— Тебе что, больше некуда приткнуться? Двадцать лет носа не показывала, а теперь заявилась! — Вера стояла в дверях, загораживая проход в дом.
Галина сжала ручку чемодана, но сохранила невозмутимость.
— Здравствуй, сестричка. Я тоже рада тебя видеть.
— Ты решила, что можно вот так просто взять и притащиться ко мне домой? С баулами, как снег на голову?
Галина оглядела сад младшей сестры. Аккуратный, словно напоказ. Вера всегда любила, чтобы всё блестело. И нутро её тоже блестело — холодным металлическим блеском.
— Мне только на пару дней. Пока…
— Пока что? Пока не найдёшь кого-то ещё, кому можно сесть на шею? — Вера скрестила руки, постукивая носком тапка по крыльцу. — Помнится, ты неплохо устроилась у Николая Петровича. Что, выставил?
— Мама, кто там? — раздался голос из дома.
— Твоя тётушка пожаловала, — Вера не повернула головы, словно боялась упустить Галину из виду. — Двадцать лет не вспоминала, что у неё сестра есть, а тут припёрлась.
В дверном проёме показалась невысокая молодая женщина. Она смотрела на Галину так, будто видела привидение.
— Тётя Галя? Та самая?
Галина улыбнулась:
— Мариночка? Боже, как ты выросла! Я помню тебя крохой, а теперь…
— Стоп! — Вера выставила руку. — Никаких семейных воспоминаний на пороге. Галя, у меня нет места. Сама видишь, дом маленький.
— Мама, как так? — Марина выглядела растерянной. — Тётя Галя же родная твоя сестра.
— Была родной, — отрезала Вера. — До тех пор, пока не забрала всё, что могла, и не исчезла.
Галина поставила чемодан и выпрямилась:
— Вера, я не забирала ничего, что не принадлежало бы мне по праву.
— Да неужели? А родительский дом? Кто его продал, пока я с маленькой дочкой ездила лечиться в санаторий?
— Ты прекрасно знаешь, что…
— Всё я знаю! — Вера повысила голос. — Ты и сейчас, небось, явилась за чем-то. Что на этот раз? Денег занять? Или, может, дачу мою к рукам прибрать решила?
Галина вздохнула и потёрла висок:
— Ничего мне от тебя не нужно. Квартиру я сдала, ремонт затеяли. Два дня — и я исчезну. Можешь даже не разговаривать со мной.
— Мама, ну хватит! — Марина отодвинула Веру и вышла на крыльцо. — Тётя Галя, проходите. У нас есть диван в гостиной. Правда, он немного скрипит, но…
— Это мой дом, Марина! — В глазах Веры мелькнула растерянность. — И я решаю, кто здесь будет жить.
— Ладно, — Галина взялась за ручку чемодана. — Я найду гостиницу.
— В нашем посёлке? — фыркнула Вера. — Единственная гостиница закрылась ещё в прошлом году.
— Вот видишь, мама! — Марина решительно взяла чемодан у Галины. — Давайте без глупостей. Тётя Галя, проходите.
Вера сжала губы так, что они побелели. Отступила, пропуская сестру в дом.
— Только запомни: этот диван — не твоя собственность, и продать его не получится.
Взгляд Галины стал ледяным.
— Спасибо за тёплый приём, сестричка. Всегда знала: в беде на тебя можно положиться.
Вера молча ушла на кухню, громко хлопнув дверью. Марина растерянно улыбнулась:
— Она отойдёт. Мама всегда так: сначала кричит, потом остывает.
Галина провела рукой по стене в прихожей.
— Знаешь, когда-то у нас с твоей мамой была одна комната на двоих. И мы никогда не ссорились.
— Правда? — Марина удивлённо подняла брови. — Она всегда говорила, что вы не ладили с детства.
Галина горько усмехнулась.
— Вот как? Что ж, у каждого свои воспоминания.
Ужин проходил в напряжённой тишине. Вера расставляла тарелки, словно раскладывала карты для пасьянса — точно и отмеренно. Галина сидела прямо, время от времени бросая взгляд на сестру.
— Картошечка хорошая, — осторожно сказала Галина, нарушив молчание. — Ты всегда вкусно готовила.
— Тебя не спросила, — отрезала Вера, не поднимая глаз. Но через мгновение добавила чуть тише: — Соли достаточно?
— В самый раз.
Марина переводила взгляд с матери на тётю, будто наблюдала теннисный матч.
— Знаете, у меня есть фотоальбом, — вдруг сказала она. — Там ваши детские фотографии. Бабушка дала перед смертью.
Вера дёрнулась, словно её ударили:
— Откуда у тебя этот альбом? Я же его…
— Выбросила? — Марина покачала головой. — Бабушка сохранила. Сказала, что это семейная память.
— Твоя бабушка всегда любила вмешиваться, — хмыкнула Вера. — Даже с того света умудряется.
Галина отложила вилку:
— А мама говорила, что ты всегда тянула одеяло на себя.
— Не начинай, — предупреждающе произнесла Вера. — Не в моём доме.
— Твой дом, твои правила, — Галина кивнула. — Как и двадцать лет назад. Ты всегда знала, что для всех лучше.
Вера резко встала:
— Я пытаюсь не поминать старое, а ты лезешь со своими…
— Мама, я испекла шарлотку, — Марина возникла между ними с дымящимся чайником. — По бабушкиному рецепту. Помнишь, как она готовила её на ваши дни рождения?
Сёстры замолчали. Вера опустилась на стул и провела рукой по скатерти, разглаживая несуществующие складки.
— Помню, — тихо сказала она. — Ела всегда больше всех и плакала, что поправлюсь.
Уголок губ Галины дрогнул:
— А потом мама сказала, что тебе кусок побольше, потому что ты растёшь быстрее.
— Она всегда тебя выгораживала, — Вера подняла глаза на сестру. — И после той истории с домом тоже.
— Вера, я пыталась объяснить…
— Знаете что, — Марина поставила на стол яблочный пирог, — я вашу ссору видела только в отражении. Мама всегда молчала, что случилось. А потом я видела, как она вечерами смотрит старые фотографии и плачет.
Галина взглянула на сестру с удивлением:
— Ты плакала?
Вера отвернулась к окну:
— Марина преувеличивает. Просто понимала, что одна растит ребёнка, пока некоторые разъезжают по миру.
— Я не разъезжала, — Галина покачала головой. — Я работала в трёх местах, чтобы выплатить долги после продажи дома.
— Какие ещё долги? — Вера резко повернулась. — Ты получила деньги и исчезла!
Галина медленно поставила чашку на стол:
— Ты действительно не знаешь? Я выплачивала кредит отца.
— Какой ещё кредит? — Вера застыла с чайником в руке. — Папа никогда не брал кредитов.
— Брал. За три месяца до своей смерти. Огромную сумму. Он всегда был авантюристом, ты же помнишь, — Галина устало потёрла переносицу. — Думал открыть своё дело, разбогатеть. В девяностые все так думали.
Марина осторожно забрала у матери чайник:
— Мам, давай я налью.
Вера опустилась на стул, не отрывая взгляда от сестры:
— Почему ты молчала? Почему ничего не сказала?
— А ты бы стала слушать? — Галина усмехнулась. — Ты уже тогда записала меня во враги. Думала, я дом продала из жадности.
— Ты могла бы объяснить!
— Я пыталась! — Галина повысила голос. — Звонила тебе десять, двадцать раз! Приходила, стояла под дверью, а ты не открывала! Что мне было делать? Выбить дверь?
— Ты могла бы… — Вера запнулась. — Могла бы написать письмо.
— Я писала. Три письма. Они возвращались нераспечатанными.
Вера опустила глаза. Между сёстрами повисла тяжёлая тишина. Марина тихо встала из-за стола:
— Пойду за альбомом. Вам нужно время.
Когда она вышла, Вера наконец подняла глаза:
— Я думала, ты просто воспользовалась моментом. Я была в санатории с Мариной, а ты…
— Мне пришлось действовать быстро, — Галина вздохнула. — Коллекторы уже начали звонить. Угрожали. Если бы мы не продали дом, забрали бы всё равно. И ты бы лишилась последнего.
— Почему ты не сказала об этом сразу?
— А ты не помнишь, какая была? — Галина грустно улыбнулась. — Ты родила Марину, потеряла работу, потом эта болезнь у малышки… Ты бы просто сломалась, узнав, что отец оставил нам только долги.
В комнату вернулась Марина с потрёпанным альбомом. Бережно открыла его:
— Смотрите, вот вы на качелях. А тут — у фонтана в парке.
Сёстры придвинулись ближе, разглядывая старые снимки.
— А вот эту я помню, — Вера осторожно коснулась фотографии. — Мне было десять, тебе пятнадцать. Мы поехали на море, и ты учила меня плавать.
— Ты так боялась воды, — в глазах Галины мелькнула тёплая искра. — Цеплялась за меня, как маленький осьминог.
— А тут вы в одинаковых платьях, — Марина перевернула страницу. — Надо же, как похожи.
— Это бабушка сшила, — сказала Галина. — Помнишь, Вера?
— Помню. Я ревела, что хочу такое же, как у тебя, — Вера покачала головой. — И ты уговорила бабушку сшить мне точно такое же, только меньше.
Галина вдруг сжала губы:
— У меня ведь ничего не осталось. Ни фотографий, ни вещей. Всё ушло за долги.
— А я сохранила твой старый шарфик, — неожиданно сказала Вера. — Тот, синий, с кисточками. Не знаю, почему не выбросила.
— Тот самый? — Галина удивлённо моргнула. — Я думала, он давно истлел.
Вера поджала губы:
— Он в сундуке, на чердаке. С остальными памятными вещами.
— Ты скучала по мне, — это был не вопрос, а утверждение.
— Я злилась на тебя, — Вера отвела взгляд. — Двадцать лет злилась.
— А я злилась, что ты мне не поверила, — сказала Галина. — Что не дала шанса объяснить.
Марина осторожно положила руку на плечо матери:
— Может, вам обеим пора перестать злиться.
Вера резко встала из-за стола:
— Нет! Не так просто. Ты не представляешь, через что я прошла, Галя. Осталась одна с маленьким ребёнком, без дома, без поддержки. Думаешь, легко было?
— А мне, думаешь, было легко? — Галина тоже поднялась. — Я ночами не спала, зная, что родная сестра считает меня воровкой. Что единственный родной человек вычеркнул меня из жизни!
— Ты могла настоять! Могла добиться, чтобы я выслушала!
— Я пыталась! — Галина ударила ладонью по столу. Чашки подпрыгнули. — Три года пыталась! А потом… потом просто устала биться о стену. У тебя всегда был твёрдый характер, Вера. Упрёшься — не сдвинешь.
Марина собирала фотографии, случайно рассыпавшиеся по столу. Руки её дрожали.
— Ты же старшая, — Вера понизила голос, но слова остались такими же тяжёлыми. — Ты должна была позаботиться обо мне. Защитить. А ты…
— Я и пыталась тебя защитить! — Галина взмахнула руками. — От правды, от коллекторов, от всего! Думаешь, мне легко было подписывать документы на продажу дома, где мы выросли? Я помню каждую трещину на потолке, каждую скрипящую половицу!
— Мне казалось, ты предала меня, — Вера смотрела в сторону. — Я так верила тебе. Ты была для меня… всем. Когда мама умерла, а потом отец… у меня только ты и осталась.
Галина отвернулась к окну. За стеклом начинал накрапывать дождь, стекая тонкими струйками, как слёзы.
— У меня тоже никого, кроме тебя, не было.
Марина встала между ними, сжимая в руках старую фотографию:
— Посмотрите. Вот здесь. Вы стоите в обнимку, и на обратной стороне бабушкиным почерком: «Мои девочки всегда будут вместе».
Она перевернула снимок. Выцветшие буквы складывались в полустёртую надпись.
— Как я не заметила её раньше? — прошептала Вера.
— Бабушка как будто знала, что так выйдет, — сказала Марина. — Что вам понадобится напоминание.
Галина медленно опустилась на стул:
— Знаешь, Вера, все эти годы… я бы всё отдала, чтобы вернуть то время. Когда мы были просто сёстрами.
— А тебе не приходило в голову, — Вера тяжело дышала, — что я каждый праздник вспоминала, как мы пекли с тобой торт на мамин день рождения? Как ты заплетала мне косы перед школой?
— Приходило, — Галина сглотнула. — Каждый твой день рождения я держала в руках телефон. И не решалась набрать номер.
— А я каждый год ждала звонка, — Вера отвернулась. — И обещала себе, что не отвечу. Что не прощу.
— И не простила.
— Я не знала правды, — в голосе Веры прорезались слёзы. — Если бы знала…
— А сейчас знаешь, — тихо сказала Марина. — И что теперь?
Сёстры молчали. С кухни доносилось тиканье старых часов, отсчитывающих двадцать лет разлуки.
— Я завтра уйду, — наконец произнесла Галина. — Переночую и уйду. Нечего бередить старые раны.
— Куда ты пойдёшь? — Вера подняла голову.
— Найду где остановиться.
— В нашем захолустье? — Вера криво усмехнулась. — С твоим-то чемоданом? Тебя ограбят на первой же улице.
— Ты же сама сказала…
— Я много чего сказала за эти годы, — оборвала её Вера. — И о чём сейчас жалею.
Марина тихо выскользнула из комнаты, оставив сестёр наедине. Через секунду послышался шум воды в ванной — она включила кран, давая им возможность поговорить без лишних ушей.
Вера подошла к буфету, достала две рюмки и бутылку:
— Знаешь, я храню эту настойку для особых случаев.
— Это повод? — Галина слабо улыбнулась.
— Не каждый день старшая сестра возвращается с того света, — Вера разлила тёмно-вишнёвую жидкость. — Я ведь похоронила тебя. В своих мыслях. Решила, что так будет легче.
— И было?
— Нет, — Вера подвинула рюмку к сестре. — Ни дня не было легче. Я так злилась на тебя, что иногда не могла дышать.
Галина взяла рюмку:
— За что выпьем?
— За бабушкины слова, — Вера кивнула на фотографию. — Чтобы её девочки действительно были вместе.
Они чокнулись. Галина сделала глоток и поморщилась:
— Крепкая.
— Как наша обида, — Вера поставила рюмку. — Но, кажется, пришло время разбавить её правдой.
Чердак был заполнен коробками и старыми вещами. Вера передвигала их с места на место, нагибаясь над пыльным сундуком.
— Должен быть где-то здесь… — она чихнула. — Проклятая пыль.
— Я помню этот сундук, — Галина провела рукой по резной крышке. — Отец привёз его из командировки в Ташкент.
— Именно, — Вера наконец откинула крышку. — Я храню в нём все старые вещи. Вот, смотри.
Она достала синий шарф с потрёпанными кисточками.
— Боже мой, — Галина осторожно приняла его. — Он совсем не изменился.
— Я его не доставала, — призналась Вера. — Слишком… больно было.
Галина обернула шарф вокруг ладони, словно здороваясь с ним.
— Знаешь, что я ещё сохранила? — Вера вытащила из сундука маленькую коробочку. — Смотри.
Внутри лежали две половинки сердечка на цепочках. Дешёвая детская бижутерия, которую сёстры купили на ярмарке, когда им было десять и пятнадцать.
— «Сёстры навсегда», — прочитала Галина выгравированные слова. — Ты правда сохранила это?
— Я собиралась выбросить десятки раз, — Вера отвела взгляд. — Но рука не поднялась.
Снизу послышался голос Марины:
— Мам! Тётя Галя! Спускайтесь, я пирог разогрела!
Сёстры переглянулись.
— Знаешь, — тихо сказала Галина, — я никогда не думала, что моя племянница окажется умнее нас обеих.
— Не умнее, — Вера покачала головой. — Просто у неё сердце чище. Она не успела наделать столько ошибок.
— Ты видела, как она на нас смотрит? Словно сбывается её мечта.
— Она часто спрашивала о тебе, — Вера закрыла сундук. — В детстве постоянно: «А где моя тётя Галя? Почему она не приходит?»
— И что ты отвечала?
— Что тётя Галя далеко. И может никогда не вернуться.
Они спустились на кухню, где их ждал горячий яблочный пирог и чай. Марина хлопотала у стола, расставляя чашки.
— Я подумала, может, обсудим, как будем жить дальше? — спросила она, разливая чай. — Ведь тётя Галя теперь останется с нами?
Сёстры переглянулись.
— С чего ты взяла? — спросила Вера.
— Я слышала ваш разговор, — Марина улыбнулась. — Извините, но у нас тонкие стены.
Галина покачала головой:
— У меня работа в городе. А здесь…
— Здесь твоя семья, — тихо сказала Вера. — Твоя настоящая семья. Которая… — она запнулась, — которая скучала по тебе. Несмотря ни на что.
Галина взяла сестру за руку:
— Ты правда этого хочешь? Чтобы я осталась?
— Нет, — ответила Вера. И, глядя на вытянувшееся лицо сестры, добавила: — Я хочу, чтобы ты вернулась. По-настоящему вернулась. Домой.
Марина победно улыбнулась и подняла чашку:
— За бабушкино пророчество! Чтобы её девочки всегда были вместе.
А за окном дождь превратился в лёгкую морось, смывающую пыль и печаль с крыши старого дома, где две сестры наконец нашли дорогу друг к другу.
