Анна расправила плечи и сделала глоток вина. Краем глаза она заметила, как Сергей в третий раз проверяет время на часах. Для него эти семейные посиделки всегда были мучением. Для нее — возможностью вырваться из бесконечной рутины.
— И тогда я говорю ректору: «Нет, Иван Андреевич, мы так не договаривались. Либо полное финансирование проекта, либо я подаю заявку в другой фонд». — Анна развела руками и рассмеялась. — Надо было видеть его лицо!
Ее мать, Валентина Павловна, широко улыбнулась:
— Вот что значит характер! В кого только ты такая уродилась?
Сергей поджал губы и потянулся за бутылкой. Анна уловила этот жест, но не стала заострять внимание. У него сегодня настроение ни к черту, и она слишком хорошо знала эту кислую мину.
— Мама, а можно мне еще сока? — шестилетний Кирилл дернул ее за рукав.
— Конечно, золотце. — Она потрепала сына по волосам и подозвала официанта. — А тебе, Сереж, чего-нибудь?
— Спасибо, у меня все есть. — Его голос звучал ровно, но Анна знала этот тон — так он разговаривал, когда внутри все кипело.
За столом собрались родители Анны, свекровь Нина Петровна, чета Ковалевых — старые друзья семьи. Вечер в честь ее премии за научную публикацию. Статья, над которой она корпела по ночам, пока Сергей бубнил что-то про безответственность и неумение расставлять приоритеты.
— И сколько же тебе дали премиальных, если не секрет? — громко спросила Нина Петровна, промакивая салфеткой уголки губ.
Анна поморщилась. Эти разговоры о деньгах всегда казались ей неуместными. Но свекровь обладала поразительной способностью ввинчиваться под кожу своими вопросами.
— Достаточно, чтобы мы могли позволить себе отпуск этим летом, — ответила она, стараясь говорить легко.
— Отпуск? — вмешался Сергей. — Мы же договорились, что эти деньги пойдут на ремонт.
Анна посмотрела на мужа. Его скулы заострились — верный признак раздражения.
— Мы можем обсудить это дома, хорошо? — Она похлопала его по руке и повернулась к гостям. — Кто хочет десерт? Я слышала, здесь потрясающий шоколадный фондан.
— И твой ректор просто так отвалил тебе кругленькую сумму? — не унималась свекровь. — Повезло же Сереженьке с женой-кормилицей.
Кирилл, ковырявший вилкой пирожное, вдруг оживился:
— А мама у нас самая умная! Она даже умнее папы! Тетя Света говорит, что мама — золотой ум, а папа…
— Кирилл! — Сергей стукнул ладонью по столу. Все вздрогнули. — Хватит болтать. Доедай и пойдем мыть руки.
Мальчик насупился, его нижняя губа предательски задрожала.
— Я никуда не пойду. Ты опять будешь меня ругать.
— Пойдем-пойдем, я тебе покажу, как водичка из крана превращается в пузыри, — вмешалась Анна, бросив на мужа предостерегающий взгляд. Она наклонилась к сыну и шепнула: — А потом закажем тебе большое мороженое. С шоколадной крошкой. Идет?
Кирилл неохотно кивнул. Когда они с сыном вернулись с мытья рук, за столом обсуждали новости. Свекровь жаловалась на соседку сверху, отец Анны рассказывал про рыбалку, на которую собирался. Обычный семейный вечер. Почти.
Сергей сидел, уткнувшись в телефон, его лицо казалось восковой маской. Кирилл забрался на свой стул и принялся за обещанное мороженое. Анна поймала взгляд подруги Светы — та едва заметно покачала головой, кивнув в сторону Сергея. «Опять?» — читалось в ее глазах.
Официант положил на стол кожаную папку со счетом. Отец Анны потянулся к своему бумажнику, но она опередила его:
— Давайте я угощу. У меня премия, все отлично.
Она достала карту и протянула официанту. Все заулыбались, послышались одобрительные возгласы. Только Сергей натянуто улыбнулся, глядя куда-то мимо нее. Взгляд, который сложно было прочесть. Или ей так показалось?
— Щедрость украшает женщину, — пропела свекровь, промокая губы салфеткой. — Вот у нас с покойным мужем такого не было. Он всегда платил за все, даже когда копейки оставались.
— Другие времена, мама, — процедил Сергей и залпом допил вино. — Сейчас в моде равноправие.
— Равноправие — это прекрасно, — вклинилась мать Анны, чувствуя напряжение. — Главное, чтобы в семье был лад. А деньги… Что деньги? Сегодня одни, завтра другие.
— И то верно, — поддержал ее отец. — Кто зарабатывает — не важно. Важно, чтобы все были счастливы.
Анна видела, как напряглась челюсть мужа. Капля вина скатилась по бокалу и оставила на скатерти маленькое красное пятно — точно кровь. «Просто совпадение», — подумала она, но почему-то стало не по себе.
Официант вернулся с терминалом, Анна расплатилась. Кирилл, уминавший мороженое, вдруг громко заявил:
— А дядя Леша говорит, что у папы работа для неудачников, а мама у нас молодец. Поэтому папа всегда такой серый и злой.
За столом повисла тишина.
Сергей схватил сына за руку так резко, что мальчик вскрикнул. Мороженое опрокинулось на скатерть, растекаясь липкой лужей.
— Мы уходим. Сейчас же.
— Серёж, ну что ты… — начала Анна, но осеклась, увидев его глаза. Такими она их видела редко — почти черными от расширенных зрачков.
— Мы. Уходим, — повторил он по слогам. — Спасибо всем за чудесный вечер.
Анна бросила извиняющийся взгляд на родителей и быстро поднялась.
— Я позвоню, — шепнула она матери и, подхватив сумку, выскочила вслед за мужем и плачущим Кириллом.
В такси Сергей молчал. Кирилл, прижавшись к Анне, тихо шмыгал носом. Она гладила сына по голове и смотрела в окно на проносящиеся мимо витрины магазинов. Внутри нарастало раздражение. Семейный вечер был испорчен. И ради чего?
Дома Сергей первым делом направился к бару.
— Может, не стоит? — Анна разувалась, наблюдая, как он наполняет стакан на два пальца.
— Не стоит что? — Он не смотрел на нее. — Не стоит пить в собственном доме? Или, может, не стоило платить за всех сегодня? Или рассказывать, какая ты у нас успешная?
— Я уложу Кирилла, — сказала она, решив не отвечать на провокацию. — А потом мы поговорим.
Сын не хотел отпускать маму, цеплялся за руку. Наконец, Анна рассказала ему две сказки подряд и спела колыбельную. Когда она вышла из детской, часы показывали почти одиннадцать. В гостиной Сергей сидел с третьим стаканом виски.
— Что за демонстрация сегодня была? — Голос Анны звучал тише, чем она планировала. Ей не хотелось скандала. Не сегодня. — Зачем ты так с Кириллом?
— А зачем ты так со мной? — выплюнул он и поставил стакан на столик с такой силой, что жидкость выплеснулась. — Каждый раз. Каждый божий раз. У меня премия. У меня успех. У меня статья. А я просто муж великой ученой. Молчаливое дополнение.
— Что ты несешь? — Анна села напротив, сцепив руки в замок. — Я просто оплатила счет. Это не преступление.
— Оплатила счет, — передразнил он. — А перед этим полчаса рассказывала, как поставила на место ректора. Как добилась финансирования. Как тебя все ценят. И это при моей матери! При твоих родителях!
— И что? — Она начинала закипать. — Я должна молчать о своих успехах? Или мне нужно унижаться? Говорить, что я ничего собой не представляю?
— Ты должна уважать мужа! — Сергей резко встал, покачнулся. — А не выставлять меня ничтожеством перед всеми!
Анна стиснула зубы.
— Я никогда не говорила, что ты ничтожество.
— Не надо быть гением, чтобы видеть, как ты меня воспринимаешь. — Он схватил бутылку, плеснул еще. — Особенно когда твой сынок повторяет чушь про «работу для неудачников».
— Он ребенок, Сергей!
— Ребенок, который всё слышит! — взорвался он. — Думаешь, я не знаю, что обо мне говорят твои друзья? Этот твой Леша с его советами, как мне строить карьеру!
Анна подняла руку, пытаясь его остановить.
— Я не контролирую, что говорят другие.
— Но ты могла бы не подыгрывать! — Сергей навис над ней. — Ненавижу тебя с твоими деньгами!
— Что? — Анна оторопела.
— Только и делаешь, что позируешь! — Он хлопнул ладонью по столу. — Всегда так. «Посмотрите на меня, я такая крутая. А вот мой муж — инженеришка. Весь вечер платит по счетам моей картой!»
— Ты пьян, — процедила она. — И несешь бред.
— Унижаешь меня, чтобы все видели, кто тут главный! — Его глаза лихорадочно блестели. — Думаешь, я не вижу, как ты снисходительно улыбаешься, когда я рассказываю о своей работе? Как быстро переводишь тему? Будто я недостаточно интересен для твоей блестящей компании!
Анна замерла. Не потому, что он впервые злился — они и раньше ссорились. А потому, что в его словах было столько горечи. Застарелой обиды. Боли. Он копил. Молчал. Накручивал. И теперь выстрелил. Залпом. По всем фронтам.
— Значит, вот что ты думаешь, — еле слышно произнесла она. — Все семь лет я тебя унижала. Каждый раз.
— Да пошла ты, — буркнул он. Запал иссяк так же внезапно, как появился. Сергей тяжело осел в кресло и уставился в одну точку.
Через пять минут он уже храпел. А Анна сидела напротив и не могла сдвинуться с места. В голове крутились только его слова: «Ненавижу. Унижаешь. Позируешь».
Она поймала себя на том, что механически трет запястье, словно пытаясь стереть невидимый след. Будто эти слова оставили на коже клеймо.
Мужчина напротив был ей чужим. Совершенно чужим человеком.
Анна не спала. Лежала, уставившись в потолок, пока цифры на электронных часах сменяли друг друга. 3:24. 4:17. 5:05. Мысли путались, возвращаясь к одной точке — вечеру в кафе. К счету. К словам Сергея.
В шесть встала. Бесшумно проскользнула в душ, подставила лицо под холодные струи. В зеркале отражались круги под глазами и напряженные плечи. «Как с этим жить дальше?» — спросила она своё отражение. Отражение не ответило.
На кухне Анна достала кофе, насыпала в турку. За спиной послышались шаги.
— Доброе утро, — голос Сергея звучал хрипло. — Ты рано.
— Не спалось, — она не обернулась.
Он подошел, коснулся её плеча. Анна вздрогнула и отодвинулась, словно от удара током.
— Ты как, выспалась? — спросил он будничным тоном, потянувшись за чашкой.
Она впервые взглянула на него. Сергей улыбался. Привычная утренняя улыбка. Заваривал чай. Словно ничего не было. Тот же жест, которым он опускал пакетик в кипяток. То же движение, которым поправлял волосы. Всё как обычно, как вчера, как позавчера. Как семь лет до этого.
Она смотрела на него и не узнавала. Это был тот же человек, с которым она растила сына. С которым планировала второго ребёнка. Человек, который вчера выплюнул ей в лицо всю накопленную желчь, а сегодня улыбался, словно ничего не произошло.
— Ты помнишь, что говорил вчера? — Анна поставила турку на плиту, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Сергей нахмурился, потер лоб.
— М-м, смутно. Что-то было? — Он отхлебнул чай. — Кажется, мы поспорили?
— Не поспорили. — Её голос дрогнул. — Ты сказал, что ненавидишь меня. И мои деньги. И что я унижаю тебя. Специально. Публично. Годами.
Сергей моргнул. По его лицу пробежала тень — не то смущения, не то раздражения.
— Да ну, ерунда, — он махнул рукой. — Что-то, может, ляпнул. Не принимай близко к сердцу.
— Не принимать? — Анна почувствовала, как внутри что-то обрывается. — Это «что-то ляпнул»? Серьёзно?
— Ань, ну хватит. — Он потянулся к ней, но она отстранилась. — Я выпил лишнего. Мало ли что наговорил. Давай забудем.
— Что на языке у пьяного — в сердце у трезвого, — тихо сказала она.
— Глупости. — Он поджал губы. — Просто настроение было паршивое. Твоя мать со своими намёками, мама с расспросами. Ляпнул, не подумав.
— Семь лет, — произнесла Анна, глядя ему в глаза. — Семь лет ты считаешь, что я тебя унижаю. И всё это время улыбался. Спал со мной. Обнимал. Говорил, что любишь. А внутри — вот это.
Сергей рассмеялся, но как-то натянуто.
— Да ладно тебе. Не драматизируй. Слово — не воробей, знаешь ли.
— И как давно? — Она подошла ближе. — Как давно ты стал меня ненавидеть, Сергей? С какого момента? С первой моей премии? Или с первой статьи? Или когда узнал, что я получаю больше тебя?
— Прекрати, — он поставил чашку на стол. — Я не хочу начинать день со скандала.
— А я не хочу притворяться, что всё в порядке.
Из детской послышался шорох. Кирилл. Проснулся.
— Мам? — позвал он. — Ты где?
— Я здесь, зайчик, — отозвалась Анна, стараясь, чтобы голос звучал нормально. — Сейчас приду.
Сергей воспользовался моментом:
— Вот видишь? Ребёнок проснулся. Давай не будем при нём. Иди к нему. — Он осторожно коснулся её локтя. — Всё хорошо, Ань. Правда. Я вспылил. Был не прав. Извини.
Она посмотрела на его руку и медленно отстранилась.
— Дело не в извинениях. Ты можешь быть вот таким. С этим внутри. И делать вид, что ничего не сказал. Что это нормально. Что мы можем просто «забыть».
— А что ты предлагаешь? — В его голосе появились металлические нотки. — Разбежаться из-за пьяной выходки?
— Я не знаю, что предлагаю. — Она скрестила руки на груди. — Но притворяться, что всё в порядке, я больше не могу.
— Мам! — снова позвал Кирилл.
— Иду! — крикнула она.
Сергей покачал головой.
— Ну и зачем это всё? Нормально же жили.
— Вот именно. — Анна горько усмехнулась. — Я думала, что нормально. А ты, оказывается, семь лет носил в себе что-то настолько… настолько чёрное. Выходит, мы с тобой совершенно разные люди. И ты — не тот, за кого я тебя принимала.
— А ты всегда считала меня хуже себя, — вдруг выпалил он. — Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Когда я прошу у тебя деньги на бензин. Когда рассказываю, что у нас на работе. Когда говорю о планах. Ты никогда не верила в меня по-настоящему.
Анна застыла.
— Неправда. Я всегда…
— Всегда что? — перебил он. — Считала меня равным? Брось. Ты привыкла быть главной. Звездой. Центром вселенной. А мне досталась роль твоего верного пса — всегда рядом, всегда в тени. Так что не строй из себя жертву. Я просто сказал то, что давно хотел сказать.
— Мама! — в дверях кухни появился заспанный Кирилл в пижаме с динозаврами. — Почему вы кричите?
Сергей и Анна замолчали, глядя на сына. Потом Сергей натянуто улыбнулся:
— Никто не кричит, чемпион. Мы просто… обсуждаем. Взрослые вещи.
— Вы поссорились? — Мальчик нахмурился, переводя взгляд с одного родителя на другого.
Анна присела на корточки и обняла сына.
— Взрослые иногда спорят, золотце. Это нормально. Пойдем, я приготовлю тебе завтрак.
— А папа больше не будет вчера? — спросил Кирилл, цепляясь за мамину руку.
— Вчера? — не поняла Анна.
— Ну, как вчера. Злой. — Мальчик покосился на отца. — И громкий.
Анна увидела, как Сергей побледнел.
— Нет, папа не будет, — пообещала она, глядя мужу в глаза. — Больше никогда.
И в этот момент поняла, что сказала правду. Потому что то, что произошло между ними, нельзя забыть или отменить. Сказанные слова нельзя вернуть обратно. Они уже проросли в ней ядовитыми корнями, отравили всё, что было. И доверие — хрупкая вещь. Его не склеишь простым «извини».
Прошло четыре дня. Анна не ушла. Не подала на развод. Не собрала вещи. Жизнь внешне текла по привычному руслу. Кирилл ходил в детский сад. Сергей — на работу. Она — в институт. Холодильник заполнялся продуктами. Стирка запускалась по расписанию. По вечерам они ужинали втроем, обсуждая, как прошел день.
Но внутри всё изменилось.
Анна поймала себя на том, что наблюдает за мужем, как за незнакомцем. Изучает его привычки, замечает детали, которых раньше будто не видела. Как он морщится, когда читает новости в телефоне. Как барабанит пальцами по столу, ожидая, пока закипит чайник. Мелочи, из которых состоит человек.
Кирилл нарисовал в саду рисунок — мама, папа и он посередине, все держатся за руки. Воспитательница похвалила: «Такая дружная семья!» Анна забрала листок и прикрепила его магнитом к холодильнику. Сергей улыбнулся и потрепал сына по голове. Со стороны они выглядели абсолютно нормальной, счастливой семьей.
В среду позвонила Света.
— Слушай, ты как? После того вечера… — В её голосе слышалось беспокойство.
— Нормально, — солгала Анна, глядя в окно.
— Серёга остыл?
— Да. Извинился.
— Вот и славно, — с облегчением выдохнула подруга. — Мужики, они такие. Вино в голову ударит — и понесло. Главное, что всё наладилось.
Анна промолчала. Что она могла сказать? Что внутри неё всё гниёт от этой фальшивой нормальности? Что она не может спать рядом с ним, задыхается, когда он пытается её обнять?
— Ты там? — забеспокоилась Света.
— Да, извини. Задумалась.
— Да ладно, не заморачивайся. Я вон с Лёшкой сколько раз разругивалась, и ничего — вместе до сих пор.
«Со Лёшкой, который считает работу Сергея работой для неудачников», — подумала Анна. Как странно, что она раньше пропускала мимо ушей такие вещи. Как она позволяла их говорить? Может, Сергей прав?
Нет. Даже если их друзья говорили глупости, это не оправдывало слов Сергея. Его тихой, годами зревшей ненависти.
В четверг Анна забрала Кирилла на час позже обычного — задержалась на кафедре. Сергей встретил их в прихожей:
— Я волновался. Телефон не отвечал.
— Разрядился, — коротко ответила она, помогая сыну снять куртку.
Он кивнул. В глазах мелькнуло что-то не то обида, не то разочарование. Раньше она бы обязательно спросила: «Что с тобой?» Теперь не спрашивала. Боялась ответа.
Вечером, когда Кирилл уснул, они сидели в гостиной. Сергей делился новостями о каком-то проекте. Говорил увлеченно, жестикулировал. А она смотрела на него и слышала только: «Ненавижу тебя с твоими деньгами». Видела, как он улыбается — и вспоминала: «Унижаешь меня, чтобы все видели, кто тут главный».
— Ты меня не слушаешь, — заметил он вдруг.
— Прости. Устала, — пробормотала Анна.
— Я говорю важные вещи, Ань. Про мою карьеру. Про повышение.
— Повышение? — Она вскинула голову. — Какое повышение?
Сергей скривился:
— Вот видишь? Даже это пропустила мимо ушей. Я же рассказывал вчера: меня выдвинули на должность технического руководителя отдела.
— Я… Прости, — она потерла виски. — Это отличные новости. Правда. Я рада за тебя.
— Да неважно, — он махнул рукой и отвернулся к телевизору.
Анне вдруг стало невыносимо душно. В висках стучало.
— Тебе действительно кажется, что я тебя не ценю? — спросила она вдруг. — Что я смотрю на тебя сверху вниз?
Сергей вздохнул и выключил телевизор.
— Опять ты за своё. Я же сказал: забудь. Я был пьян и зол.
— А я не могу забыть, — она покачала головой. — Пытаюсь, но не получается.
— Что ты хочешь услышать, Ань? — Он посмотрел на неё устало. — Что я завидовал тебе? Да, завидовал. Что я чувствовал себя ущербным на фоне твоих успехов? Да, бывало. Но это не значит, что я тебя ненавижу. Это был выплеск. Мгновение слабости.
— Мгновение слабости? — Анна горько усмехнулась. — Ты семь лет копил это внутри. И глотал. И улыбался. А потом выдал всё разом. И думаешь, что мы можем просто… перелистнуть страницу?
— А что ты предлагаешь? Развестись? — Его голос стал жёстче. — Из-за одной ссоры? У нас ребёнок, Анна.
— Это не ссора, Сергей. Это… предательство. — Она впервые произнесла это слово. — Я жила с человеком, который годами притворялся. И теперь мне кажется, что всё это время — все эти семь лет — я жила в иллюзии. В выдуманном мире, где мы были счастливы. А на самом деле…
— На самом деле мы были счастливы! — перебил он. — Эти слова — это не я настоящий, Ань. Это… момент срыва.
— Я больше не знаю, где настоящий ты. — Анна встала. — И этого мне не забыть.
Пока он болтал о работе, она слышала: «Унижаешь меня». Пока целовал Кирилла на ночь — «Ненавижу тебя с твоими деньгами». Пока делал вид, что всё нормально — «Позируешь».
И это не уходило. Как пятно, которое не вывести. Застывшее чернильное пятно на белоснежной ткани их семейной жизни.
В субботу утром Сергей предложил съездить за город: «Погода хорошая. Кирилл обрадуется. Да и нам проветриться не помешает». Анна согласилась. Как соглашалась всю неделю. Кивала. Улыбалась. Готовила ужин. Проверяла уроки у сына.
Они доехали до леса. Гуляли среди сосен. Кирилл собирал шишки и бегал по опавшей хвое. Сергей держал её за руку. Тёплую. Знакомую. И в то же время — чужую.
— Ты так и не простила, да? — тихо спросил он, когда Кирилл отбежал вперёд.
Анна посмотрела на мужа. По-настоящему посмотрела впервые за эти дни. Увидела морщинки в уголках глаз. Седину на висках. Человека, с которым прожила семь лет. С которым хотела прожить ещё столько же. И больше.
— Я не ушла, — сказала она. — Но и вернуться к тебе… уже не могу.
Она не знала, как дальше. Но знала: это не просто пьяные слова. Это трещина. И трещины не лечатся игнором. Иногда человек забывает, что сказал. А другой — больше не может забыть, что услышал.
