Знаете это чувство, когда в квартире нечем дышать? Вроде и окна открыты, и вентилятор работает, а воздух всё равно спёртый, густой, как кисель. Именно так Ирина чувствовала себя в то июльское утро, когда мать походя, помешивая ложечкой кофе, объявила:
— В августе дача станет домом для сестры с мужем, а ты пока останешься в городе , решила мать .
Ирина поперхнулась бутербродом. В горле встал ком, на глаза навернулись слёзы – то ли от кашля, то ли от обиды. Чашка в руках предательски задрожала, расплескав кофе на любимую футболку с котиками.
«Чёрт», – пробормотала она, промокая пятно салфеткой. – «Мам, но как же… Мы же договаривались!»
«А что такого?» – мать даже не повернулась от плиты, где жарила свои фирменные оладьи. Запах корицы, обычно такой уютный, сейчас казался удушающим. – «Катя беременна, ей нужен свежий воздух. А ты молодая, здоровая – поработаешь и в городе.»
Ирина смотрела на мать и не узнавала. Где та женщина, которая когда-то учила её быть справедливой? Которая говорила маленькой Ире: «Милая, нельзя забирать чужое, даже если очень хочется»?
«У меня проект», – Ирина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. – «Важный заказчик, дедлайны. Я планировала работать на даче, там тихо, никто не мешает…»
«Господи, ну что за поколение пошло!» – мать всплеснула руками, едва не уронив лопатку. – «Всё им условия подавай. Мы в твоём возрасте…»
«Да-да, пахали как проклятые, жили в общежитии и были счастливы», – перебила Ирина. – «Я знаю эту историю наизусть. Только знаешь что, мам? Времена изменились.»
«Вот именно!» – мать наконец-то повернулась к ней. – «Времена изменились. Ипотечные программы какие хорошие, а ты всё по съёмным квартирам…»
Ирина закрыла глаза. Досчитала до десяти. Потом ещё раз. Не помогло.
«Мам, а ты знаешь, сколько я вам отдаю каждый месяц? Треть зарплаты – на ваш ремонт. Плюс съём квартиры, плюс кредит за папину операцию. Какая, к чёрту, ипотека?»
«Не смей материться в моём доме!» – голос матери дрогнул. – «Мы тебя растили…»
«Вот только давай без этого», – Ирина встала из-за стола. Недоеденный бутерброд так и остался лежать на тарелке. – «Я благодарна за всё. Правда. Но я устала быть вечно виноватой младшей сестрой и семейным банкоматом.»
Она вышла из кухни, оставив мать с открытым ртом. В прихожей натянула кроссовки (те самые, старые, потому что на новые вечно не хватало), схватила рюкзак с ноутбуком и выскочила на улицу.
Июльское солнце било в глаза. У подъезда засыхал куст сирени – такой же измученный, как она сама. Телефон в кармане завибрировал – наверняка мать. Но Ирина не ответила.
Вместо этого она открыла рабочую почту. Письмо от немецкого заказчика всё ещё ждало ответа. «Мы будем рады видеть вас в нашей команде… Берлин… Полный релокационный пакет…»
«А почему бы и нет?» – пробормотала Ирина, нажимая «Ответить».Вечером позвонила Катя. Ирина как раз доедала остывшую пиццу (готовить не было ни сил, ни желания) и пыталась сосредоточиться на коде.
«Ириш?» – голос сестры звучал непривычно виновато. На заднем плане слышался звон бокалов и смех её мужа Паши. – «Ты как?»
«Нормально», – Ирина скомкала салфетку и промахнулась мимо мусорки. – «Празднуете?»
«Да так… Паша премию получил. И это… насчёт дачи…»
Ирина поморщилась. Типичная Катя – сначала делает, потом извиняется. Всегда так было: возьмёт без спроса любимую куклу, сломает – и потом ходит с виноватыми глазами. «Ириш, ну ты же не обижаешься?»
«Знаешь, Кать», – Ирина открыла окно, впуская вечернюю прохладу. – «Я устала от этого всего. От вечного ‘ты же понимаешь’, от того, что мои планы всегда на последнем месте.»
«Но я правда беременна! Мне нужен свежий воздух…»
«А мне нужно работать!» – Ирина не сдержалась, повысила голос. – «У меня важный проект, от которого зависит моё будущее. Но кого это волнует? Катя беременна – все должны прыгать вокруг неё!»
В трубке повисла тишина. Только где-то на заднем плане Паша что-то говорил про шашлыки.
«Ты… ты что, завидуешь?» – в голосе Кати появились знакомые истеричные нотки. – «Потому что я замужем и жду ребёнка, а ты…»
«Боже, Кать», – Ирина устало потёрла переносицу. – «Я не завидую. Я просто хочу жить своей жизнью. И знаешь что? Я уезжаю.»
«Куда это?»
«В Берлин. Контракт на два года, может больше.»
«Ты с ума сошла?!» – Катя почти кричала. – «А как же семья? Как же мой ребёнок? Ты же будешь тётей!»
«И что? Это не значит, что я должна положить свою жизнь к его пелёнкам.»
В этот момент в дверь позвонили. Ирина глянула в глазок – курьер с продуктами, которые она заказала ещё утром.
«Кать, мне пора. Курьер пришёл.»
«Нет, подожди! Мы не закончили…»
«Закончили», – Ирина вздохнула. – «Я завтра приеду забрать вещи с дачи. Можете жить там хоть всю жизнь. И да, передай маме – помощь с ремонтом закончилась. Раз уж я такая эгоистка – буду эгоисткой до конца.»
Она нажала «отбой» и открыла дверь курьеру. Парень в оранжевой куртке протянул пакеты:
«Тяжёлый день?»
«Не то слово», – Ирина попыталась улыбнуться. – «Спасибо.»
Разбирая продукты, она наткнулась на пачку любимого маминого чая. Машинально купила утром – привычка. В горле снова встал ком.
Телефон разрывался от сообщений. Мама, Катя, даже папа написал своё коронное «Доча, не дури». Ирина отключила звук и открыла ноутбук.
«Уважаемые коллеги из Берлина», – пальцы летали по клавиатуре. – «С радостью принимаю ваше предложение…»
За окном снова стемнело. Сухая сирень качалась на ветру, будто прощаясь. Где-то вдалеке громыхнуло – собиралась гроза.
«Надо купить зонт», – подумала Ирина. – «И новые кроссовки. И может быть, даже то красное платье из онлайн-магазина. В конце концов, теперь все деньги будут только мои.»
Она представила себя через полгода: незнакомый город, новая работа, люди, которые не знают о ней ничего – ни про вечно недовольную маму, ни про беременную сестру, ни про привычку уступать.
С кухни потянуло горелым – чёрт, она же поставила разогревать супчик! Вторая порция пиццы отправилась в мусорку следом за первой.
«Научусь готовить», – решила Ирина. – «В Берлине. И может быть, даже встречу кого-нибудь. Кого-нибудь, кто не будет начинать каждую фразу с ‘ты же понимаешь’…»
Утро следующего дня началось с головной боли и неожиданного звонка в дверь. На пороге стояла мама – с пакетом свежих булочек и таким знакомым виноватым взглядом.
«Можно войти?» – спросила она тихо, совсем не тем командным тоном, что вчера.
Ирина молча отступила в сторону. В квартире пахло растворимым кофе и недосыпом.
«Я завтрак принесла», – мама прошла на кухню, начала раскладывать булочки на тарелке. Всё как в детстве – корица с яблоками, Иринины любимые. – «Ты же наверняка опять не ела нормально…»
«Мам», – Ирина прислонилась к дверному косяку. – «Давай без этого. Я знаю, зачем ты пришла.»
Мать замерла, держа в руках чайную ложку. В утреннем свете было особенно заметно, как она постарела – новые морщинки у глаз, седина в волосах.
«Катя сказала, ты в Германию собралась», – наконец произнесла она. – «Это правда?»
«Да.»
«Но как же… А мы? А ремонт? У папы спина болит, ему помощь нужна…»
Ирина почувствовала, как внутри снова закипает злость. Всегда одно и то же – манипуляции, чувство вины, обязательства.
«Мам, давай начистоту», – она села за стол, взяла булочку. Есть не хотелось, но руки нужно было чем-то занять. – «Сколько можно? Я не ваша копилка, не жилетка для Катькиных истерик, не вечный помощник по хозяйству.»
«Мы же семья…»
«Вот именно!» – булочка рассыпалась в руках. – «Семья – это когда все друг друга поддерживают. А у нас что? Катька беременна – значит, все должны крутиться вокруг неё. У папы спина – значит, я должна отдавать half зарплаты на массаж и лекарства. А моя жизнь? Мои планы?»
«Доченька…» – мать протянула руку, пытаясь погладить её по плечу. Ирина отстранилась.
«Знаешь, сколько я получила предложений о работе за последний год? Пять! Из разных стран. Но каждый раз отказывалась – потому что как же вы без меня?»
В кухне повисла тишина. Только чайник тихо булькал, подогревая воду.
«Мы думали, тебе нравится помогать семье», – тихо сказала мать. – «Ты никогда не жаловалась…»
«Потому что это бесполезно! Вы слышите только то, что хотите слышать.»
Мать встала, подошла к окну. Тот самый куст сирени качался на ветру – единственный свидетель их разговора.
«Знаешь», – вдруг сказала она, не оборачиваясь. – «Когда ты родилась, мы с папой так боялись, что Катя будет ревновать. Она же первая, привыкла быть центром внимания. И мы… наверное, перестарались. Пытались уравновесить, компенсировать…»
«И в итоге вырастили безотказного домашнего банкомата», – горько усмехнулась Ирина.
«Прости нас», – мать повернулась, и Ирина с удивлением увидела слезы в её глазах. – «Мы правда думали, что делаем как лучше.»
«Мам…» – Ирина почувствовала, как щиплет в носу. – «Я вас люблю. Правда. Но мне нужно научиться жить своей жизнью. Без вечного чувства вины, без обязательств, без…»
«Без нас?» – тихо спросила мать.
«Нет. Просто… по-другому. На расстоянии. Может быть, тогда мы наконец-то научимся быть настоящей семьёй, а не группой людей, связанных долгами и обязательствами.»
Они проговорили ещё час. Впервые за много лет – честно, без упрёков и манипуляций. Мать рассказала, как боялась отпускать её в технический вуз – «там же одни мальчишки!». Как гордилась, когда Ира получила первую работу программистом. Как переживала, что младшая дочь всё время одна.
«Я не одна, мам», – улыбнулась Ирина. – «У меня есть я. И скоро будет новая жизнь. В Берлине.»
Когда мать ушла, Ирина долго сидела на кухне, глядя на остывший чай и недоеденные булочки. Телефон пиликнул – сообщение от Кати:
«Прости меня. Я правда хочу, чтобы ты была счастлива. И… может, приедешь на дачу в выходные? Просто так, без обязательств. Посидим, поговорим…»
Ирина улыбнулась и начала набирать ответ. Иногда нужно уехать далеко, чтобы стать по-настоящему близкими.
Выходные на даче были совсем не такими, как думала Ирина .Катя встретила её не привычными причитаниями, а тарелкой черешни и неловкой улыбкой.
«Я тут подумала…» – начала сестра, устраиваясь в старом плетёном кресле на веранде. – «Помнишь, как мы в детстве мечтали?»
Ирина помнила. Они сидели на этой же веранде, болтали ногами и придумывали своё будущее. Катя хотела быть балериной, Ира – космонавтом. Как же давно это было.
«Ты всегда была смелее», – продолжала Катя, поглаживая живот. – «Я боялась всего на свете – собак, темноты, одиночества. А ты… ты просто шла и делала.»
«И что изменилось?» – Ирина взяла горсть черешни. Ягоды были сладкими, как в детстве.
«Всё», – Катя вздохнула. – «Я вышла замуж, потому что боялась остаться одна. Забеременела, потому что ‘так надо’. А ты… ты едешь в другую страну, потому что этого хочешь ты.»
В саду пели птицы. Старая яблоня, та самая, с которой они когда-то падали, всё ещё стояла на месте. Только качели исчезли – сгнили от времени.
«Знаешь», – Ирина повернулась к сестре. – «Я ведь тоже боюсь. До ужаса. Новая страна, чужой язык…»
«Но ты всё равно едешь», – Катя улыбнулась. – «В этом вся ты.»
Они проговорили до вечера. Вспоминали детство, первые ссоры, примирения. Катя рассказала, как втайне завидовала Ириной независимости. Ирина призналась, что иногда скучала по старшей сестре – той, настоящей, которая защищала её в школе от хулиганов.
«А помнишь, как ты разбила мамину любимую вазу?» – смеялась Катя. – «И я взяла вину на себя?»
«Да, а потом месяц вымогала у меня карманные деньги за молчание», – фыркнула Ирина. – «Ты всегда была той ещё бизнесвумен!»
Когда стемнело, они перебрались в дом. Паша приготовил шашлыки, и впервые за долгое время его присутствие не раздражало Ирину. Может быть, потому что он единственный в семье не пытался её «вразумить».
«Слушай», – сказал он, переворачивая мясо. – «А научи меня каким-нибудь простым программам? А то в офисе всё автоматизировать хочу, а руки не доходят…»
«Научу», – кивнула Ирина. – «По скайпу. Из Берлина.»
«Договорились!»
Ночью, лёжа в своей старой комнате, Ирина листала рабочую почту. Немцы прислали детали релокации – список документов, варианты квартир, даже рекомендации по зимней одежде. «Берлинские зимы могут быть очень холодными…»
В дверь тихонько постучали. Катя, в старой пижаме с мишками, проскользнула в комнату.
«Не спится?» – шёпотом спросила она. – «Можно к тебе?»
Совсем как в детстве, когда она боялась грозы и прибегала к младшей сестре. Ирина подвинулась, освобождая место на кровати.
«Знаешь», – Катя устроилась рядом, положив руку на живот. – «Я хочу, чтобы мой сын был похож на тебя. Таким же смелым.»
«Хочешь, чтобы он тоже сбежал в Берлин?»
«Хочу, чтобы он умел принимать решения. Не боялся быть собой. Как его тётя.»
Они лежали в темноте, слушая сверчков за окном. Где-то вдалеке лаяла собака, шумели редкие машины.
«Я буду прилетать», – сказала Ирина. – «На Рождество, на дни рождения. И вы приезжайте. Когда малыш подрастёт…»
«Обещаешь?»
«Обещаю. Только без манипуляций, ладно? Без этого вечного ‘ты должна’?»
«Договорились», – Катя зевнула. – «Знаешь, а ведь ты правда выросла. А я и не заметила…»
Утром Ирина собрала вещи – только самое необходимое, остальное можно купить на месте. У калитки её ждало такси.
«Позвони, как доберёшься», – Катя обняла её, насколько позволял живот. – «И удачи тебе. Правда.»
В машине Ирина открыла ноутбук – работа не ждёт, даже если ты прощаешься с прошлой жизнью. На экране мигало новое письмо от немецких коллег: «С нетерпением ждём вас в команде!»
Она улыбнулась и начала печатать ответ. Впереди был Берлин, новая жизнь и – наконец-то! – свобода быть собой.
А сухая сирень у подъезда качалась на ветру, словно махая на прощание.
