Тамара остановилась у подъезда, тяжело вздохнула и достала телефон. Промозглый октябрьский ветер пробирал до костей, швыряя в лицо мелкую морось. Она поплотнее запахнула воротник пальто и взглянула на экран.
Номер Марии Степановны высветился в списке контактов, будто насмехаясь над её решимостью оставить прошлое позади. Три года назад она удалила все контакты, связанные с бывшим мужем, но этот почему-то оставила. Сама не понимала, почему. Палец завис над кнопкой вызова. Разговор с Ниной, соседкой Марии Степановны, не выходил из головы.
— Совсем плоха стала, третий день из квартиры не выходит, — причитала Нина по телефону голосом, напоминающим скрип несмазанной петли. — Раньше хоть в магазин ковыляла, а теперь… Сама знаешь, возраст. Семьдесят восемь — не шутки. А Василий твой где-то на Севере вкалывает, даже не звонит матери. Хоть бы справился, как она там! Давление у неё скачет, еле ходит. В прошлый четверг я зашла, так она на кухне сидит, белая как стена. Думала, всё, «скорую» вызывать придётся.
— Во-первых, он уже не мой, — отрезала Тамара, чувствуя, как внутри поднимается глухое раздражение. — А во-вторых, почему вы мне звоните? Мы с Марией Степановной даже не родственники.
— А кому ещё? — всплеснула руками Нина, как будто Тамара могла видеть этот жест через телефон. — У Марии Степановны кроме сына никого. Племянница в Австралии, и той до лампочки, что с тёткой происходит. А ты всё-таки пять лет была ей невесткой. Она же к тебе всегда как к родной относилась, сама знаешь.
— Три года, — машинально поправила Тамара, удивляясь, почему это так важно. — Мы прожили вместе три года. И это было давно.
— Какая разница? — не унималась Нина. — Три, пять… Для неё это не имеет значения. Она о тебе до сих пор как о родной дочери говорит. На прошлой неделе поминала, как ты ей помогала с консервацией, когда руки у неё отнялись от артрита. Всё причитала: «Золотые руки у Тамарочки, душевная она». Ты уж проведай её, Тамарочка. Жалко старушку. Одна как перст в четырёх стенах. Василию твоему, видать, не до матери.
— Он не мой, — снова поправила Тамара, но уже без прежней категоричности.
Тамара сбросила вызов и уставилась на мокрую улицу сквозь запотевшее стекло подъезда. Она уже развернулась, чтобы уйти, когда вспомнила, как три года назад Мария Степановна принесла ей горячий бульон, когда Тамара слегла с воспалением лёгких. Василий был в командировке, температура под сорок, а эта женщина ежедневно приезжала с другого конца города, чтобы накормить, напоить лекарствами и просто посидеть рядом, когда было особенно плохо.
«Чёрт с ней, с Ниной. Надо хотя бы проверить, как там Мария Степановна на самом деле,» — подумала Тамара, снова доставая телефон.
Но звонить не стала. Сунула телефон в карман и вышла под дождь. Всю ночь потом не могла заснуть. Воспоминания нахлынули, как волны во время шторма — неудержимо и мощно.
Мария Степановна, в отличие от большинства свекровей из анекдотов, была удивительно тактичной женщиной. Никогда не лезла с советами, не критиковала невестку, помогала по хозяйству, когда приезжала в гости. А ещё она всегда заступалась за Тамару перед сыном и никогда не упрекала, что у них нет детей. Даже когда соседки судачили о «пустой невестке», Мария Степановна отбривала их так, что больше никто не смел и заикнуться на эту тему.
«Мои внуки — это ваше дело? Нет? Вот и не суйте свои корявые носы, куда не просят,» — отчеканивала она своим твёрдым, с хрипотцой голосом, от которого даже самые языкастые соседки прикусывали языки.
С детьми была отдельная история. Через год после свадьбы Тамара с Василием решили завести ребенка. Но не получалось. Обследовались, лечились, снова пытались. Безрезультатно.
«Если Бог не даёт своего, значит, где-то есть чужой, который ждёт, чтобы стать вашим,» — говорила Мария Степановна, когда Тамара, измученная очередной неудачной попыткой, рыдала у неё на плече.
Слова эти запали Тамаре в душу. Она начала собирать информацию о детских домах, об усыновлении, о том, как стать приёмными родителями. Строила планы, мечтала, представляла, как они с Василием заберут малыша, который станет центром их мира.
Когда врачи вынесли окончательный вердикт — у Василия нет шансов стать биологическим отцом, — Тамара, уже подготовленная морально, предложила усыновление. И тут её ждал удар, которого она никак не ожидала. Василий наотрез отказался.
— Я не готов растить чужого ребенка, — сказал он тогда, глядя куда-то мимо неё, в угол комнаты. — Пойми, для меня это… сложно.
— Почему сложно? — не понимала Тамара. — Мы будем любить его, заботиться о нём. Он станет нашим, родным.
— Не станет, — упрямо качал головой Василий. — Для тебя, может быть, да. А для меня… Я каждый день буду смотреть на него и думать, что не смог сам, что неполноценный.
— Какой же ты эгоист! — вспыхнула тогда Тамара. — Ребёнку нужна семья, любовь, а ты о своих комплексах думаешь!
— Я не эгоист, — тихо ответил Василий. — Я просто честен с собой. И с тобой. Лучше сразу сказать, чем потом… мучиться обоим.
Тамара не понимала. Для неё любой ребенок, которого они взяли бы в семью, стал бы родным. Она пыталась переубедить мужа, приводила примеры счастливых семей с приёмными детьми, показывала статьи, даже предлагала сходить на консультацию к психологу. Но Василий оставался непреклонен.
— Мне нужно время, — говорил он. — Может быть, позже, но не сейчас.
Полтора года ушло на бесконечные разговоры и споры, после которых они решили расстаться. Без скандалов, битья посуды и дележа имущества. Просто разошлись, осознав, что их жизненные цели несовместимы.
— Ты заслуживаешь семью, детей, — сказал Василий в последний вечер, когда они сидели на кухне с недопитым чаем. — А со мной этого не будет. По крайней мере, сейчас.
— А может, ещё не всё потеряно? — спросила Тамара, хватаясь за последнюю соломинку. — Медицина не стоит на месте…
— Нет, Тома, — покачал головой Василий. — Врачи были однозначны. Это бесперспективно.
После развода Мария Степановна несколько раз звонила, интересовалась, как Тамара устроилась на новом месте. Предлагала помощь, звала в гости «просто так, без всяких обязательств». А потом контакты постепенно сошли на нет. Тамара погрузилась в работу, пыталась строить новые отношения, но каждый раз что-то не складывалось. То ли сама не была готова, то ли не встречались подходящие мужчины.
Изредка она видела Василия — город небольшой, случайные встречи неизбежны. Он кивал ей издалека, она отвечала тем же. Но ни разу они не заговорили, не сделали шаг навстречу друг другу. Казалось, оба боялись разрушить хрупкое равновесие, которое с таким трудом обрели после расставания.
И вот теперь, три года спустя, холодным октябрьским утром Тамара стояла у знакомого подъезда, сжимая в руке пакет с продуктами и лекарствами. Она купила всё, что обычно любила Мария Степановна: творог определённой марки, яблоки сорта «Семеренко», травяной чай с мятой и мелиссой. И почему-то помнила все эти мелочи, хотя прошло столько лет.
Нажав на кнопку домофона, Тамара несколько раз набрала номер квартиры, но ответа не последовало. Неужели Нина преувеличила, и с Марией Степановной всё в порядке? Может, она просто вышла в магазин или в аптеку?
К счастью, из подъезда вышла какая-то женщина, и Тамара проскользнула внутрь. Поднялась на пятый этаж, постояла у знакомой двери, собираясь с духом, и нажала на звонок.
Дверь ей открыла не сразу. Тамара уже собиралась уходить, когда услышала шаркающие шаги и щелчок замка.
— Господи, Тамарочка! — Мария Степановна застыла на пороге, держась за дверной косяк. — Какими судьбами?
В её голосе не было ни удивления, ни недовольства — только искренняя радость, словно визит бывшей невестки был самым естественным событием в мире.
Тамара с трудом сдержала возглас удивления. Перед ней стояла не та энергичная, подтянутая женщина, которую она помнила. Мария Степановна сильно похудела, лицо осунулось, а глаза, когда-то ясные и живые, теперь смотрели тускло, с какой-то затаённой болью. Домашний халат, всегда аккуратный и отглаженный, теперь висел мешком на исхудавшей фигуре. Седые волосы, обычно собранные в аккуратный пучок, были небрежно заколоты шпильками.
— Проходи, миленькая, проходи, — засуетилась старушка, пропуская Тамару в квартиру. — Не ждала гостей, извини за беспорядок. Я бы прибралась, если б знала, что ты придёшь.
Она говорила быстро, словно боялась, что Тамара развернётся и уйдёт, если дать ей время подумать. И всё время придерживалась рукой за стену, будто боялась упасть.
— Ниночка тебе позвонила, да? — спросила Мария Степановна, ковыляя впереди Тамары по коридору. — Эта кумушка вечно всех на уши поднимает. И чего звонила? Ничего со мной страшного, обычная старость. У всех так.
В квартире было чисто, но чувствовалось, что хозяйка уже не справляется с домашними делами так, как раньше. В воздухе витал лёгкий запах пыли и лекарств. На журнальном столике громоздились коробочки и пузырьки с таблетками. В углу гостиной стоял старенький телевизор, работающий на минимальной громкости — единственный признак жизни в этой застывшей квартире.
Тамара прошла на кухню, поставила пакет на стол и начала выкладывать продукты. Руки действовали механически, а в голове роились мысли. Как могла Мария Степановна так сдать за три года? Ей ведь всего семьдесят восемь — не такой уж преклонный возраст по нынешним меркам. И где Василий? Как он мог оставить мать в таком состоянии?
— Ниночка позвонила? — понимающе кивнула Мария Степановна, наблюдая за действиями бывшей невестки. — Я ей говорила, что не надо никого беспокоить. Справлюсь как-нибудь. У меня вон таблеток целая армия, — она махнула рукой в сторону кухонного шкафчика. — От давления, от сердца, от головы… От всего, кроме старости.
— Да, Нина сказала, что вам нездоровится, — подтвердила Тамара, стараясь говорить ровно. — Решила проведать.
— И правильно, что пришла, — неожиданно твёрдо сказала Мария Степановна. — Я ведь скучала по тебе, Тамарочка. Часто вспоминала. Думала позвонить, да всё боялась, что не к месту будет. Всё-таки бывшая свекровь… не самый желанный гость в жизни.
Она помолчала, рассматривая Тамару с какой-то затаённой нежностью.
— Похорошела ты, — наконец произнесла старушка. — Стрижка эта тебе к лицу. И глаза… спокойнее стали. Значит, жизнь наладилась? Замуж не вышла ещё?
— Нет, — покачала головой Тамара. — Как-то не сложилось.
— Ну, ещё сложится, — уверенно кивнула Мария Степановна. — Такая девушка долго одна не останется… А Васенька на вахте, на Ямале, — словно оправдываясь, произнесла Мария Степановна, резко меняя тему. — Третий месяц пошёл. Звонит редко, но деньги присылает исправно. Без денег не сижу, не переживай.
Она сказала это с таким видом, будто самое важное для Тамары — знать, что бывшая свекровь материально обеспечена.
— Мария Степановна, деньги — это, конечно, хорошо, — осторожно начала Тамара, разглядывая бледное лицо старушки. — Но вам сейчас, похоже, не столько деньги нужны, сколько уход. Нина говорит, вы из дома почти не выходите.
— Да что мне делать на улице? — отмахнулась старушка. — Погода дрянь, ноги не идут, в магазин через дорогу — целое путешествие. Намедни вышла за хлебом, так еле до дома добралась. Голова закружилась, чуть не упала прямо на улице. Стыдоба какая была бы.
Она говорила легко, будто о пустяках, но Тамара видела, что за этой бравадой скрывается страх. Страх одиночества, беспомощности, зависимости от чужой помощи.
— Знаете что, — решительно сказала Тамара, — я останусь у вас на пару дней. Если вы не против, конечно.
— Что ты, девочка, что ты! Зачем тебе со старухой время терять? — всполошилась Мария Степановна. — У тебя своя жизнь, работа, наверное. А я… привыкла уже одна.
— Работа подождёт, — отрезала Тамара. — У меня отгулы накопились, давно собиралась взять. А вам сейчас помощь нужна, это я вижу.
Она и сама не понимала, что на неё нашло. Ещё вчера думала лишь заглянуть на полчаса, проверить, как там бывшая свекровь, и со спокойной совестью вернуться к своей жизни. А сейчас…
— Если вам неудобно, что это я, то можно вызвать сиделку, — добавила она, видя сомнение на лице Марии Степановны. — Есть специальные службы.
— Сиделку? — в глазах старушки мелькнул испуг. — Нет, ни за что. Чужого человека в дом? Да я лучше… А, ладно. Оставайся, если хочешь. Только постель тебе чистую надо, а я не успела бельё постирать. Сил не хватает.
Тамара улыбнулась. В этом была вся Мария Степановна — не беспокоиться о том, что еле на ногах стоит, но переживать из-за несвежего постельного белья.
Так и получилось, что Тамара задержалась не на два дня, а на целую неделю. Она приготовила обеды и ужины на неделю вперёд, навела порядок в квартире, сходила с Марией Степановной к врачу и получила список лекарств, которые нужно было принимать регулярно. А еще вызвала сиделку, которая должна была приходить трижды в неделю.
— Не нужна мне никакая сиделка, — возмущалась Мария Степановна, но потом смирилась, когда Тамара познакомила её с Еленой Петровной,
Тамара стала заезжать к бывшей свекрови два-три раза в неделю. Проверяла, как действуют лекарства, выполняет ли сиделка свои обязанности, готовила что-нибудь вкусное.
Постепенно Мария Степановна пошла на поправку. Перестало скакать давление, вернулся аппетит, и даже в глазах появился прежний блеск.
— Без тебя я бы, наверное, не выкарабкалась, — призналась она однажды. — Знаешь, Тамара, я всегда жалела, что вы с Васей расстались. Ты была ему хорошей женой.
— А он мне хорошим мужем, — пожала плечами Тамара. — Просто у нас разные взгляды на жизнь.
В начале мая, когда Василий должен был вернуться с вахты, Тамара решила, что её миссия окончена. Мария Степановна чувствовала себя значительно лучше, сиделка исправно выполняла свои обязанности, а сын скоро будет рядом с матерью.
Однако судьба распорядилась иначе. За день до предполагаемого приезда Василия раздался звонок.
— Тамара, это я, — голос бывшего мужа звучал устало. — Мне тут ещё на месяц продлили контракт. Срочный заказ, отказаться не могу. Как мама?
— Значительно лучше, — сухо ответила Тамара. — Но ей нужен постоянный уход. Сиделка приходит только трижды в неделю.
— Слушай, я знаю, это странная просьба… — замялся Василий. — Но не могла бы ты… ещё немного… Я заплачу, конечно…
А через день она смотрела ему прямо в глаза.
— Вася, мы три года как развелись, почему я должна помогать твоей маме? — смотрела на бывшего мужа Тамара, которая на следующий день встретила его в аэропорту, хотя он сказал, что не приедет.
Василий стоял перед ней, осунувшийся, похудевший, с каким-то совершенно потухшим взглядом. Совсем не такой, каким она его помнила — уверенного в себе, с лёгкой улыбкой и точным, чуть насмешливым взглядом.
— Не должна, конечно, — тихо ответил он. — Но я никого больше не знаю, кому бы доверил маму.
— А сам? — спросила Тамара.
— Я только на сутки прилетел, — он опустил глаза. — Решил кое-какие вопросы по документам и обратно.
Тамара молча смотрела на бывшего мужа, пытаясь понять, что происходит на самом деле. Что-то не складывалось в этой истории.
— Врешь, — наконец сказала она. — Никакого продления контракта нет. Ты просто не хочешь заботиться о матери. Проще свалить это на бывшую жену, да?
— Нет, Тома, всё не так, — он невесело усмехнулся. — Я на вахту езжу не потому, что мне там нравится или денег хочется побольше заработать. Я лечусь.
— Что? — Тамара опешила.
— Помнишь, врачи сказали, что у меня нет шансов стать отцом? — он посмотрел ей прямо в глаза. — Так вот, это не совсем так. Есть одна клиника в Израиле, они берутся за сложные случаи. Но лечение стоит безумных денег. Я копил все эти годы. И сейчас уже начал курс. Вот туда и лечу завтра.
Тамара почувствовала, как земля уходит из-под ног. Всё это время, все три года после развода, он пытался решить проблему, из-за которой они расстались. И никому не сказал, даже матери.
— Почему ты мне ничего не говорил? — выдавила она.
— А что бы это изменило? — пожал плечами Василий. — Мы уже разошлись. Ты наверняка встречаешься с кем-то, строишь планы.
— Нет, — покачала головой Тамара. — Не встречаюсь и планов особых нет.
Они долго сидели в кафе аэропорта. Говорили о Марии Степановне, о работе, о жизни за эти три года. И постепенно Тамара чувствовала, как рушится стена, которую она так старательно возводила всё это время между прошлым и настоящим.
— А усыновление? — спросила она. — Ты по-прежнему против?
— Нет, — ответил Василий после паузы. — Понял, что был неправ. Просто… хотел сначала все возможности использовать. Чтобы потом не жалеть и не винить себя.
На следующий день провожая его на рейс, Тамара внезапно спросила:
— Ты правда думаешь, что я хорошая жена?
— Была, — поправил Василий. — И да, я так думаю. Прости, что всё так получилось.
Он улетел, а Тамара продолжала заботиться о Марии Степановне. Не из чувства долга, не из жалости, а… Она сама не могла объяснить, почему. Может быть, из-за того, что теперь видела всю картину целиком. Может быть, потому что за эти недели снова привязалась к этой мужественной, тактичной женщине, которая относилась к ней как к дочери.
Звонки от Василия стали приходить чаще. Сначала они говорили только о здоровье Марии Степановны, потом темы разговоров расширились. Он рассказывал о лечении, о прогнозах врачей, которые становились всё более оптимистичными.
А ещё через два месяца Василий вернулся насовсем. Вошёл в квартиру матери без предупреждения, когда Тамара готовила ужин, и молча обнял её сзади.
— Доктора сказали, шансы хорошие, — прошептал он ей на ухо. — Не стопроцентные, но вполне реальные.
Тамара повернулась к нему, и что-то дрогнуло в груди от его взгляда — открытого, полного надежды и какого-то нового, незнакомого ей чувства.
— А если не получится? — тихо спросила она.
— Тогда, — он взял её руки в свои, — мы возьмём ребенка из детского дома. Или двух. Если, конечно, ты… ты всё ещё хочешь быть со мной?
Мария Степановна, появившаяся в дверях кухни, замерла, боясь нарушить момент. А потом медленно вернулась в свою комнату, шепча что-то подозрительно похожее на молитву.
Ответ Тамары она не услышала. Но по тому, как засиял взгляд сына, когда он вошёл к ней немного позже, догадалась, что всё будет хорошо. Лучше, чем она могла надеяться.
Жизнь совершила неожиданный поворот, соединив разорванные три года назад нити. И теперь им предстояло сплести из них новую, прочную ткань — непохожую на прежнюю, но от этого не менее крепкую.
В тот вечер, сидя втроём за столом, они впервые за долгое время говорили о будущем. О совместном будущем, в котором хватит места и для новой жизни, о которой они так мечтали, и для той безусловной любви, что помогла им найти путь друг к другу снова.
