В доме семьи Барышевых этой осенью происходило что-то странное.
Елена Михайловна с удивлением наблюдала, как привычный уклад их жизни начал стремительно меняться.
Алина, её двадцатипятилетняя дочь, школьный психолог, обычно пропадавшая на работе сутками, вдруг превратилась в заботливую наседку. Каждый вечер она, словно по расписанию, материализовывалась на кухне с дымящейся чашкой чая:
— Мамочка, выпей горяченького, — в голосе дочери звучали непривычно-тревожные нотки.
Женщина недоумевала. Дочь, которую раньше невозможно было затащить на семейный ужин из-за бесконечных встреч с подругами и занятий в спортзале, теперь словно приросла к дому. Конечно, она всегда радовалась, что Алина живет с ними, якобы копя на собственное жилье. Все-таки веселее, чем коротать вечера вдвоем с вечно занятым мужем.
Кстати, о муже. Виктор, прежде пропадавший на работе до полуночи, теперь возвращался ровно в шесть и с порога начинал суетиться:
— Ленусь, — ворковал супруг непривычно-ласково, — может приляжешь? Давай подушку поправлю.
Поначалу такое внимание радовало, но постепенно начало вызывать смутную тревогу.
Дочь носилась с ней, как с драгоценной реликвией. Муж превратился в героя мелодрамы. Даже будущий зять Костя, обычно не отрывающий взгляда от ноутбука, теперь смотрел на нее каким-то прощальным взглядом.
А потом начался настоящий театр абсурда.
Елена Михайловна заставала дочь за странными занятиями: то та перебирала старые мамины платья с подозрительно влажными глазами, то переписывала рецепты из потрепанной записной книжки, выспрашивая мельчайшие подробности:
— Мам, а точно пять яиц? А подливку на чем делаешь?
Женщина придирчиво разглядывала себя в зеркале. Обычное лицо сорокапятилетней женщины. Ну, морщинки, ну, седина пробивается. Не повод же для такой драмы?
Особенно раздражали эти заговорщицкие перешептывания мужа с дочерью по углам. При её появлении они замолкали на полуслове, неестественно переключаясь на обсуждение погоды.
А телефонные разговоры Виктора превратились в какую-то шпионскую игру:
— Да-да, понял… Нет, рановато… Перезвоню, — и сразу к ней с чаем, тапочками и пледом.
Вчерашний ужин стал последней каплей.
Елена Михайловна приготовила любимый борщ мужа с фасолью, испекла яблочный пирог. А эти двое сидели, гоняя еду по тарелкам и обмениваясь многозначительными взглядами. Наконец Алина не выдержала:
— Мам, — голос дочери предательски дрогнул, — может к врачу сходишь? Что-то ты бледная последнее время.
Супруг тут же подхватил:
— Точно, Лен. Я тут хорошего специалиста нашел. Давай запишу?
Прозвучало это как-то пугающе серьезно. Словно приговор, не подлежащий обжалованию.
***
Елена Михайловна с недоумением разглядывала фасад дорогой частной клиники. Виктор, впервые за много лет отпросившийся с работы, припарковал машину и как-то слишком суетливо открыл перед ней дверь.
Холл поражал своей роскошью: кожаные диваны переливались в свете дизайнерских ламп, а в углу мурлыкала дорогая кофемашина.
«Да уж, — подумала женщина, — местечко не из дешевых».
Доктор Мельников, солидный мужчина в идеально выглаженном костюме, будто собрался на прием в Кремль, потратил добрых полчаса на подробный опрос.
Елена Михайловна только пожимала плечами… что тут рассказывать? Обычная усталость, как у всех работающих людей.
— Слабость по утрам наблюдается? — деловито уточнял врач, не отрывая взгляда от монитора компьютера.
— Немного есть, — неуверенно отвечала женщина.
— Головные боли беспокоят?
— Случается… Хотя кого они сейчас не беспокоят?
— Как обстоят дела с аппетитом?
— Вроде нормально…
Каждый ответ доктор педантично заносил в компьютер, его лицо становилось все более хмурым. Наконец он повернулся к Виктору, который застыл на стуле, как натянутая струна:
— Вы правильно поступили, что обратились. Необходимо провести полное обследование. Сдать все анализы.
Супруга с удивлением наблюдала, как муж, обычно такой рассудительный в финансовых вопросах, торопливо достает бумажник и расплачивается картой. Сумма на экране терминала заставила её охнуть. На эти деньги можно было неделю нежиться на турецком побережье всей семьей.
Обратная дорога домой прошла в гнетущем молчании.
Виктор вцепился в руль побелевшими пальцами, словно боялся упустить контроль над машиной. Его лицо приобрело какое-то серое, испуганное выражение.
Дома их встретила взволнованная Алина. Девушка с порога метнулась к родителям, засыпая вопросами:
— Что сказал врач? Какие анализы назначил? Когда идти сдавать?
Её взгляд метался между отцом и матерью, а в глазах читалась плохо скрываемая тревога.
***
Жизнь Елены Михайловны превратилась в бесконечную череду медицинских процедур. Анализы, УЗИ, бесконечные очереди в кабинеты. Всё слилось в один изматывающий круговорот.
Алина настойчиво предлагала свою помощь, но мать отказывалась: гордость не позволяла признаться, что от пристальных взглядов медсестер и их таинственных перешёптываний становится не по себе.
Домашняя атмосфера тоже изменилась до неузнаваемости. По вечерам из кабинета Виктора доносились приглушенные телефонные разговоры. Однажды, проходя мимо, супруга случайно уловила странные фразы:
— Да, всё подготовлено… Нет, она пока в неведении… Разумеется, я понимаю ценность времени…
А Алина, их всегда такая энергичная дочь, теперь часами сидела над старыми фотоальбомами. Её глаза то наполнялись слезами, то светились ностальгической улыбкой:
— Мамулечка, помнишь нашу поездку на море? А это дача, да? Сколько тебе лет на этом снимке?
Как-то вечером Елена Михайловна случайно подслушала разговор дочери с Костей на кухне. Их приглушенные голоса звучали напряженно:
— Алин, может не стоит? — в голосе парня слышалось сомнение.
— Стоит, Костя. Это лучший выход для всех, — твёрдо ответила девушка.
При появлении Елены они мгновенно замолчали и больше не обмолвились ни словом.
Виктор, прежде живший только работой, теперь постоянно брал отгулы, сопровождая жену по врачам. Женщина недоумевала. Неужели обычные анализы стоят такого переполоха?
Она с болью наблюдала, как меняются ее близкие.
Алина постоянно отпрашивалась с работы ради маминых больничных походов.
Муж, раньше появлявшийся дома только для ночевки, теперь следовал за ней как тень, каждые пять минут интересуясь ее самочувствием.
Когда пришло время забирать результаты, супруг поехал сам. Вернулся он с бледным лицом и трясущимися руками. Молча протянул жене какие-то бумаги, испещренные цифрами и графиками.
Даже при своих скромных познаниях в медицине Елена поняла, что что-то не так. Все показатели, выделенные тревожным красным цветом, выходили далеко за пределы нормы.
***
Жизнь женщины превратилась в какой-то сюрреалистичный кошмар.
Виктор, словно одержимый, носился по городу в поисках лучших специалистов, выкладывая за консультации баснословные суммы. По вечерам жена видела, как он, запершись в спальне, пересчитывает их «отпускные» сбережения и судорожно проверяет балансы банковских карт.
А сама супруга никак не могла уложить в голове происходящее. Подумаешь, плохие анализы? Мало ли бывает ошибок? Самочувствие вполне нормальное, разве что усталость немного сильнее обычного, но в сорок пять это неудивительно.
***
Новая клиника поражала своим лоском. Молодой доктор, увешанный регалиями как новогодняя ёлка, с важным видом изучал ее медкарту. Стены его кабинета пестрели дипломами в дорогих рамках. После очередной серии изматывающих тестов он вынес свой вердикт:
— Елена Михайловна, вам необходима срочная госпитализация. Мы подготовим палату в нашей клинике.
— Что за чушь? — воскликнула женщина. — У меня работа, домашние дела…
— Лена, какая работа? О чем ты говоришь?
Виктор выглядел хуже, чем в девяносто восьмом, когда они потеряли все сбережения. Обратная дорога прошла в гнетущем молчании. Он гнал машину как сумасшедший, а в голове женщины крутились пугающие картинки больничных коридоров.
Алина, узнав о госпитализации, разрыдалась прямо на кухне, вцепившись в мать мертвой хваткой:
— Мамочка, мы справимся, обещаю! Я буду навещать тебя каждый день!
Елена Михайловна машинально гладила дочь по голове, как в детстве, пытаясь убедить себя, что врачи просто перестраховываются. Хотела посоветоваться с Костей: уж он-то со своими компьютерными познаниями мог бы найти информацию, но парень странно занервничал и сбежал в комнату Алины.
Подозрительные детали множились. Виктор вдруг занялся документами на квартиру, постоянно созваниваясь с каким-то юристом. Алина зачастила к нотариусу, прикрываясь рабочей необходимостью, хотя какие дела могут быть у школьного психолога с нотариусом?
Сборы в больницу напоминали подготовку к эшафоту. Супруг следил за каждым движением жены, механическим голосом напоминая:
— Не забудь тапочки… Возьми теплый халат… Зарядку для телефона положи…
Ночью, выйдя на кухню за водой, Елена Михайловна случайно услышала телефонный разговор дочери:
— Да, Маша, план работает… Нет, не подозревает… Через пару месяцев всё решится, и я смогу купить ту квартиру… Папа уже организовал документы… Завещание идеальное, мы всё продумали… Главное, чтобы мама раньше времени не догадалась…
Чашка задрожала в руках. В горле пересохло. Мысли путались. Неужели всё это время…
Нет, невозможно! Родные люди не могут… Но этот разговор, бесконечные походы по врачам, госпитализация… неужели это часть какого-то чудовищного плана?
Стоя в темной кухне, Елена Михайловна впервые по-настоящему испугалась. Но не болезни, а осознания того, что самые близкие люди могут оказаться…
Нет, она отказывалась даже думать об этом. Наверняка есть какое-то другое объяснение. Должно быть.
***
Женщина металась в постели без сна, прислушиваясь к мерному похрапыванию супруга. Каждый его вздох теперь отзывался болью, а в сознании настойчиво крутились обрывки подслушанного разговора.
«Всё идет по плану… завещание… главное, чтобы не заподозрила…»
Эти странные визиты к специалистам, внушительные суммы за консультации…. каждая деталь теперь виделась в новом свете. Храп Виктора Петровича звучал как издевательская насмешка.
Спит безмятежно, предатель, даже не подозревая о её бессоннице!
Когда часы пробили три, женщина осторожно поднялась с постели. Супруг даже не шелохнулся: намаялся, видимо, бедняжка, пока разрабатывал план её уничтожения.
В доме царила такая тишина, что шаги казались оглушительными. Проходя мимо комнаты Алины, Елена Михайловна заметила свет под дверью: не спится доченьке, должно быть, подсчитывает будущее наследство.
В кабинете мужа супруга первым делом направилась к нижнему ящику стола. Именно там Виктор Петрович, педант по натуре, хранил важные документы, аккуратно рассортированные по папкам. Теперь его маниакальная организованность сыграла против него. Дрожащими пальцами женщина принялась перебирать файлы.
Папка с её именем нашлась быстро. Внутри обнаружились подлинные результаты анализов, без единой красной пометки или пугающего диагноза. Обычные показатели: гемоглобин слегка понижен, но в целом всё в норме. Дата — две недели назад.
А те устрашающие бумаги? Вот они, здесь же — совершенно другие цифры, иные показатели. Фальсификация? Господи, они всё подстроили!
Руки задрожали так сильно, что документы посыпались на пол. Торопливо подбирая их, Елена Михайловна обнаружила выпавший конверт. Внутри него были чеки. Денежные переводы от Виктора Петровича Барышева доктору Мельникову. Суммы с пятью нулями.
За что? За ложь о «страшном диагнозе»? За то, чтобы довести её до нервного срыва?
В глазах потемнело. Женщина тяжело опустилась на край кресла, пытаясь собраться с мыслями.
Значит, вот оно что… Всё это время они… А она-то, наивная, переживала за них! Как Алиночка рыдает по ночам, как Витенька места себе не находит. А они, оказывается, разыгрывали спектакль!
В ящике обнаружилась ещё одна папка с документами на недвижимость. Свежие выписки из МФЦ, какие-то договоры… И черновик завещания: все имущество после её кончины делится между супругом и дочерью. Квартира в центре, загородный дом, автомобиль… Всё родительское наследство они уже поделили.
Неужели они настолько обезумели? Решили избавиться от неё?
На подгибающихся ногах Елена Михайловна добрела до кухни и трясущимися руками налила воды. Сделав глоток, вдруг вспомнила, как заботливо дочь поила её чаем.
«Мамулечка, я тебе травяной заварила, успокаивающий…»
А что если… Что если они добавляли что-то в напитки, чтобы ухудшить её самочувствие?
Женщину затрясло от ярости. Тридцать лет супружеской жизни оказались ложью. Все семейные фотографии, все тёплые воспоминания… фальшь?
А Алина… Боже правый, как она могла! Ради неё ночей не спала, последнее готова была отдать. А она… они…
Елена Михайловна смотрела на разложенные перед ней документы, чувствуя, как внутри всё клокочет от гнева и обиды. Значит захотели её имущества? Решили, что она такая простушка? Что ж…
В голове словно что-то переключилось. Она найдет способ наказать их. Они еще пожалеют о своём предательстве.
Хотели получить всё разом? Не выйдет! Пусть узнают, каково это, когда самые близкие люди совершают подлость за спиной.
Дрожащими руками женщина собрала все бумаги. Завтра они повезут её в больницу, полагая, что она всё ещё ни о чём не догадывается. Но план уже созрел в ее голове…
***
Елена Михайловна провела всю ночь на кухне, погруженная в воспоминания: предложение руки и сердца, рождение дочери, ее первые шаги, школьные годы, поступление в институт… Двадцать семь лет семейной жизни рассыпались в прах за одну ночь.
Около семи утра на кухню вошел заспанный Виктор Петрович, за ним показалась Алина. Оба застыли в недоумении.
– Дорогая, почему не спишь? Тебе же сегодня в больницу…
– Да, мамочка, тебе нужно отдохнуть…
Елена Михайловна молча изучала их лица, отмечая, как естественно звучит их наигранная забота. Супруг засуетился у плиты:
– Сейчас кашку приготовлю, тебе нужно поесть перед…
– Как спалось? – резко прервала его жена. – Совесть не тревожила?
Они застыли, обменявшись быстрыми взглядами.
– Лен, о чём ты?
– Мама, что произошло?
– Объясните, – женщина положила на стол папку с документами, – вам действительно так необходимы моя квартира и дача? Настолько, что решились на подобную подлость?
Алина побледнела, а Виктор Петрович нервно дернулся:
– Лена, что ты говоришь…
– Садитесь оба. Будем разговаривать.
Они опустились на стулья с выражением испуга и растерянности на лицах, продолжая играть свои роли.
– Знаете, я провела ночь в размышлениях. Думала, может ошибаюсь? Не могут родные люди желать моей кончины из-за денег.
– Мамочка, что ты…
– Замолчи! – оборвала женщина дочь. – Я слышала твой разговор. Про «план», про будущую «состоятельную мадам». Про наследство. А потом обнаружила вот это…
Елена Михайловна достала подлинные анализы:
– Всё в норме. Легкая анемия, не более. А вот фальшивые результаты. И квитанции для доктора Мельникова. Сколько заплатили за ложь, Витя? Хватило пятисот тысяч?
Супруг вскочил с места:
– Лена, всё не так! Мы хотели…
– Чего именно? – в голосе жены зазвенела ярость. – Запугать выдуманной болезнью? Спровоцировать инфаркт? Или в больнице готовили что-то серьёзнее?
– Мама, нет! – Алина зарыдала. – Мы только хотели переоформления имущества… Для безопасности…
– Безопасности?! – Елена Михайловна громко рассмеялась. – От кого? От меня? Значит недвижимость дороже родной матери?
– Лена, выслушай…
– Нет, теперь вы слушайте! – она швырнула папку в их сторону. – Я всё поняла про ваши душевные беседы, показную заботу, фальшивые слёзы. Двадцать семь лет насмарку! Я же любила вас… Верила…
Голос дрогнул. Алина рванулась к матери:
– Мамочка, прости! Это моя вина, я придумала! Папа сперва отказывался…
– Не прикасайся ко мне! Я хотела обратиться в полицию. Они быстро разобрались бы с поддельными диагнозами и мошенничеством. Но решила поступить иначе.
Женщина выпрямилась, глядя на их искаженные лица:
– Я вычеркиваю вас из жизни. Навсегда. Для меня вы мертвы. У вас час на сборы.
Муж и дочь осознали необратимость момента. Молча собрали вещи. У порога Алина обернулась:
– Мамочка…
– У меня больше нет дочери. Прощайте.
Дверь захлопнулась. Дрожащими руками Елена Михайловна набрала номер слесаря. Затем принялась удалять их контакты из телефона, блокировать в социальных сетях. По щекам катились слёзы, но она не стирала их.
К вечеру квартира погрузилась в непривычную тишину. Двадцать семь лет семейной жизни завершились. Но женщина ощутила странное облегчение, словно освободилась от тяжкого бремени. Завтра начнется новый этап. Без лжи и предательства.
Она справится. Она сильная.
А они… пусть живут со своей виной. Это станет их карой. Помнить о том, как предали родного человека ради денег. И осознавать, что второго шанса не будет.
