Уедешь после родов к маме, у нас места мало, я решила — выдала свекровь. — Выставите с младенцем на руках из моей же квартиры

Марина помнила тот день, когда подписывала документы на продажу бабушкиной квартиры. Двушка в центре, светлая, с высокими потолками — досталась ей по наследству три года назад. Дима предложил: давай продадим обе квартиры, купим одну большую.

— Представляешь, — мечтал он, обнимая её на кухне той самой бабушкиной квартиры. — Трёшка, у каждого своя комната, большая гостиная.

Дима тоже продавал наследство — квартиру от бабушки по отцовской линии. Правда, там была особенность: последние пятнадцать лет в той квартире жила его мать, Валентина Аркадьевна.

Когда бабушка умерла два года назад, все ждали, что квартира достанется Валентине Аркадьевне — она же там хозяйничала, ухаживала за старушкой. Но бабушка оказалась женщиной с характером: завещание составила в пользу внука, минуя дочь.

— Я своё отработала, — сказала тогда Валентина Аркадьевна, узнав о завещании. — Пятнадцать лет за ней ухаживала, а она внуку всё отписала. Ну и пусть. Значит, теперь ты за меня отвечаешь.

И Дима, конечно, согласился. Какой сын бросит мать? Тем более она одна — вдова, на пенсии, работала всю жизнь медсестрой в поликлинике.

— Мам, ты с нами будешь жить, — сказал он, когда они выбирали новую квартиру. — У тебя будет своя комната, всё как надо.

Марина не возражала. Даже наоборот — думала, что это здорово. Свекровь поможет с домом, а когда дети появятся — с внуками посидит. В её семье так было принято: поколения жили вместе, друг другу помогали.

Валентина Аркадьевна была женщиной энергичной, несмотря на свои шестьдесят два года. Родила Диму поздно, долго не могла забеременеть. Может, поэтому так к нему привязалась — единственный ребёнок, поздний, выстраданный.

Квартиру купили в новом районе — трёхкомнатную, с просторной кухней-гостиной. Марина с Димой заняли главную спальню, Валентина Аркадьевна — комнату поменьше, а третью решили оставить под гостевую.

Первые месяцы жили нормально. Валентина Аркадьевна готовила завтраки, Марина — ужины, домашние дела делили. Правда, свекровь любила командовать: «Маринка, соль в другом шкафу держи, так удобнее», «Зачем ты цветы на подоконник поставила? Они солнце закрывают».

Но Марина терпела. Понимала — женщине тяжело привыкать к новому месту, к тому, что теперь она не главная хозяйка.

А потом Марина забеременела.

Тест показал две полоски в конце января. Марине было двадцать восемь, Диме двадцать семь, они были женаты два года. Самое время для ребёнка, как им казалось.

Дима обрадовался, подхватил на руки, закружил по комнате.

— Мы родители! Представляешь? У нас будет малыш!

— Потише, — прошептала Марина. — Мама услышит.

— А что такого? Она же бабушкой будет, порадуется.

Но Валентина Аркадьевна не порадовалась.

— Вот это да, — сказала она, когда Дима сообщил новость за ужином. — Молодцы, ничего не скажешь.

— Мам, ты же счастлива? Внук будет. Или внучка.

— Счастлива, конечно. Только вы подумали, какие расходы предстоят? Коляска, кроватка, одежда, памперсы. А потом сад, школа, институт.

— Справимся как-нибудь.

— Как-нибудь… А вы готовы к ребёнку? Сами ещё дети практически.

Марина положила вилку. В горле стоял комок.

— Валентина Аркадьевна, мне двадцать восемь лет.

— И что с того? Возраст не главное. Главное — зрелость. А у вас её пока маловато.

— Мам, ну что ты говоришь? — попытался вмешаться Дима.

— Правду говорю. Пожили бы для себя ещё годик-другой. Ремонт доделали, деньги накопили. А потом уж и детей.

— Но мы уже ждём ребёнка, — тихо сказала Марина.

— Ждёте, да. Ну что ж, раз так случилось — значит, надо рожать. Только не думайте, что я буду нянчиться. Я своё отмучилась. Вы хотели — вы и воспитывайте.

Ужин прошёл в тяжёлом молчании. Марина почти ничего не ела, только перебирала еду в тарелке. Дима хмурился, явно не знал, что сказать.

А с того вечера в доме что-то изменилось.

Валентина Аркадьевна стала холоднее, отстранённее. Если раньше она готовила на всех, то теперь варила только себе.

— Мне много не надо, — объясняла она. — А вы сами управитесь. Молодые, здоровые.

Марина работала учительницей в начальной школе, весь день на ногах, дети шумные, к вечеру валилась с ног. А дома — никакой помощи. Более того, Валентина Аркадьевна как будто специально создавала дополнительные проблемы.

Оставит грязную посуду в раковине: «Думала, ты помоешь, всё равно готовишь». Рассыплет крошки на полу: «Ой, забыла убрать, беременная же — ей полезно лишний раз наклониться». Включит телевизор на полную громкость: «Я же не знала, что ты отдыхаешь».

— Валентина Аркадьевна, может, поговорим? — попыталась как-то наладить отношения Марина. — Если вас что-то не устраивает…

— Меня всё устраивает, дорогая. Это вас что-то не устраивает?

— Просто мне кажется, вы на меня сердитесь.

— С чего бы это? Я взрослая женщина, не девочка какая-нибудь. Просто теперь у вас новые приоритеты, вот и живите с ними.

— Но мы же семья…

— Семья, конечно. Только я тут теперь третий лишний.

— Никто вас лишней не считает!

— Не считаете? А тогда почему со мной не посоветовались, прежде чем беременеть?

— Как это — посоветовались?

— А так. Нормальные люди с родителями советуются, когда детей планируют. А вы решили сами, а меня поставили перед фактом.

— Валентина Аркадьевна, но это же наше с Димой дело…

— Ваше дело, конечно. Только жить с этим ребёнком всем вместе. А значит, и мнение моё что-то да значит.

Разговор зашёл в тупик. Марина поняла: свекровь обижена на то, что её не спросили разрешения на беременность. Абсурд, но что поделать?

Дима отмахивался от её жалоб.

— Мам просто привыкает к мысли, что будет внук. Ей тоже нелегко — всю жизнь только мы с ней вдвоём были.

— А теперь что, я лишняя? Мы лишние?

— Не лишние. Просто нужно время.

Но время шло, а лучше не становилось. Наоборот, с каждым месяцем беременности Валентина Аркадьевна становилась всё более язвительной.

— Токсикоз? — ехидно интересовалась она, видя, как Марина бежит в туалет. — А я говорила — рано вам ещё.

— Живот растёт, — констатировала на пятом месяце. — Скоро вообще ходить не сможешь. А кто тогда готовить будет? Убираться?

— Молока много пьёшь, — замечала на седьмом. — Дорогое сейчас молоко. Хорошо хоть не я плачу.

Каждая её фраза была как укол. Марина старалась не реагировать, но внутри всё сжималось. Она чувствовала себя чужой в собственном доме, нежеланной, обременительной.

Хуже всего было то, что Дима не замечал этого издевательства. И делал вид, что не замечает.

— Мама же не то имела ввиду, — оправдывал он мать. — Ты себе придумываешь, гормоны у тебя скачут. Просто у неё характер такой, прямолинейная.

— Прямолинейная — это одно, а злобная — другое.

— Не злобная она. Просто переживает.

— За что переживает?

— За нас. За то, как мы справимся с ребёнком.

— Димка, она нам не помогает. Наоборот, мешает.

— Не мешает. Просто не лезет.

— Не лезет? Она каждый день напоминает мне, что мы не готовы к ребёнку!

— Ну напоминает. Может, и правда стоит подумать?

— О чём подумать? Я на восьмом месяце!

— Не о том, чтобы не рожать. О том, как воспитывать будем.

К шестому месяцу у Марины начались проблемы со сном. Ребёнок активно толкался по ночам, спина болела, в туалет бегала каждый час.

Дома облегчения не было. Валентина Аркадьевна вместо поддержки выдавала новые порции яда:

— Спишь плохо? А что ты думала? Это только начало. Родишь — вообще спать не будешь.

— А кто вставать будет по ночам? Я? Так я своё отмучилась уже. Я сразу тебе это сказала.

— Хорошо, что у твоих родителей комната свободная есть. Может, к ним переедешь на время?

Последняя фраза заставила Марину насторожиться.

— Зачем мне к родителям переезжать?

— А затем, что ребёнок кричать будет. Мне в моём возрасте бессонные ночи ни к чему. Я не хочу просыпаться!

— Валентина Аркадьевна, но это же ваш внук!

— Внук-то внук, но воспитывать его вам, а не мне.

— Никто не просит вас воспитывать. Просто… ну, помочь иногда.

— Помочь — это как? Памперсы менять? По ночам качать? Да у меня спина больная, руки болят. Какая из меня нянька?

— Но тогда зачем мы вообще вместе живём?

— А затем, что квартира большая, места всем хватает. Пока тишина дома.

Слово «пока» прозвучало угрожающе.

В начале седьмого месяца Марина пошла в декрет. Думала, что дома отдохнёт, наберётся сил перед родами. Но вместо отдыха получила ежедневную порцию издевательств.

— Дома сидишь теперь? — говорила Валентина Аркадьевна. — Небось скучно. А то работала, люди вокруг, а сейчас сиди четыре стены разглядывай.

— Живот совсем большой стал. Страшно смотреть. Хорошо, что не мне рожать.

— Вещи для роддома покупаешь? Дорого небось всё. А потом ещё дороже будет.

Марина перестала с ней разговаривать. Отвечала односложно, старалась не попадаться на глаза. Но в трёхкомнатной квартире это было сложно.

А потом а девятом месяце случился тот разговор, который всё изменил.

Марина сидела на кухне листала в телефоне каталог детских товаров, выбирала коляску. До родов оставалось две недели, пора было определяться с покупками.

Валентина Аркадьевна вошла на кухню, поставила чайник.

— Коляску выбираешь?

— Да.

— Дорогие они сейчас. А потом ещё кроватка, стульчик для кормления, ходунки…

— Справимся.

— Справитесь, конечно. Только не здесь.

Марина подняла голову от каталога.

— Что?

— Говорю, что не здесь справляться будете. Уедешь после родов к маме, у нас места мало, я решила.

— Как это?

— А так. Мне ночные крики не нужны, бессонница мне противопоказана. У твоих родителей квартира больше, мама твоя тоже на пенсии — пусть вот с внуком возится.

— Валентина Аркадьевна, но это же моя квартира тоже!

— Твоя, конечно. Но жить тут теперь нельзя. Ребёнок будет орать, я спать не смогу.

— А где же мне жить?

— У родителей. Месяца три-четыре. Пока ребёнок не подрастёт.

— А потом?

— А потом видно будет. Может, и совсем к ним переедете. Там просторнее.

Марина смотрела на свекровь и не верила услышанному. Её выгоняют. Из собственной квартиры, которую она покупала на деньги от продажи бабушкиного наследства.

— Я не поеду никуда, — сказала она тихо.

— Поедешь. Или думаешь, я буду терпеть ор младенца?

— Это ваш внук!

— Внук не внук, а спать мне нужно. Я всю жизнь работала, заслужила спокойную старость.

— Валентина Аркадьевна…

— Без разговоров. Родишь — и к маме. Я так решила.

Свекровь взяла чашку с чаем и вышла из кухни. Марина осталась сидеть с телефоном в руках, чувствуя, как внутри всё переворачивается.

Её выгоняют. Беременную, на девятом месяце. Из дома, который она покупала в том числе на свои деньги.

Силы ругаться не было. За девять месяцев издевательств и уколов Марина вымоталась настолько, что просто не могла больше конфликтовать. Хотелось одного — тишины и покоя.

Она встала, медленно дошла до своей комнаты, легла на кровать. Лежала и смотрела в потолок, пытаясь осмыслить услышанное.

Утром Марина встала, оделась и вышла из дома. Не сказав никому ни слова.

Встретилась с подругой Олей в кафе рядом с роддомом.

— Ты как? — обеспокоилась Оля, видя лицо Марины. — Что-то случилось?

— Свекровь вчера сказала, что после родов мне нужно уехать к маме. Потому что ребёнок будет кричать и плакать ночью, а ей это помешает.

— Что?! — Оля чуть не подавилась кофе. — Она тебя из дома выгоняет?

— Выгоняет.

— Марин, ты в своём уме? Это ЕЁ надо сбагривать, а не тебе уходить! Это твоя квартира!

— Наша с Димой.

— Ну и что? Ты её покупала тоже! Продала наследство от бабушки!

— Продала.

— Тогда какого рожна эта старая баба тебя выставляет?

— Не знаю.

— А Дима что говорит?

— Диме я ещё не рассказывала.

— Срочно звони! Рассказывай! Пусть мать свою на место поставит!

Марина достала телефон, набрала Диму.

— Привет, — сказал он. — Где ты? Мама говорит, утром ушла и до сих пор нет.

— Дим, твоя мать вчера сказала, что я должна уехать после родов к маме.

— Что?

— Выставит с младенцем на руках из моей же квартиры. Вот до чего дошло.

Долгая пауза.

— Марин, давай не по телефону. Приезжай домой, поговорим.

— Нет. Давай сейчас.

— Я… — Дима замялся. — Слушай, а может, это не такая плохая идея?

— Что?

— Ну подумай. У твоей мамы квартира больше, она на пенсии, поможет с ребёнком. А здесь мама действительно может будет не выспаться… Она и нервы тебе будет трепать получается…

— Дима, ты серьёзно?

— Да не навсегда же! Месяца два-три. Пока малыш совсем маленький.

— А потом?

— А потом вернётесь. Я поговорю с мамой, объясню.

— То есть ты считаешь, что я должна уехать?

— Я считаю, что нам всем нужно успокоиться. Сейчас напряжение такое… Роды скоро, все нервничают. Лучше переждать эту бурю отдельно.

— Переждать бурю?

— Ну да. А когда всё наладится — будем жить нормально.

— А если не наладится?

— Наладится. Я обещаю.

Марина посмотрела на Олю, которая слушала разговор с возмущённым лицом.

— Хорошо, — сказала она тихо. — Попробуем. Но с условием.

— Каким?

— К моему возвращению твоя мать должна научиться уважать границы. Иначе следующим съедешь ты. Со своей мамочкой.

— Марина…

— Всё. Я поехала к маме собираться.

Она отключила телефон.

— Он согласился с ней? — не поверила Оля.

— Согласился.

— На выселение жены с ребёнком?

— На временный переезд для всеобщего спокойствия.

— Марин, да ты что! Это же бред!

— Знаю. Но у меня больше нет сил воевать. Пусть будет как будет.

— А если они привыкнут жить без тебя?

— Тогда и я привыкну жить без них.

Марина встала, обняла подругу.

— Спасибо, что выслушала. Мне нужно ехать к маме, рассказать всё.

— Марин, подумай ещё раз…

— Я уже всё решила. Иду туда, где меня ждут.

Через три дня Марина родила здорового мальчика. Дима приехал в роддом счастливый, с огромным букетом роз.

— Как наш богатырь? — спрашивал он, целуя сына.

— Хорошо. Здоровый.

— А ты как?

— Нормально.

— Мама передаёт привет. Говорит, что очень ждёт внука.

— Подождёт ещё.

— Марин, не злись. Всё наладится. я к вам перееду через пару дней.

— Посмотрим.

А пока что Марина ехала к своей маме. С сыном на руках и твёрдым намерением больше никому не позволять решать за неё, где ей жить.

Источник