалась.
— Вам кажется, что всё держится на честном слове. Но у вас уже есть основа. Вы — это не только та, кто потеряла. Вы — та, кто собрала, — сказала в конце Ирина Львовна.
После приёма Елена не сразу пошла домой. Вместо этого она зашла в библиотеку — ту самую, с детским уголком. Там сидела Надежда Алексеевна, библиотекарь, с которой они уже были знакомы.
— Вернулась? Правильно. У нас тут собрание по четвергам. Обсуждаем, что читать детям и себе. Хотите — приходите. И дочку берите. У нас тут уже одна кроха есть, две недели как появилась.
Елена кивнула. Обещать не стала, но вдруг почувствовала — ей действительно хочется прийти.
На улице она встретила Светлану, маму из двора, с которой раньше перекидывались только короткими фразами. Светлана несла сумки с продуктами, и, увидев Елену, подошла.
— Лен, привет. Слушай, я тебя искала. Помнишь, ты рассказывала про Центр, где тебе помогали с бумагами? Я там была. Теперь хочу тоже в суд подавать. Спасибо тебе. И ещё… это тебе. — Она протянула Елене пакет с крохотным комбинезоном. — Нам уже мал. А вы как раз подрастаете.
На обратном пути, у двери, стояла Баба Вера с маленьким термосом. Увидев Елену, сразу заговорила.
— Сегодня варила компот, внук в гости приезжал, но не приедет. Сказал, работа. Отнесёшь банку, если хочешь, а нет — вылей. Я не обижусь. Но лучше выпей. Тебе витаминки нужны.
Елена взяла банку, поставила на кухонный стол, потом сняла куртку, положила дочку в кроватку, присела в кресло и достала телефон. Зашла в переписку с Олегом. Последнее сообщение — от неё, «Ты ушёл?» — так и висело. Ответа не было. Ни тогда, ни потом. Никаких объяснений. Она смотрела на экран и вдруг поняла, что не хочет его ни читать, ни писать.
Смахнула всё. Очистила чат. Закрыла приложение. Это было даже не про него. Это было про неё.
Вечером она встретилась с Мариной и Таней у лавки во дворе. Они теперь собирались каждую пятницу, с термосами, бутербродами и детьми, которые либо кричали, либо засыпали прямо на руках.
— Ну что, как психолог? — спросила Марина, открывая бутылочку с водой.
— Спокойно. Без откровений, но нужно. Сказала, что я уже держусь. Просто сама себе в этом не признаюсь, — ответила Елена.
— Она права, — подтвердила Таня. — Я тебя первый раз когда увидела, ты еле стояла. А сейчас — посмотри. Щёки появились. Даже взгляд другой.
— Это потому что у меня теперь алименты идут, — усмехнулась Елена. — Почти на пачку подгузников хватит. А ещё — у меня завтра собеседование. На подработку. Бухгалтером, три часа в день, удалёнка.
— Вот это ты даёшь! — Марина хлопнула в ладоши. — Это уже не просто «держаться». Это — жить.
На следующий день, проснувшись, Елена первым делом посмотрела на дочь. Та лежала на спине, пялилась в потолок и улыбалась. Елена присела рядом, наклонилась к ней и прошептала.
— Ты знаешь, сегодня я проснулась и не подумала о нём. Совсем. Ни на секунду.
Малышка хихикнула, будто поняла.
