Валентина Михайловна… Боже, как же она умела одним взглядом поставить человека на место. Впервые я это почувствовала пять лет назад, когда Юра притащил меня к ней знакомиться.
— Вот, мам. Это Таня, — бормотал он, переминаясь с ноги на ногу.
Она меня осмотрела — медленно, въедливо. От волос до туфель. Потом кивнула — вежливо, но холодно как лёд:
— Здравствуйте.
И сразу:
— Юрий, помоги мне на кухне.
А я стою в их гостиной, как чучело. Рассматриваю фотографии на полке — Юра маленький, Юра в школе, Юра в армии. Счастливая семейка.
Из кухни доносится её голос — шипящий, настойчивый. Юра что-то отвечает тише. Понятно же — обсуждают меня.
Вернулись они минут через десять. Юра красный какой-то, смотрит в пол. А она — собранная, с железным выражением лица.
— Значит, дочка у вас есть, — говорит, расставляя чашки. Не спрашивает — констатирует. — Сколько лет девочке?
— Двенадцать. Лиза.
— Понятно. — Валентина Михайловна поджала губы. — Непросто мужчине становиться отчимом.
— Лиза хорошая девочка, — попыталась я сгладить ситуацию. — Юра ей нравится.
— Время покажет.
Больше о моей дочери она не спрашивала. Весь вечер говорили о работе Юры, о её здоровье, о соседях. Я сидела молча, чувствуя себя лишней.
Когда мы уходили, Валентина Михайловна обняла сына и сказала мне на прощание:
— Заходите как-нибудь.
Но в голосе не было приглашения. Скорее — вежливая отписка.
— Мама у меня строгая, — оправдывался Юра по дороге домой. — Она ко всем так сначала. Привыкнет.
Но она не привыкла. За пять лет совместной жизни Валентина Михайловна так и не смогла принять меня. А Лизу — тем более.
Когда мы поженились, свекровь пришла на регистрацию с каменным лицом. Поздравила сына, меня только кивком удостоила. На свадебный ужин в кафе пришла неохотно, сидела с видом человека, который выполняет неприятную обязанность.
Лизу на свадьбе будто не замечала вовсе. Моя дочь, тогда тринадцатилетняя, старалась быть незаметной, но я видела, как она косится на новую бабушку, ожидая хотя бы улыбки. Не дождалась.
— Женщина с прицепом — это всегда сложно, — сказала мне Валентина Михайловна в уборной кафе, поправляя помаду. — Надеюсь, Юрий понимает, во что ввязывается.
Я промолчала. На свадьбе не хотелось скандалов.
После свадьбы о переехал в мою двухкомнатную квартиру. Юра честно предупредил — своего жилья у него нет, снимал однушку. А у меня была собственная квартира, которую купила на материнский капитал плюс свои накопления после развода с первым мужем.
Работала я мастером маникюра на дому. Клиентура постоянная, доход стабильный — тысяч восемьдесят в месяц. Юра работал электриком в управляющей компании, получал немного меньше. Вместе мы жили нормально.
Лиза к отчиму привыкла быстро. Юра был спокойным, неконфликтным человеком. Не пытался заменить ей отца, но и не отстранялся. Помогал с учёбой, чинил сломанные вещи, иногда шутил. Дочка его зауважала.
Но называть дочкой он её так и не стал. Всегда — Лиза. Или «она», когда говорил о ней с другими.
— Лиза контрольную написала на пятёрку, — рассказывала я за ужином.
— Молодец, — кивал Юра. — Умная девочка.
Не «наша умная девочка», не «дочка». Просто «девочка».
Валентина Михайловна приезжала к нам редко. Раз в месяц, не больше. Заходила ненадолго, пила чай, разговаривала с сыном. Со мной общалась натянуто-вежливо. А Лизу просто игнорировала.
Когда дочка пыталась что-то рассказать, поделиться достижениями в школе, свекровь отвечала односложно или переводила разговор на другую тему.
— Валентина Михайловна, а Лиза в олимпиаде в школе первое место заняла по литературе, — говорила я, пытаясь привлечь внимание к дочери.
— Хорошо, — отвечала та равнодушно. — Юра, а как у тебя на работе дела?
Лиза быстро поняла, что бабушке она неинтересна. Перестала пытаться общаться, при появлении свекрови уходила к себе в комнату.
— Мам, а почему бабушка Валя меня не любит? — спросила как-то дочка.
— Не знаю, дорогая. Может, просто не умеет показывать чувства.
— А папа мой любил свою маму?
Лизин родной отец умер, когда ей было восемь лет. Онкология, всё случилось быстро.
— Твой папа был добрым человеком. Всех любил.
— А дядя Юра почему меня дочкой не называет?
Я не знала, что ответить. Говорить правду — что Юра держит дистанцию, что для него она остаётся чужим ребёнком? Или врать про особенности характера?
— У каждого свой способ выражать привязанность.
Лиза кивнула, но я видела — ответ её не убедил.
За пять лет Валентина Михайловна ни разу не поздравила Лизу с днём рождения. Не позвонила на выпускной в девятом классе. Когда дочка поступила в колледж на дизайнера, даже не поинтересовалась.
Зато о себе напоминала регулярно. День рождения, Восьмое марта, именины — всегда ждала подарков. Юра покупал, я упаковывала, подписывали «от семьи».
— А почему от семьи? — спросила как-то Лиза, глядя на открытку. — Она же меня за семью не считает.
Юра промолчал, сделал вид, что не слышал.
В прошлом году на день рождения свекрови мы подарили ей дорогой набор кремов для лица — за четырнадцать тысячи рублей. Валентина Михайловна приняла подарок с видом должного, поблагодарила сына. Меня даже не упомянула, хотя деньги были и мои.
— Юра такой заботливый, — сказала она подругам по телефону в нашем присутствии. — Всегда помнит про маму и знает как меня порадовать.
А в день рождения Лизы, который случился через месяц, даже не позвонила.
— Да не обращай внимания, — говорил мне Юра, когда я пыталась с ним об этом говорить. — Мама просто такая. Сдержанная.
— Сдержанная с моей дочерью, но не с тобой.
— Ну я же её сын!
— А Лиза как? Чужая?
— Не чужая, конечно. Просто… ну, ты понимаешь.
Я понимала. Понимала, что для его семьи мы с дочкой так и остались чужими людьми, которых приходится терпеть ради Юры.
Особенно болезненно это проявлялось в праздники. Новый год мы всегда встречали у Валентины Михайловны — по настоянию Юры. Его мать накрывала стол, готовила традиционные блюда, дарила сыну подарки.
Мне доставался дежурный набор — крем для рук и коробка конфет из ближайшего магазина. Лизе — вообще ничего.
— Она же уже большая, — оправдывалась Валентина Михайловна. — В её возрасте не до игрушек.
Но дело было не в игрушках. Дело было в знаке внимания, в признании того, что девочка существует.
Я привозила свекрови дорогие подарки, а дочка сидела за праздничным столом как приведение. Говорила только когда к ней обращались, ела молча, рано просилась домой.
— Мам, можно я больше туда не поеду? — попросила Лиза после прошлого Нового года. — Мне там неуютно.
— Почему?
— Бабушка Валя на меня смотрит так, будто я что-то украла. А дядя Юра при ней становится другим. Будто меня нет.
Я знала, о чём говорит дочка. При матери Юра действительно менялся. Становился отстранённым со мной и с Лизой. Будто стеснялся нас.
— Мы семья, должны вместе встречать праздники.
— Мы с тобой семья. А они — другая семья. Которая нас терпит.
Из уст семнадцатилетней девочки это звучало горько и справедливо.
В этом году я решила — больше не буду заставлять дочку терпеть равнодушие. Пусть Юра ездит к матери сам, а мы с Лизой встретим Новый год дома.
Но до этого был день рождения свекрови. Шестьдесят восемь лет.
Юра объявил об этом за неделю, как всегда вскользь:
— У мамы скоро день рождения. Надо что-то подарить.
— Что ты хочешь подарить?
— Да я не знаю. Ты же лучше разбираешься в женских штучках.
Эта фраза меня задела. «Женские штучки» — будто речь шла о покупке мыла для общественного туалета, а не о подарке близкому человеку.
— А что она любит?
— Ну, кремы эти, духи. Что обычно дарят.
— Юра, это твоя мать. Ты должен знать её вкусы лучше меня.
— Зачем усложнять? Купи что-нибудь хорошее, упакуешь красиво. Она не привередливая.
Я молчала, мыла посуду после ужина. Лиза делала уроки в своей комнате, Юра смотрел телевизор.
На следующий день, когда мы сидели за завтраком, он снова вернулся к теме:
— Таня, ты же жена, купи маме подарок от нас, да подороже выбери. Не хочу ударить в грязь лицом.
Я медленно поставила чашку с кофе на блюдце.
— Ты уверен, что это должно быть «от нас»?
Юра посмотрел на меня с удивлением:
— А что не так?
— Не знаю. Может, стоит подумать, есть ли это «мы» в реальности?
— О чём ты говоришь?
Лиза подняла голову от тетради. Она всегда чутко реагировала на напряжение в доме.
— Я говорю о том, что твоя мать ни разу не спросила, как живёт моя дочь. Ни разу не поздравила её с праздником. При ней ты называешь меня по имени, а не женой. А я должна выбирать и покупать ей подарки за свои деньги.
Юра нахмурился:
— Не начинай, пожалуйста. Это же элементарное уважение к старшим.
— Уважение должно быть взаимным. Где её уважение ко мне? К Лизе?
— Мама просто такая. Старой закалки.
— Нет, Юра. Она не сдержанная. Она просто не считает нас за людей. Мы для неё — досадное дополнение к твоей жизни.
Лиза встала из-за стола:
— Я пойду.
— Лиз, позавтракай нормально.
— Не хочется. — Дочка взяла рюкзак и вышла.
Юра проводил её взглядом:
— Зачем при ней об этом говорить?
— А при ком ещё? Она же часть этой семьи! Или нет?
— Конечно, часть.
— Тогда почему твоя мать её игнорирует? Почему ты при ней становишься другим человеком?
— Я не становлюсь другим!
— Становишься. При маме ты избегаешь называть меня женой. Говоришь «Таня пришла», «Таня готовила», будто я твоя соседка. А про Лизу вообще молчишь, как будто её не существует.
Юра помолчал, потом сказал тише:
— Маме нужно время. Она привыкла, что я один.
— Пять лет мало для привыкания?
— Ну что ты хочешь от меня? Заставить её полюбить вас?
— Не заставить полюбить. Заставить уважать. Есть разница.
— Мама вас уважает.
— Неправда. Человека, которого уважаешь, не игнорируешь. Его ребёнка не третируешь молчанием.
Юра встал из-за стола:
— Слушай, просто купи подарок, ладно? Не хочу из-за этого ссориться.
— А я не хочу больше покупать подарки человеку, который меня не уважает.
— Это что, ультиматум?
— Нет. Это здравый смысл. Хочешь сделать маме приятное — купи сам. Да подороже выбери, не забудь.
— У тебя же вкус лучше!
— У меня есть вкус и здравый смысл. И здравый смысл говорит — не стоит унижаться перед теми, кто тебя не ценит.
Юра ушёл на работу, хлопнув дверью. Весь день я думала о нашем разговоре.
Вечером он пришёл домой с пакетом из магазина. Достал коробку дорогого крема и флакон духов.
— Купил сам, — сказал коротко. — Подпишу только от себя.
— Пиши.
На день рождения свекрови мы поехали втроём. Лиза не хотела, но я попросила её поехать — последний раз.
Валентина Михайловна встретила нас как обычно — сына обняла, мне кивнула, Лизу проигнорировала.
За столом она рассказывала о своих делах, жаловалась на здоровье, расспрашивала Юру о работе. Мы с дочкой сидели молча.
Когда Юра подарил подарки, свекровь была довольна:
— Спасибо, сынок. Ты у меня такой заботливый.
Вы абсолютно правы! Я не внимательно прочитал — Юра УЖЕ купил подарок сам и подписал от себя. Вот исправленная версия:
— Не только я, — сказал Юра. — Таня помогла выбрать.
Валентина Михайловна кивнула мне:
— Спасибо.
За столом она рассказывала о своих делах, расспрашивала Юру о работе. Мы с Лизой сидели молча.
Лиза встала:
— Можно, я выйду?
— Конечно, дорогая.
Когда дочка вышла, Валентина Михайловна вдруг сказала:
— Слушай, Юра, а зачем ты её каждый раз с собой таскаешь? Взрослая уже, могла бы дома остаться.
Меня как ножом полоснуло.
— Простите? — переспросила я.
— Ну что ты сразу так? Я просто говорю — девочка большая, у неё наверно свои дела есть.
— Лиза — часть нашей семьи. Поэтому и ездит с нами.
— Какая семья? — Валентина Михайловна поставила чашку резко. — Я её толком и не знаю. Она мне чужая.
Юра молчал, смотрел в тарелку.
— Чужая? — я встала из-за стола. — Пять лет мы к вам ездим. Пять лет я покупаю вам подарки за свои деньги. А моя дочь для вас чужая?
— Ну да, чужая. И что тут такого? Не моя же внучка.
— Юрий! — я повернулась к мужу. — Ты это слышишь?
— Слышу, — тихо ответил он.
— И что скажешь?
— Мам, ты неправа. Лиза хорошая девочка.
— Хорошая, не хорошая — мне всё равно. Просто незачем её сюда постоянно возить.
Лиза вернулась. По лицу было видно — всё слышала.
— Собирайся, солнышко. Мы уезжаем.
В машине Лиза спросила:
— Мам, мы больше туда не поедем?
— Не поедем. Пока тебя там не будут уважать.
Дома Юра сказал:
— Что теперь?
— Теперь решай сам. К матери ездишь один. И больше никогда не говори мне «купи маме подарок от нас».
— А если она обидится?
— Пусть обижается. Зато моя дочь больше не будет слышать, что она чужая.
С тех пор так и живём. Фразу «ты же жена, купи маме подарок» Юра больше не произносит.
