— Да ты мужу спасибо скажи, что он тебя ещё терпит. Будь мужиком, я бы давно с тобой развелась, — прошептала мама дочери на ухо, ещё не сняв обувь.
В нос ударил знакомый аромат любимого маминого парфюма. Тяжёлый, с вязким шлейфом, почти агрессивный. Юля вздрогнула. Даже не от злых слов, а от болезненной предсказуемости.
Опять мама. Опять с миротворческой миссией. И опять всё не в пользу дочери.
В гостиной стоял Глеб, небрежно опираясь о спинку кресла. Спокойный, даже скучающий. Он просто наблюдал. У него это получалось особенно хорошо: с важным видом поджимать губы и ждать, пока женщины разберутся между собой.
Юля ещё несколько минут назад срывалась на крик, доказывая, что ребёнок — общий, что короткий день в садике — это не её вина. А теперь весь запал куда-то улетучился.
Поздно. Мама уже здесь. Всё будет как всегда.
— Ты почему мне сразу не позвонила? — уже громче спросила Ирина Львовна, вешая пальто на спинку стула. — Я бы без проблем согласилась посидеть с Лёшенькой завтра. Что вы как дети-то? Ссоритесь из-за глупостей.
— Мы не ссоримся, мама, — выдохнула Юля, обняв себя руками. — Просто я вот-вот потеряю работу. «Глупости», ага.
— У меня тоже проект, — лениво вставил Глеб. — Мне что, уволиться, чтобы доказать, что я хороший отец? Я могу. Тогда будешь кормить меня на свою копеечную зарплату.
— А мне что делать? — вскинулась Юля. — Мою работу кто за меня сделает?
Мама даже не стала слушать. Она подошла к Глебу и похлопала его по плечу, утешая «бедолагу».
— Он и так устал, Юленька. Ты же знаешь: мужчинам тяжело с маленькими детьми. Это ты его девять месяцев под сердцем носила. А он — вон, работает, старается, как мужик и должен. Ты же женщина. Будь мудрее.
Эти слова Юля слышала не первый раз. И даже не десятый. Когда Лёша был грудничком, и Глеб уходил пораньше, чтобы не слышать крики, — мама приходила и помогала вместо него. Когда Глеб забыл о годовщине свадьбы, мама сказала: «Да они все такие. Он просто не знает, что для тебя это важно».
Всё, что делал Глеб, автоматически оправдывалось. Устал. Стресс. Он не привык. Он же мужчина. А Юля всё чаще ощущала себя не женой и не женщиной, а нянечкой и прислугой.
— Мама, — тихо прошипела она, — ты понимаешь, что ты сейчас не помогаешь, а делаешь так, чтобы он вообще ничего не делал?
— Глеб — хороший муж, — перебила мать. — Мне видней. Я умнее тебя и опытнее. Ты должна держаться за него.
Глеб даже не пытался вмешаться. Он казался подсудимым, а Ирина Львовна была его бессменным адвокатом, выигрывающим дела даже без его участия. Юля смотрела на мужа и пыталась вспомнить, когда он в последний раз был с ней заодно.
Вспоминалось плохо.
Когда они только поженились, Ирина Львовна была в восторге. Покупала Глебу шерстяные носки, рассказывала, как повезло Юле. На годовщину свадьбы вручила набор инструментов.
— Я рада, что рядом с тобой теперь есть мужик, — прокомментировала мать тогда.
Юля вспомнила, как они впервые серьёзно поругались с Глебом. К ней в гости должны были прийти коллеги. Она попросила мужа помочь с готовкой и уборкой, чтобы не ударить в грязь лицом.
Он уехал развлекаться к друзьям, заявив, что это не его коллеги.
— Так он и не обязан. Что ты за жена, если не можешь сама принять гостей? — сказала Ирина Львовна, узнав об этом.
Юля тогда промолчала. Потом — снова. И снова. Это же мама, её авторитет не обсуждается. Вдобавок Юля не хотела лишиться помощи. Мама помогала им с ребёнком, с делами, даже с деньгами, когда было туго.
Но теперь Юля начала понимать: она сама построила этот порочный треугольник. Мама ей не помощник. Она переживает не за счастье дочери. Просто у неё есть собственный интерес. Николай Викторович. Её новый муж.
Он жил вместе с Ириной в квартире, которая наполовину принадлежала Юле.
— Я не собираюсь разводиться, мама, — тихо сказала дочь. — Но я и не собираюсь жить с мужчиной, который всё перекладывает на тёщу.
Ирина Львовна замерла.
— Ну и что ты хочешь? Ссориться дальше? Из-за работы?
Юля взглянула на Глеба. Он, как всегда, молчал. Даже не поддерживал Ирину. Просто смотрел со стороны, всё ещё не включаясь в свою же семью.
— Нет, — ответила дочь. — Я хочу, чтобы мы были в отношениях вдвоём, а не втроём.
Мама чуть прищурилась. В её взгляде промелькнуло что-то, напоминающее тревогу. Юля ушла в спальню, оставив их наедине.
В следующий раз она не станет звонить. Не станет просить помощи. Потому что она выходила замуж за Глеба, а не за свою мать.
Юля не учла одну проблему. У Глеба тоже был телефон.
В спальне пахло сиропом от кашля. Иммунитет Лёши в очередной раз дал сбой, и родители снова не могли решить, кто будет ухаживать за ребёнком.
Глеб делал вид, будто на нём держится вообще всё. Если верить его словам, больничный был для него непозволительной роскошью. Зато его ответственность не мешала ему сбрасывать рабочие звонки в нерабочее время.
Когда они так и не пришли к соглашению, Глеб позвонил теще сам. Та, конечно, моментально примчалась.
— Мне посидеть с внуком только в радость, — с готовностью молодого бойца заявила Ирина Львовна.
Юля выдохнула. Не благодарно, а от бессилия. Ей хотелось выдавить из себя «спасибо», но в горле стоял ком. Потому что каждый раз, когда мама помогала, взгляд Глеба менялся. Он будто пытался без слов сказать жене, мол, вот видишь, разобрались, а ты истерила.
— Это не твоя обязанность, мама, — сказала Юля с нажимом. — И даже не только моя. Это и его ребёнок тоже. Иначе я такими темпами потеряю работу. И когда-то останусь у разбитого корыта с таким муженьком.
Коллеги уже начали подкалывать Юлю. Вроде бы шутливо, но с ноткой раздражения. Юля знала по опыту: сначала тебя жалеют, потом мягко намекают, а потом — просят уйти.
Она попыталась поговорить с Глебом ещё накануне, когда тот вернулся с работы, поужинал и устроился перед компьютером.
— Глеб, по-моему, я одна тащу и дом, и ребёнка. Ещё и работаю. Моя мама помогает, но это же не значит, что тебя не должно быть в семье. Мне уже неловко, что твоя тёща решает за тебя все вопросы.
Он не отрывался от монитора.
— Ну мы же справляемся.
— Справляемся. Благодаря мне. Но я не железная. Я просто научилась молчать, но рано или поздно меня прорвёт.
— Ты преувеличиваешь, Юль. Может, у тебя просто эти дни? Выпей таблетку и отпустит.
Юле захотелось встать и уйти. Или швырнуть в него чем-то. Но она снова промолчала, чтобы не усугублять.
Она вновь погрузилась в мысли о прошлом. Вспомнила, как Глеб постоянно избегал ответственности. Он «не умел» менять подгузники, уходил в другую комнату от плачущего по ночам сына, злился, если не было ужина.
Тогда Ирина Львовна почти жила у них. Она гуляла с коляской, варила компоты, бегала в аптеку. Глебу ничего не надо было делать. Всё уже было сделано за него.
В те времена Юля была благодарна маме. Очень. А сейчас вдруг осознала: помощь Ирины обошлась ей очень дорого. Ценой стали нервы, убитая в хлам самооценка и уважение к себе.
Она сделала выводы и через неделю открыла отдельный счёт в банке. Положила туда тысячу. Потом — ещё две. Конечно, это не билет в новую жизнь. Но Юля потихоньку стала готовить финансовую подушку. Цифры в банковском приложении напоминали ей о том, что если вдруг придётся — она справится сама.
Со стороны казалось, что в их отношениях ничего не поменялось. Но Юля терпеливо ждала, чтобы показать: это не так. И вскоре случай подвернулся сам.
Всё началось с банальности: Лёша снова простудился. Ночью слегка покашливал, но не температурил.
— Я его отведу, но днём ему может стать хуже. Тогда придётся забрать. Будь готов. Твоя очередь, — твёрдо сказала Юля мужу, собирая сына в сад.
— На меня не расчитывай. У нас дедлайн. Там крупный заказчик, перенести не выйдет, — привычно ответил Глеб. — Позвони…
— Нет, — перебила его жена. — Достаточно. Его родители мы, а не моя мама. Я отпрошусь сегодня, но следующий больничный — твой. Если откажешься — будем решать, как жить дальше по отдельности.
На работе Юля предупредила начальника. Тот вздохнул, но кивнул. Однако он смотрел на неё уже не как на жертву обстоятельств, а как на человека, который сделал свой выбор. Не в пользу рабочих обязанностей.
Вечером, конечно, позвонила Ирина Львовна.
— Слышала, Лёшенька заболел. Я к вам приеду завтра утром, — предупредила она.
— Спасибо, мама, но не надо. Мы справимся, — отрезала Юля.
— Да как же вы сами? Глеб сказал, что ты не можешь вырваться с работы. А он…
— Мам, я что-то упустила тот момент, когда ты стала интересоваться моим мужем больше, чем я сама, — раздражённо ответила дочь.
В трубке было тихо секунд десять. Потом раздался мягкий, почти сочувствующий вздох. Но под этой мягкостью таился расчёт.
— Юль, ты сейчас перегибаешь. Ты уже не девочка. У тебя есть семья. Муж. Ребёнок. Хватит провоцировать Глеба. Терпи.
— Нет, мам, это ты перегибаешь. Хватит лезть в нашу жизнь.
— Я буду лезть. Я не хочу терять свою семью из-за твоей глупости. Куда ты поедешь, если он тебя выставит? Ко мне не надо, у меня своя жизнь.
Юля почувствовала себя так, будто кто-то выбил воздух из её лёгких. Обычно мамы сами зовут дочерей, иногда даже становятся инициаторами развода. А вот Ирина заранее давала понять: ждать помощи не стоит. Или терпи, или проваливай.
— А я и не собираюсь возвращаться, мама. Но если снова полезешь помогать зятьку — просто продам свою долю. Я не обязана молчать ради вашего общего удобства. Мне и так уже нечего терять. Что это за семья, если меня в ней никто не слышит?
Мать сбросила звонок. Первая. И Юля поняла: что-то в её семейном треугольнике наконец поменялось.
В ночь у Лёши ожидаемо поднялась температура. Утром Глеб, конечно, как ни в чём не бывало стал собираться на работу. Юля спокойно вручила ему сироп.
— Сегодня ты остаёшься с сыном, — сообщила она. — Не отпустят — напиши заявление. Или не пиши. Но я больше не собираюсь тащить всё одна.
Он не стал спорить, но привычно схватился за телефон. Юля услышала лишь обрывки: «Да мы не справляемся… Помогите… Вы же всегда…»
— Глебушка, у меня сегодня не получится. Выкручивайся сам. Я же не могу подстраховывать вас вечно, — видимо так ответила тёща.
Этого Юля не услышала. Но всё поняла по кислому лицу Глеба.
Когда она вернулась с работы, в квартире было тихо, даже спокойно. Не чистота и порядок, конечно, но терпимо. На кухне на полу — кубики, на столе — тарелка с пожелтевшими яблоками. Из спальни доносился приглушённый смех. Глеб и Лёша вместе строили железную дорогу.
Юля неспешно сняла пальто, пошла на кухню и включила чайник. Да, она не чувствовала себя героиней. Она не развелась, не перевернула жизнь, не перевоспитала мужа. Но впервые ей не пришлось тянуть всё самой или через мать.
— Как там Лёша? Уже не кашляет? Может, всё-таки нужна помощь? — написала Ирина Львовна буквально через десять минут.
— Всё нормально. Справляемся. У меня теперь есть взрослый муж и своя голова на плечах, — ответила ей Юля.
Может, этой ссоре не суждено стать последней. Но Юля твёрдо решила: отныне её семья будет держаться если не на любви, то хотя бы на уважении, а не на третьем лишнем.
