Терпеть не могу понедельники! Крокодил не ловится, не растет кокос, все валится из рук с утра и до самого вечера.
После выходных замужней женщине крайне желательны еще одни выходные. Или жена, которая в субботу и воскресение хоть как-то возьмет на себя обязанности по уходу за детьми и обустройству быта.
Устала! Еще и мама расхворалась – уже третий месяц даже из дому не выходит. То нога отстегивается, то голова кружится, то слабость такая, что сидит вся зеленая, как тина.
А ведь совсем еще не старая – шестидесяти лет нет. Но здоровье разное у всех.
– Дочка, ты заедешь ко мне сегодня? – просила она, позвонив утром.
– Да, мам, конечно.
Я единственная дочь, больше маме положиться не на кого. В молодости у нее случилась трагическая и романтическая история, достойная скорее фильма, чем обычной жизни обычного человека.
Она влюбилась.
Парень был первым красавцем школы, звали его Алексей. Они перебрались из какого-то крупного города в наш небольшой, и у новичка был этакие столичный лоск, который заставлял сворачивать шеи всех девчат. А он заприметил Галину – мою маму.
Она была большеглазой брюнеткой с тоненькой талией, толстой, с руку, косой и переливчатым серебряным смехом. «Моя солнечная девочка» — звал ее Лешка, а она улыбалась и в глазах ее отражалось красивое лицо влюбленного в нее и любимого ей парня.
Молодые люди заканчивали старший класс, моя мама давно решила, что скажет парню «да», когда он позовет ее замуж. И будущим свекрам она нравилась, и все, вроде, было просто, понятно и ничего не предвещало беды.
Но у Галины была подруга Аня. Она завидовала моей маме, и, как потом выяснилось, оклеветала ее – мол, гуляет с другими парнями.
Прямо после выпускного Лешка собрал вещи и махнул в столицу, а мама на утро узнала, что ждет меня. Пришла к родителям Алексея, но те сами не знали, куда махнул их взбалмошный сын.
Мама поплакала, поплакала, да и бросила поиски. Ее поддержала моя бабушка.
– Галочка, светик мой, не горюй, вырастим мы твою малышню! Скажи спасибо твоему беспутному, да отпусти. Будет, как бог даст. А я пока в силах, помогу.
– Я не понимаю, мам, почему он так поступил. – говорила Галина.
Это потом она узнала о подруге правду, когда я уже выросла, а бабушки не стало.
Мама вырастила меня, долгое время ничего не рассказывая об отце. Даже столько лет спустя она очень любила его, а поступка Ани понять не могла – зачем та разрушила эти отношения?
– Она, наверное, сама на него виды имела. – говорила тогда я, чтобы хоть как-то, пусть неловко, утешить горюющую маму.
– Может. Но кто знал, что он махнет прочь, да так далеко? – отозвалась мама.
– Конечно. А теперь не знаешь как он и где?
– Знаю, что в Москве был. Женился в первый же год переезда, но вскоре расстался с женой. Детей нет… Кроме тебя. Но он про тебя ведь не знает.
– Никто не сказал ему?
– Сомневаюсь. Хотя знаю, что мама моя, твоя бабушка, ему писала как-то. Ты уже была классе в восьмом тогда.
– Ответа не пришло?
– Насколько я знаю, нет. Может, и не живой уж, мы ведь с ним ровесники. А в России у мужиков век еще короче бабьего.
Я вздыхала и обнимала маму. Что тут скажешь? Нелепая случайность, потеря любимого человека, вечные вопросы без ответа – а что, если бы сложилось? Был бы папа у меня, была бы мама счастливой. Она никогда больше не заводила с мужчинами отношений, так и прожила, тоскуя по сбежавшему от нее Алексею.
По-женски мне маму было безумно жаль. И я каждый день благодарила бога, что моя семейная жизнь оказалась счастливее ее – муж, две чудесные дочери.
Я торопливо заскочила в вагон метро, который тут же тронулся.
Сонные пассажиры читали книжки, кто-то уткнулся в гаджеты, кто-то дремал в наушниках. Я бросила взгляд на соседнее сидение, и вдруг увидела кошелек. Такой в народе «лопатником» зовут. Из натуральной кожи, толстенький и явно мужской.
Открыла – денег тысяч сорок, наверное. Ничего себе! Открыла еще шире, и на колени мне выпала фотография. Моя.
Увидев кошелек в метро, я поспешила открыть его, м в нем оказалась не только наличка, но и нечто, что явно не должно было попасть в чужие руки.
Ошалело моргнув, взяла дрожащими пальцами фотокарточку. Точно я. Классе в восьмом у меня такие косы были, мама плела, я отлично помню. Перевернула фотокарточку. Надпись: «Это твоя дочь, Алексей. Мне недолго осталось, я хочу, чтобы ты знал правду».
«Недолго осталось», «твоя дочь», «Алексей» — слова, написанные рукой моей бабушки, плясали перед глазами. Ее почерк я узнала бы из тысячи – именно она научила меня писать такие же острые буквы «о», «а», такие же завитушки на «д» и «б».
Вспомнились слова мамы об отправленном бабушкой письме моему отцу.
Это что же – его кошелек? А где же он сам? Стала рыться в содержимом дальше. На кармашке для мелочи выжжен телефон, адрес, имя владельца – Алексей Долматов.
Я по маме была Иванова, а фамилии отца не знала. Но это точно он, раз почерк бабушкин, а фотография моя.
Вышла из метро, села набрала номер. Гудки, гудки, гудки, и вдруг:
– Да. Здравствуйте.
И что сказать?
– Здравствуйте, Алексей, я… Я та, кто нашел ваш кошелек в метро. Там деньги, и номер был. Я бы хотела вернуть. Вам удобно будет вечером встретиться в районе ленинского проспекта?
– Да, конечно! Девушка, спасибо вам! А я уже обыскался, думал, украли.
Мы договорились о встрече, и я поспешила к маме. Она встретила меня бледная, тяжело шаркающая в своих смешных пушистых тапочках. Я решила пока ничего не говорить. Помогла приготовить суп, протерла пол, сбегала в магазин за продуктами и минеральной водой.
– Мамуль, я завтра приеду к тебе. Сейчас нужно на работу на несколько часов, у нас совещание.
– Конечно, моя хорошая. Беги. Спасибо, что навестила свою старушку.
– Ты вовсе и не старушка, мам! Что ты такое говоришь!
В парке у лотка с мороженным меня ждал высокий седой мужчина. Твидовое пальто в клетку, темно-синий щеголеватый объемный шарф, велюровые перчатки в тон шарфу.
Я натянуто улыбнулась, и протянула ему кошелек после короткого приветствия.
– Благодарю вас. Там даже не столько деньги мне ценны, сколько фото моей дочери.
И тут он осекся, и глаза его расширились. Да, я была из тех, про кого говорят – маленькая собака до старости щенок. Со школы почти не изменилась. Только кос не было, теперь носила короткое буп-карэ, но в остальном.
Не испортили моей фигуры двое родов, те же голубые глаза, как у моего отца. Мне все говорили, что я очень на него похожа, только волосы мамины – густые, немного вьющиеся.
– Вы… Ты… Полина?
Я кивнула – отпираться было уже бессмысленно.
– Да, я дочь Галины и… ваша.
– Дочь, ты моя дочь. – как завороженный повторил Алексей Долматов.
И сказать больше было нечего, потому что столько всего нужно было сказать. Целая жизнь, целая пропасть разделяла нас, и ни единого шанса не было сократить ее. Мы стояли по разные стороны бездны, и смотрели глаза в глаза – одинакового голубого цвета.
– Кофе? – спросила я, поежившись от холодного ветра.
– Да, конечно.
Вскоре мы сидели в уютной кафешке с большими чашкам капучино.
– Зачем вы приехали сюда и где были все эти годы? – спросила я.
– Я долго жил с в столице, потом подался на север. А там меня подставил начальник. Да так, что… Долго рассказывать.
Мне написала твоя бабушка – про тебя, про то, что Галину тогда оболгала ее лучшая подруга, а я поверил. Я уже собрался махнуть к вам, но подстава начальника обернулась мне сроком в семь лет. Вышел вот, и приехал. Уже две недели тут, и где ты живешь и мама твоя знаю, а смелости нет позвонить и прийти.
– Да уж. И тут я кошелек нашла.
– Сказка конечно! Но конец у нее печальный.
– Почему? Ведь в итоге мы встретились, поняли свои ошибки. Мама вас не забыла.
– Я рад это слышать. Она чудесная, и я очень ее любил. Но сейчас у меня так мало времени. Мне осталось от силы полгода, и они будут не лучшими. Я не хотел бы, чтобы ты и Галя запомнили меня таким.
– Мне жаль, что так случилось, что вы нездоровы. Мама тоже хворает. Но она заслуживает того, чтобы увидеть вас. Да и вам самому это очень важно и нужно, раз спустя столько лет вы приехали сюда.
***
Отец остался с нами. Он уходил на руках у любимой женщины, а когда его не стало, я узнала, что и мама спешит вслед за мужчиной, которого она любила всю свою жизнь. Для меня это была огромная потеря. Не успела оплакать отца, как не стало мамы.
Не могли эти двое друг без друга. И он без нее сгорел до пепла, и она без него угасла до полной темноты. Я жалела только о том, что мои дочери их не запомнят – старшей было семь, младшей пять.
Но я непременно расскажу им про бабушку и дедушку, и удивительную историю их любви. А еще о том кошельке, который позволил им увидеться перед тем, как покинуть этот жестокий и прекрасный мир.
