— Тамара Петровна, я от нотариуса! Откройте, или мы взломаем дверь! — женский голос с другой стороны звучал как удар молотка по стеклу.
Тамара Петровна замерла возле старенького секретера, пальцы судорожно сжали бархатную шкатулку с фотографиями. В дверь снова постучали, уже настойчивее.
— Минуточку, иду! — её голос предательски дрогнул.
Открыв дверь, она увидела на пороге двух женщин — молодую, с острым, как лезвие, взглядом, и постарше, с портфелем.
— Меня зовут Мария Соколова, — произнесла молодая, не дожидаясь приглашения. — Мы пришли обсудить ваше дальнейшее проживание в квартире Елены Васильевны Кравченко.
— Простите? — Тамара Петровна нахмурилась. — Моя тётя оставила эту квартиру мне.
Молодая женщина усмехнулась и кивнула напарнице. Та открыла портфель и достала документ.
— Последнее завещание вашей тёти. Переписанное за неделю до смерти. Квартира передаётся мне, как лицу, осуществлявшему уход в последние месяцы.
— Какой ещё уход? — Тамара вспыхнула. — Я каждый день была здесь! Я ухаживала за ней двадцать лет! Это какая-то ошибка!
— Никакой ошибки, — Мария протянула бумагу. — Но я не бессердечная. Даю вам две недели, чтобы собрать вещи. Что-то остаётся в квартире, что-то забираете. Вы же понимаете — закон на моей стороне.
Тамара Петровна пробежала глазами по строчкам. Подпись тёти, которая так и не научилась выводить букву «К» без лишней палочки, стояла внизу. Настоящая. И дата — действительно за неделю до смерти.
— Моя тётя не могла этого сделать. Она… она обещала мне. Я переехала к ней, когда она слегла. Бросила свою комнату в коммуналке.
— А я нашла её в подъезде, когда она не могла подняться по лестнице. Вас не было рядом, — отрезала Мария. — Остальное можете обсудить с юристом.
Женщины ушли, оставив Тамару Петровну с завещанием в руках. Она опустилась на табурет в прихожей и судорожно набрала номер соседки.
— Алла Николаевна, вы не помните, кто приходил к тёте в последний месяц?
— Так ты же каждый день приходила. А, ещё какая-то молодая бабочка. Всё шушукалась с твоей тётей. Бумаги какие-то носила.
Тамара Петровна положила трубку и долго смотрела на чайник, словно он мог подсказать ей ответ. Потом резко выпрямилась и пошла звонить второй раз.
— Ниночка, помнишь, твой сын-то, Колька, юристом работает? Мне бы посоветоваться.
С другого конца провода послышался усталый вздох.
— Тома, он жуткие деньги берёт. Даже с меня, родной матери…
— Квартиру отбирают, Нин. Ту, что тётка обещала.
— Завтра в двенадцать. Сама приду и его притащу.
Ночь Тамара Петровна провела, перебирая старые фотографии. Вот тётя Лена молодая, с мужем, который так рано умер. Вот они вместе в Сочи. Тётя тогда сказала: «После меня всё твоё будет, Томочка. Кому ещё?»
Утром раздался звонок. На пороге стоял участковый.
— Поступила жалоба от гражданки Соколовой. Вы угрожали ей по телефону.
— Что? Я даже номера её не знаю!
— У неё аудиозапись. И свидетель.
— Да вы что? Какие угрозы? Я вчера весь вечер дома сидела, разбирала фотографии! — Тамара Петровна схватилась за дверной косяк.
— К сожалению, ей поверят больше. У неё грамотный юрист. Лучше не усугубляйте ситуацию.
Когда участковый ушёл, Тамара Петровна заметила соседа с нижнего этажа, Виктора Семёновича. Он стоял у двери своей квартиры и хмурился.
— Тамара, что стряслось-то? Полиция зачем?
— Виктор Семёнович, мне нужно в одно место съездить. Вы не могли бы… последить? Эта женщина может явиться, пока меня нет.
— Я на пенсии, всё равно дома торчу. Иди, куда надо.
В небольшом адвокатском кабинете, где три стола стояли почти впритык, Тамара Петровна сидела напротив Николая — худощавого мужчины с дорогими часами и уставшими глазами.
— Значит, так получается: тётя переписала завещание на постороннего человека, хотя до этого обещала квартиру вам, — он пролистывал бумаги. — А где первое завещание?
— Оно… у нотариуса, наверное. Тётя давно его составила, лет пять назад.
— Номер нотариальной конторы помните?
— Нет, — Тамара Петровна растерянно перебирала сумочку. — Но я знаю, что это где-то в центре.
Николай прикрыл глаза и постучал ручкой по столу.
— Ситуация не из лёгких. Если завещание подлинное, у нас мало шансов. Будь вы прямой наследницей — дочерью или сестрой — можно было бы оспорить. Но с племянницей сложнее.
— Но что же делать? Я всю жизнь на эту квартиру надеялась. Своей-то нет…
— За чей счёт хоронили тётю?
— За мой, конечно.
— Сохранились чеки?
— Какие-то должны быть.
— Хорошо, это аргумент. Теперь о главном: вы уверены, что подпись подлинная?
Тамара Петровна снова увидела перед собой ту странную буковку «К» с торчащей палочкой.
— Подпись настоящая. Я бы её среди тысячи других узнала.
— А почерк в основном тексте? Тоже тётин?
— Нет, печатный. На компьютере.
— Понятно, — Николай потёр виски. — Будем копать в направлении недееспособности. Неделя до смерти, болезнь… Возможно, тётю ввели в заблуждение. Мне нужны медицинские документы, свидетельства, что она плохо соображала в последнее время.
— Да она всё прекрасно понимала! — возмутилась Тамара Петровна. — До последнего дня читала газеты и разгадывала кроссворды.
— Тогда нам будет тяжело.
— Но откуда вообще взялась эта Мария? Тётя никогда о ней не говорила!
— Вот это и будем выяснять. Возможно, она познакомилась с вашей тётей, когда вас не было рядом.
Тамаре стало неуютно.
— Я работала. Не могла же я целыми днями сидеть возле неё. Утром приходила, обед готовила, уколы делала, потом снова вечером…
— А днём?
— Днём соседка заглядывала. У тёти тогда ещё не было лежачего состояния.
Николай записал что-то в блокнот.
— Соберите максимум свидетельств вашей заботы о тёте. Чеки из аптек, показания соседей. Это будет стоить пятьдесят тысяч, предоплата тридцать.
Тамара Петровна вздрогнула.
— У меня таких денег нет. Всё на похороны ушло.
— Вы мамина подруга, сделаю за тридцать. Но только из уважения к ней.
По дороге домой Тамара Петровна зашла в сберкассу и сняла последние сбережения — двадцать восемь тысяч. На оставшиеся две тысячи придётся занимать
К подъезду Тамара Петровна подошла, когда уже смеркалось. На скамейке сидел Виктор Семёнович, листая газету.
— Ну что, была твоя захватчица? — спросил он, складывая газету.
— Нет? Или заходила?
— Не появлялась. Я весь день здесь дежурил. Марья Андреевна, соседка с третьего, даже чаем угостила, — он кивнул в сторону окон. — Что юрист-то сказал?
— Тридцать тысяч просит. У меня только двадцать восемь.
Виктор Семёнович хмыкнул и полез в карман пиджака.
— На, возьми. Потом отдашь, когда выиграешь дело.
— Что вы, Виктор Семёнович, я не могу…
— Бери, кому говорю! — он сунул ей в руку две тысячные купюры. — Тебя Елена Васильевна как дочь любила. Мы все это видели. Не дело это — какой-то фифе квартиру отдавать.
В квартире было непривычно холодно. Тамара Петровна включила чайник и присела на табуретку. Телефон разразился трелью.
— Алло, Тамара Петровна? Это Мария Соколова. Я бы хотела завтра зайти, обсудить детали вашего выселения.
— Выселения? — эхом отозвалась Тамара.
— Ну да. Я даю вам две недели, но хотелось бы уже начать замеры для ремонта. Знаете, такая старая мебель, обои… Всё под замену.
Тамара Петровна сжала трубку. Перед глазами встали зелёные обои, которые они с тётей клеили пять лет назад. Секретер красного дерева, который тётя берегла как зеницу ока.
— Мне нужно время. Я ещё ничего не решила.
— А что решать? Завещание законное. Я уже подала документы на регистрацию права собственности.
— Я буду оспаривать.
— Бесполезно. Моя тётя… Вы же знаете адвоката Соколова? Нет? Очень жаль. Он мой дядя. И никакой суд не встанет на вашу сторону.
— Тётя Лена не могла оставить квартиру чужому человеку!
— Чужому? — Мария рассмеялась. — Я ухаживала за ней, когда вас не было рядом. Я покупала ей лекарства. Я сидела с ней ночами, когда она задыхалась. Где были вы?
— Я работала! — в голосе Тамары Петровны зазвенели слёзы. — Кто-то должен был зарабатывать на её лекарства!
— Какая трогательная забота. Жаль, что Елена Васильевна оценила мою выше. Завтра в три. Постарайтесь быть дома.
Тамара Петровна опустила трубку и тяжело оперлась о стену. Вдруг что-то мелькнуло в памяти. «Моя тётя — адвокат Соколов.» Она набрала номер Николая.
— Скажите, а вы знаете адвоката Соколова?
— Игоря Михайловича? Конечно. Один из самых влиятельных в городе. А что?
— Мария говорит, что он её дядя.
На том конце провода воцарилась тишина.
— Меняет дело. Если Соколов взялся за эту историю лично… боюсь, шансов мало.
— Так отказываетесь? — горько спросила Тамара Петровна.
— Нет, но… могут быть проблемы. Давайте лучше искать компромисс.
— Какой ещё компромисс? Она хочет выбросить всю тётину мебель! Памятные вещи! Здесь вся наша жизнь!
— Может, удастся договориться о компенсации? Часть стоимости квартиры…
— Значит, вы думаете, что я проиграю?
— Шансы невелики, — честно ответил Николай. — Но бороться будем.
Положив трубку, Тамара Петровна посмотрела на большую фотографию тёти, висевшую в гостиной.
— Что же ты наделала, тётя Лена? Почему?
В углу рамки что-то блеснуло. Тамара Петровна подошла ближе и заметила, что уголок фотографии неплотно прилегает к стеклу. Она осторожно извлекла снимок из рамы.
На обороте бисерным почерком тёти было написано: «Соколовой не верь. Смотри в нижнем ящике секретера. Прости меня, Томочка.
Тамара Петровна бросилась к секретеру. Третий ящик снизу, тот самый, куда тётя никогда не разрешала заглядывать. Ящик не поддавался, как будто что-то мешало. Она потянула сильнее, и старое дерево застонало, но замок наконец поддался.
Внутри лежал конверт, а под ним — маленькая аудиокассета. Дрожащими руками Тамара Петровна распечатала конверт.
«Томочка, если ты читаешь это, меня уже нет в живых. Эта женщина, Мария Соколова, шантажирует меня. Она знает о нашей семье то, что никто не должен знать. Про деньги с Кипра, которые твой отец спрятал перед арестом. Соколова каким-то образом узнала об этом и требует переписать квартиру, иначе информация попадёт в налоговую, а тебя привлекут как соучастницу. Я не могу этого допустить, но и оставить тебя без крыши над головой тоже не могу…»
За окном послышался шум двигателя. Тамара Петровна прильнула к окну и увидела, как из чёрной машины выходит Мария в сопровождении двух мужчин.
— Рано пришла, стерва! — пробормотала Тамара Петровна и продолжила читать лихорадочно дрожащими руками.
«Я записала наш разговор на кассету. Там она требует переписать завещание и угрожает. Отнеси это следователю Краснову в городскую прокуратуру. Он вёл дело твоего отца, он поможет. А ещё позвони Семёну Аркадьевичу, он у нас в доме давно живёт, мастер на все руки…»
Звонок в дверь прервал чтение. Тамара Петровна спрятала кассету в карман халата, а письмо — за пазуху.
— Открывайте, Тамара Петровна! — голос Марии звучал нетерпеливо.
Тамара подошла к двери, но не открыла.
— Мы не договаривались на сегодня. Вы сказали — завтра в три.
— Планы изменились. У меня тут оценщики, специально для вас приехали. Давайте не будем создавать проблем.
Тамара оглянулась на телефон. Позвонить Виктору Семёновичу? Или сразу в полицию?
— Я никого не вызывала. Приходите завтра, как договаривались.
В замочную скважину что-то вставили. Ключ! Тамара в панике метнулась в ванную, схватила швабру и заклинила ручку двери.
— Что вы делаете?! — закричала она. — Вы не имеете права!
— Имею полное право. Это моя собственность. Я просто проявляю терпение, — рассмеялась Мария, продолжая возиться с замком.
Тамара Петровна набрала номер.
— Алло, Виктор Семёнович! Помогите! Эта женщина пытается вломиться в квартиру!
— Иду, Тома! Держись! — голос соседа был слышен не только из трубки, но и с лестничной клетки. Через минуту раздался его возмущённый голос. — Это что за самоуправство?
— Не вмешивайтесь, мужчина, — ответил один из сопровождающих Марию. — Дело касается только их.
— А я вот думаю, что полицию это тоже заинтересует, — голос Виктора Семёновича окреп. — Яковлевна с первого этажа уже звонит 112.
Замок перестал дёргаться.
— Хорошо, — процедила Мария. — Мы уйдём. Но завтра я приду с судебными приставами. Готовьтесь к выселению.
Когда шаги стихли, Тамара Петровна осторожно открыла дверь. На лестничной клетке стоял не только Виктор Семёнович, но и Марья Андреевна с первого этажа, и супруги Кравцовы со второго.
— Всё хорошо, Тома? — спросила Марья Андреевна. — Ишь, чего удумала! Средь бела дня вламываться!
— Мне нужно в прокуратуру, — сказала Тамара Петровна, сжимая в кармане кассету. — Сейчас же.
— Я тебя отвезу, — предложил Виктор Семёнович. — У меня машина во дворе.
По дороге Тамара Петровна рассказала соседу о записке и кассете.
— Семён Аркадьевич… — задумчиво протянул Виктор Семёнович. — Помнишь Семёна, который ещё при советской власти в нашем доме электриком работал? Это не о нём?
— Точно! — воскликнула Тамара Петровна. — Он же потом в домоуправлении работал. Тётя всегда его звала, когда что-то сломается.
— Он переехал в соседний район, но мы иногда видимся в совете ветеранов. У меня где-то телефон был…
Машина остановилась у здания прокуратуры. Тамара Петровна вышла, крепко сжимая в руке документы и кассету.
— Подождите, — окликнул её Виктор Семёнович. — Я с вами. Два свидетеля лучше, чем один.
Следователя Краснова на месте не оказалось — ушёл на пенсию ещё три года назад. Но молодой сотрудник, услышав его имя, сразу стал внимательнее.
— Краснов был легендой нашего отдела. Если дело касается его, я лично займусь этим. Что у вас?
Тамара Петровна протянула ему письмо и кассету.
— Сможете это послушать? Это доказательство шантажа.
Прослушивание кассеты заняло меньше десяти минут, но для Тамары Петровны они растянулись в вечность. Голоса тёти и Марии звучали отчётливо.
«…либо вы переписываете завещание, либо я передаю информацию о кипрских счетах вашего зятя в налоговую. И поверьте, ваша племянница тоже пострадает.»
«Оставьте Тамару в покое. Она ничего не знала об этих деньгах.»
«Будем считать, что договорились. Завтра едем к нотариусу. И кстати, я не шутила насчёт ухода за вами.»
Следователь выключил магнитофон и посмотрел на Тамару Петровну.
— Что за кипрские счета?
— Мой отец был директором завода в 90-е. Его обвинили в растрате, но ничего не доказали. Он умер во время следствия, — Тамара Петровна опустила глаза. — Я действительно ничего не знала о каких-то счетах.
Следователь кивнул и сделал пометку.
— Здесь явный состав преступления — шантаж и принуждение к сделке. Мы заведём дело. Но вам нужно подать заявление об оспаривании завещания в суд. Кассета будет приобщена к материалам.
Когда они с Виктором Семёновичем вышли из прокуратуры, начинало темнеть.
— Что теперь? — спросила Тамара Петровна.
— Теперь едем к Семёну Аркадьевичу, — твёрдо сказал сосед. — Раз Елена Васильевна о нём упомянула, значит, не просто так.
Семён Аркадьевич, сухонький старичок с пронзительными голубыми глазами, встретил их в маленькой квартирке, заставленной инструментами.
— Елена Васильевна? Как же, помню! — воскликнул он, выслушав их историю. — Она просила меня сделать потайной ящик в секретере. Сказала, что хочет спрятать что-то важное. Я и сделал, двойное дно.
— Двойное дно? — Тамара Петровна вспомнила, как трудно было выдвинуть ящик. — Там что-то ещё может быть?
— Должно быть. Поехали, покажу.
В квартире было тихо и пусто. Семён Аркадьевич уверенно подошёл к секретеру и нажал на почти незаметный выступ под ящиком. Дно отошло, открывая пространство, где лежал ещё один конверт.
Внутри оказалось настоящее завещание, датированное тремя днями позже того, которое показывала Мария, и заверенное у другого нотариуса.
«Я, Кравченко Елена Васильевна, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю всё своё имущество, включая трёхкомнатную квартиру, своей племяннице Смирновой Тамаре Петровне…»
Через неделю суд признал первое завещание недействительным, полученным под давлением. Мария Соколова была арестована по обвинению в мошенничестве.
Тамара Петровна стояла у окна, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Виктор Семёнович с коробкой конфет.
— Зашёл справиться, как дела у законной наследницы?
— Всё ещё не верится, — улыбнулась Тамара Петровна, пропуская его в квартиру. — Присаживайтесь, я чайник поставлю.
Она достала из буфета старинный сервиз тёти — тот самый, который Мария хотела выбросить.
— Знаете, Виктор Семёнович, я всю жизнь думала, что мне одной не справиться. А оказалось — справляюсь. И сколько людей рядом, готовых поддержать.
Виктор Семёнович улыбнулся, принимая чашку.
— Как там говорится? В тесноте, да не в обиде. Соседи — они иногда ближе родни бывают.
За окном медленно падал снег, укрывая город белым покрывалом. В этом году зима началась раньше, но Тамаре Петровне казалось, что в её жизни, наконец, наступила настоящая весна.
