— Я вам больше не служанка! Или занимайтесь бытом сами, или ухожу! – заявила я сыну и мужу.
***
Я самостоятельно распихала по шкафам и холодильнику покупки из супермаркета, потому что мужественные мужчины моей семьи как сели в кресла перед телеком, так и вросли в них. Затем я шваркнула пакеты в мусорное ведро и тяжело опустилась на табуретку. Ноги гудели, замоталась за неделю, как пропеллер. Еще к Нинке в больницу надо успеть…
А эти… сидят. Кормушку ждут! Ну я понимаю Леню, у моего мужа сегодня выходной, он имеет право расслабиться. Но Пашка-то! Сынок опять прибежал к родителям пообедать, хоть и живет отдельно.
— Света, ты что там копаешься? — донеслось из гостиной. — Обед-то сегодня будет? Мы, вообще-то, уже проголодались.
Я только хмыкнула. Проголодались они, как же! А я, может, устала как собака. Встала, достала кастрюлю из шкафа, которую сама же вчера и помыла. Даже этого эти двое не смогли сделать.
— Света, ну что там? — Леня уже стоял в дверях. — Паша вон голодный сидит.
Я молча воззрилась на него. Пятьдесят восемь лет мне, две операции за прошлый год перенесла, всю неделю с ног сбиваюсь, работаю, мужа обслуживаю, о больной подруге забочусь… И вот это, значит, я заслужила? Удобная жена я, однако.
Потом я медленно вспомнила, что сегодня-то… особый день! И тихо так, с расстановочкой говорю:
— Леня, а ты знаешь, какой сегодня день?
— Суббота, — глянул на меня, как на блаженную.
— Нет, — я усмехнулась. — Тридцатое апреля сегодня. Ничего не напоминает?
— А что должно напоминать? — он почесал затылок.
— Тьфу на тебя, Леня! У меня день рождения сегодня! — я грохнула кастрюлей по столу. — Пятьдесят восемь стукнуло твоей жене! Забыл, да?
Леонид покраснел, а потом выдал:
— Ну и чего разоралась? Сама-то не напомнила с утра!
— А, так это я виновата, да?
— Мам! — на кухню ввалился Пашка. — Ты чего раскричалась?
— У мамы, оказывается, день рождения, — пробубнил Леня. — Вот она и психует.
— День рождения? — Пашка округлил глаза. — Сегодня? Упс… Ну, это… С днем рождения, что ли.
Представляете? «Что ли»! У меня аж в висках застучало. Господи, и это мои самые близкие люди? Для них я просто кухонный комбайн? Встроенная модель «мама-жена», работает бесперебойно, гарантия пожизненно?
— С днем рождения, — Леня неловко пихнул Пашку в бок. — Мы это… не забыли. Просто не с утра же поздравлять… Хотели вечером… Ну ты сделай там чего-нибудь на обед, а вечером мы тебя это… поздравим. По-настоящему.
По глазам их бегающим я поняла, врут как сивые мерины! И сейчас вот думают успокоить бабу, чтоб не психовала и обед сварганила. А там, глядишь, отмажутся как-нибудь… Цветок с клумбы сорвут или конфетку подарят.
— Вон отсюда! — рявкнула я так, что они аж подпрыгнули. — Никакого обеда! Вообще ничего не будет! Забудьте про еду, про стирку, про уборку! Хватит, я сыта по горло!
Пошла в комнату, уселась на диван, и на душе так полегчало. Сижу спокойненько, чай с конфеткой пью. Леня с Пашкой на меня косятся волками из коридора, а потом шушукаются и ко мне подползают.
— Свет, ну извини, а? Ну забегались, закрутились…
Я смотрю на них и понимаю, не дошло, что я оскорбилась не из-за забытого дня рождения, а мне вообще все надоело.
— Моя подруга Нинка в больнице лежит, — говорю спокойно. — Знаете почему? Потому что у нее муж почти как у меня, диван протирает. И два сына, такие же оболтусы, как ты, Паша. И она все тянула, пока от стресса не свалилась. Вот лежит, значит, Нинка в больнице. А я смотрю на нее и думаю, меня туда тоже скоро увезут. Потому что не бывает так, чтобы человек пахал как трактор, и ничего не сломалось.
— Ой, ну завела опять шарманку, — закатил глаза Паша.
— О! — я даже вскочила, обдало меня жаром каким-то. — Ты хамить научился? Интересно, а белье стирать ты тоже умеешь, сынок? А унитаз чистить?
— Мам, ну чего ты начинаешь, а? — Пашка попятился. — Просто ты заладила про свою Нинку, а мы-то тут при чем?
— А при том! — я уперла руки в боки. — Знаешь, сколько раз я болела за последний год? Три раза лежала с температурой за сорок, и все три раза лечилась сама. А вы мне хоть раз чай принесли? Суп? Таблетку? Хоть раз посуду помыли, когда я не могла встать? Вы даже не заметили, что я болею! Просто ходили мимо и требовали: «Где ужин? Почему рубашка не поглажена?»
— Ты что… — Леня смотрел ошарашенно. — Мы же все понимаем… Ну… Э-э-э… работа, и все такое… Ты же понимаешь…
— Я понимаю только одно, — говорю, а саму трясет. — Я понимаю, что вам важен только комфорт ваш собственный, что я должна быть удобной женой и матерью. А то, что я скоро копыта откину от такой жизни, это мелочи. Все, мужики. Мои полномочия окончены. Каждый сам себе готовит, стирает.
— Да ты… — Леня задыхался. — Ты жена или кто?
— Правильно, папа! — Пашка аж подпрыгнул. — Что за ерунда? Женщина должна…
— Если ты не хочешь выполнять свои… женские… обязанности… — Леня топнул ногой. — То на кой черт ты вообще…
— А мне вот интересно, — говорю, цедя слова. — А твои какие обязанности? Десять лет назад кран на кухне починил? А этот!
Я ткнула в Пашку пальцем.
Леня глядел на меня, как на инопланетянина. Прямо вижу, как в его голове шестеренки со скрипом прокручиваются, не может осознать, что его жена вдруг взбрыкнула.
— Ну-ну, — буркнул он и отошел куда-то.
А я сидела и думала, а чем бы мне заняться? И поняла, что даже мыслей таких в голове не возникало уже… сколько? Лет десять? Пятнадцать? Господи, да неужели это все?
Скоро уже внуки, потом на пенсию, а там и конец. А я что, жила-то хоть когда-нибудь для себя? Рисовала в молодости, потом кружок танцев посещала, когда Пашке восемь было. А потом… поехало-понеслось.
На кухне что-то загремело, затихло, потом снова загремело, громче.
— Света! — донеслось из кухни. — А где у нас это… сковородку чем хватать?
— Прихватка около плиты, — говорю.
— А где точно?
— А ты поищи!
— Нашел… Тьфу, горячо-о-о!
Брякнуло, звякнуло, грохнуло. Я решила не оборачиваться и села спиной к двери. Если сейчас пойду помогать, все, пиши пропало. Опять буду на побегушках.
Через пару часов явился Паша. Постоял в дверях, потоптался.
— Мам, у меня это… футболка испачкалась. Может, ты постираешь?
— Стиральная машина в ванной, порошок над ней на полке, — я улыбнулась.
— Ты реально не будешь ничего делать? — Пашка нахмурился. — Это же глупость какая-то, это женское занятие!
— Представь, — я наклонила голову, — не женское, а человеческое. И ты, раз ты человек, должен это уметь.
Пашка потоптался еще минуту и вышел. А через полчаса из кухни донесся вопль Леонида:
— Света! А чем суп мешать?! Поварешкой?!
— Сковородой, — говорю. — И желательно по голове!
— Не понял?!
— Чем хочешь, тем и мешай! — рявкнула я. — Не мое дело!
Леня что-то забубнил себе под нос, но ответить не рискнул.
К вечеру я уже поняла, как это классно, сидеть на диване и заниматься своими делами. Я вытащила старый альбом, нашла карандаш, сделала пару набросков…. И такой покой на душе появился! Я рисую, делаю что-то для себя, для души!
Вот это прям день рождения!
***
На следующий день у Лени начал прорезаться характер. Вечером он вплыл в комнату и трагически застыл посреди нее.
— Я голоден, — объявил он драматическим тоном.
— Сочувствую, — я пожала плечами.
— Это ни в какие ворота! — взвыл Леня. — Что ты за жена такая?! Нормальная женщина должна…
— Оба-на! — я даже фыркнула. — Скажи мне, пожалуйста, а нормальный муж должен что?
— Я деньги зарабатываю! — Леня постучал себя в грудь. — Я ремонт сделал! Я…
— Ремонт? — меня аж затрясло. — Бригаду нанял пятнадцать лет назад?! И это твое свидетельство мужественности?!
— Нет, ну… — он сбавил тон. — Работаю все-таки… деньги приношу…
— И я работаю, — говорю спокойно. — Только на мою зарплату еще твоя мама живет, Лень, которой ты даже денег толком не даешь.
— Мама! — Пашка встал в дверях с грудой мятого белья. — У меня тут футболка помялась что-то…
— Так прогладь, — сказала я невозмутимо.
— Я не умею! — взвыл Пашка.
— Знаешь, — я повернулась к нему. — Меня тоже никто не учил, я просто брала и делала.
Потом поднялась какая-то возня, началось что-то несусветное. Леня вдруг надел рубашку, натянул брюки, поплескался в ванной. И вдруг — вот это номер! — притащил мне коробку с тортом.
— Света, — пробубнил он. — Выходи. Мы тебя поздравить хотим. Нормально.
— Поздно очухались, — говорю. — А вы помнили вообще, что у вашей матери и жены день рождения? Или «давай мы в последний момент изобразим праздник»?
— Светуль, ну ты чего… – забубнил Леня. — Мы правда исправиться хотим, гостей позвали…
— Гостей? — я чуть не подавилась. — В девять вечера? А у нас дома бардак, кухня не мыта, я не причесана…
— Ну мы… Это… немного друзей, мужики только…
Вот тут-то я и поняла. Они думают, что мама Света сейчас не выдержит, приберет, поможет, примет гостей, напечет… Ага! Сейчас! А не поехать ли им всем в лес дремучий?!
Я натянула джинсы и рубашку, выхватила сумку, телефон и прошагала к выходу из квартиры. Леня уставился на меня с диким взглядом:
— Ты куда?
— К сестре, — говорю. — Она, в отличие от некоторых, про мой день рождения не забыла, поздравила вчера, сегодня на тортик позвала.
— Но… но… — Леня обмяк. — Как же…
— А так же! — гаркнула я. — Принимай гостей, веселись, отмечай, а у меня свои планы!
***
У Марины я проторчала неделю. Леня звонил мне пять раз, сдался, когда я трубку перестала снимать. Паша строчил сообщения одно за другим:
«Ну мам, ты чего?»
«Ты серьезно так?»
«Мы соскучились, возвращайся!»
И ни слова о том, что они что-то поняли, переосмыслили…
В воскресенье я, значит, собралась домой. Ключ в замке поворачиваю, а внутри шум, гогот. Как выяснилось позже, Пашка переехал к отцу на время, пока меня не было, потому что сам со своим бытом не справлялся. Вот и сидят теперь вдвоем среди грязной посуды и немытых полов, футбол смотрят, а вокруг пустые пивные бутылки и коробки с пиццей.
— Что уставились? — весело спросила я.
— Мам, — выдавил Пашка. — Ты… вернулась?
— Я пришла за вещами, — уточнила я, проходя в комнату.
За неделю моего отсутствия я многое обдумала у Марины и решила, что если мои мужчины не изменятся, я подам на развод и начну новую жизнь. Хватит быть прислугой. Потому и пришла за вещами, готовилась к худшему варианту.
— За вещами, — Леня скривился. — То есть, ты уходишь? К этой своей сестрице-разведенке?
— Вы тут за неделю потонули, сожгли, превратили наш дом в помойку, а теперь пытаешься как-то поддеть Маринку? — усмехнулась я.
— Она околдовала тебя, натравила на меня! — завопил Леня.
— Такие выводы, — я задумчиво стянула шарф с шеи, — ты делаешь из того, что у меня появилось свое мнение, которое с твоим не совпадает? И только после этого ты нашел время обратить внимание на то, что я вообще существую отдельно от квартиры, кухни и магазинов?
Я взглянула на Пашку, он сидел, опустив голову.
— Что ты хочешь? — вдруг прошептал Леня.
Вот прямо так, шепотом.
— Что нам сделать?
— А то ты не понимаешь? — хмыкнула я. — Мне нужно, чтобы вы, два взрослых мужика, не обращались со мной, как с машиной для стирки. Мне нужно, чтобы вы взяли на себя часть домашних забот.
Леня вскочил.
— Да что за ерунда! — завопил он. — Что за бабский выпендреж! Я работаю как проклятый, прихожу уставший, а ты мне говоришь, полы мой?! Это что, нормально?!
— Я тоже работаю как проклятая, — сказала я тихо. — И прихожу домой уставшая. Но для тебя и твоего сына это не считается.
— Нормальная женщина никогда такого бы не устроила, — прошипел Леня. — Никогда бы не оставила родную семью!
Вот тут я психанула. Удобная жена показала характер. Да.
— Выбирайте, — отрезала я. — Либо вы вдвоем начинаете брать на себя часть обязанностей, либо я ухожу. Я люблю вас, но больше не хочу, чтобы эта любовь выматывала меня до потери пульса. Я имею право чувствовать себя женщиной, а не замотанной клячей. Выбирайте.
Муженек и сын переглянулись. По их взглядам я поняла, что загнала их в угол…
***
Прошло уже три месяца с того дня. И, знаете, жизнь изменилась. Хоть не сразу.
Леня теперь гладит свои рубашки сам, пол моет и даже ванную научился чистить, представьте себе! Бурчит, конечно, но делает. А Пашка выучился готовить яичницу и даже щи сварил один раз. Правда, пришлось выкинуть кастрюлю, но что не сделаешь ради прогресса?
У меня же теперь три дня в неделю «выходные» от домашних дел. Я снова начала рисовать, гулять, с сестрой встречаться.
А мой день рождения мы, кстати, все-таки отметили. И знаете, это был один из лучших праздников в моей жизни. Потому что я наконец чувствовала себя женщиной, любимой женой и матерью, а не прислугой.
